Anamnesis vitae. История жизни - Александр Мишкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Похоже, да. Помоги-ка! – я взялся за холодные плечи.
С трудом мы перевернули тело. Никаких сомнений теперь не осталось: женщина мертва и уже давно: лицо, грудь и живот утопленницы покрывали характерные багровые пятна. Я напряг память, вспоминая курс судебной медицины. Если ничего не путаю, трупные пятна появляются через два часа после смерти.
– Док, это что? – хриплым шёпотом спросил Кешка, тыча пальцем куда-то вниз.
Я проследил взлядом и почувствовал, как ледяной холод, сковавший ноги, вдруг скакнул вверх и вцепился мне в грудь, заставив замереть сердце…
Трусики несчастной оказались спущенными до середины бёдер. А чуть выше, между ног, виднелась синеватая, сморщенная, покрытая редкими волосиками, головка младенца.
Кешка издал утробный звук и, зажав обеими руками рот, помчался к берегу. Я – за ним. Почти одновременно мы выбралсь на сушу и упали на четвереньки.
Тошнило нас долго. Причём я совершенно не понимал, откуда во мне взялись такие резервы. Странным образом именно этот вопрос, а не наша страшная находка, завладел моим сознанием.
– Она что, в воде родила и утонула? – придя в себя, спросил Кешка.
Я пожал плечами:
– Там мелко, как она утонуть могла? Может, решила воды напиться, наклонилась, а тут схватки начались. Она от боли сознание потеряла, упала и захлебнулась. Может, сердце слабое было: не выдержало перепада температур… Или ещё что. Вскрытие нужно делать. Экспертиза нужна. А так гадать – дело неблагодарное.
– И что нам теперь делать?
– Милицию надо вызывать.
– Участкового нашего, что ли?
– Наверное. Он же у вас тут всю милицию представляет?
– Ну да, он, Семён Михалыч. Суровый мужик! – с неподдельным трепетом сообщил мне Кешка.
– Так давай звать твоего сурового мужика. Вот только как? – вдруг озадачился я, поняв, что на ближайших соснах телефонов-автоматов нет.
– Так у нас же рация в машине! – небрежно пожал плечами Иннокентий и побрёл по воде к УАЗику.
Я оторопело поглядел ему вслед. Оказывается, у меня теперь есть доступ к передовым средствам связи?! В положении и.о. главврача Кобельковской сельской больницы начали проявляться некоторые прелести.
Отойдя от ступора, я зашлёпал вслед за Кешкой.
7 сентября 1987 года, Ноябрьский район, 15—40.– Как думаешь, Палыч, Нинка почему утонула? – после долгого молчания вопрос Семёна Михалыча заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
– Трудно сказать. Молодая женщина, на вид здоровая, крепкая… Вскрытие, возможно, что-то прояснит, – выбираясь из задумчивости, пробормотал я.
И встрепенулся:
– Нинка?!
– Нинка Смурякова. Наша она, из Кобельков. Сразу после школы в область умотала, поступила в политех, кажется: отучилась, да так в Нерограде и осталась. Замуж сходила ненадолго, потом развелась. В какие-то начальницы выбилась, к родителям в Кобельки редко заглядывала. Я её последний раз года три назад видел, – объяснил участковый.
«Суровый мужик» Семён Михалыч оказался чуть старше меня. Длинный, худой парень в форме лейтенанта милиции приехал на место происшествия через час после нашего вызова. И тоже на УАЗике. На классическом милицейском «воронке» с синей полоской по бортам, зарешёченной задней дверцей и даже с мигалкой на крыше.
Скупо кивнув, выслушав наш рассказ, участковый внимательно осмотрел тело и вернулся к своей машине. Негромко сказал что-то в рацию, выслушал ответ и ткнул пальцем в Кешку:
– Значит так: ты, Иннокентий, сейчас отвезёшь труп в ЦРБ, в морг. Там уже в курсе…
– Михалыч, да ты что?! Не повезу я покойницу, не проси даже! Да и вообще… мне доктора надо доставить! – замахал руками мой верный водитель, бледнея на глазах.
– Доктора я сам доставлю.
– Всё равно! Не повезу труп, хоть убей! У тебя машина есть, сам и вези! – храбро пискнул Кешка.
Семён Михалыч подошёл к нему вплотную и навис:
– Иннокентий! – ласковым тоном, от которого почему-то захотелось сходить повеситься в чаще, начал участковый, – Ну посуди сам, дружок, как я повезу? Лежачих мест у меня в машине нет, только сидячие. Ты видел когда-нибудь, чтобы трупы ездили сидя?
Кеша отрицательно помотал головой.
– И я не видел. Зато видел, как они ездят лёжа. Вот мы сейчас все вместе, аккуратненько так, уложим покойницу на носилки в твою машину. В салон, стало быть. А ты, Иннокентий, сядешь в кабину и поедешь. В морге сдашь тело и мне доложишь по рации о выполнении. Вопросы есть?
Кешка икнул.
– Вопросов нет. Приступаем к выполнению первой части задачи. Док, ты нам поможешь?
Втроём мы в конце концов загрузили тело в салон «санитарки». Бледный Кеша сел за руль.
– Давай, Иннокентий! Мы в тебя верим! – ободряюще заявил Михалыч и с размаху хлопнул ладонью по борту УАЗика.
Кешка вздрогнул и даванул на газ. Машина запрыгала к берегу и скрылась в лесу.
Участковый вздохнул и покачал головой:
– Молодёжь… – философски произнёс он.
Так мы и ехали с «суровым мужиком»: молча, думая каждый о своём. Пока Михалыч не начал разговор про утопленницу.
– Долго едем. Кешка говорил, есть какая-то короткая дорога, через брод. А мы опять на грейдер выехали, – заметил я.
Участковый усмехнулся:
– Кешка, конечно, водитель хороший, спору нет. Но – безголовый. Ты, Палыч, построже с ним… и поосторожнее. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволяй ему ехать «короткой дорогой». В лучшем случае – опоздаешь на пару часов. В худшем – очнёшься в гипсе… если очнёшься.
– Добрый ты, лейтенант, – пробормотал я, ёжась и вспоминая, как выпадал из машины.
– Мудрый я, – скромно констатировал Михалыч, – И Кешку знаю, как облупленного.
Дорога резко свернула направо и за лесополосой открылась деревня.
– Приехали. Вот они, наши Кобельки! – с улыбкой и даже, как мне показалось, с некоторой гордостью, объявил лейтенант.
Кобельки не производили впечатления мегаполиса. На берегу здоровенного озера – пара десятков домов (или изб, как там правильно-то?); в геометрическом центре деревни – непонятное строение с колоннами по фасаду и неразличимой отсюда вывеской. Поодаль особняком стояли небольшая церковь и приземистое одноэтажное здание, сильно смахивающее на барак.
– А вон и больница! – палец участкового указывал в аккурат на него.
Я вздохнул. А чего, собственно, можно было ожидать от сельской участковой больницы? Бревенчатый барак, построенный по проекту местного архитектора дяди Пети в прошлом или позапрошлом веке… Впрочем, вряд ли: такая хибара столько не простоит.
– Больница была построена в конце девятнадцатого века! – гордо заявил Михалыч.
Я присвистнул: надо же, умели предки строить!
– Правда, сначала она была конюшней… – закончил экскурс в прошлое лейтенант и, зарулив в просторный больничный двор, остановил машину перед покосившимся крыльцом. Главврач Светин П. П. прибыл в свои владения.
– Ну, Палыч, удачи тебе. Знакомься пока с персоналом, осваивайся, а я в район поеду. Узнаю, что там на вскрытии. А ты – принимай хозяйство! – участковый несколько раз нажал на клаксон.
«Воронок» противно крякнул. Дверь с гордой надписью «Приёмное отделение» распахнулась и из полумрака древнего строения повалил народ.
Спустя минуту перед крыльцом выстроилась неровная шеренга встречающих в количестве пяти голов. Во главе строя оказался приземистый мужичок лет тридцати, облачённый в явно большой ему белый халат.
– Здравствуйте, доктор! А мы вас ждали! – радостно улыбаясь, прокричал он.
Я опомнился и выпрыгнул из машины. Мужичок тут же оказался рядом, вцепился в мою руку обеими своими и принялся энергично её трясти:
– Позвольте представиться: Антон Иваныч, здешний фельдшер. А вас как величать? Вы не представляете, как мы рады: пятый год уже без доктора! Нам, как из района-то позвонили, что вы едете, так мы даже и не поверили сначала. Думали, может шутит кто. Ан нет, не шутили, оказывается. А вы к нам как: насовсем, или…
– Или! – я решил прервать словесный поток восторженного фельдшера, – Я к вам на два месяца, по направлению облздравотдела. А величать меня – Пал Палыч Светин.
– Очень приятно! – улыбнулась мне красивая статная дама лет сорока – сорока пяти, тоже при халате, – А я – Мария Глебовна, акушерка. Семья-то с вами не приедет?
Я улыбнулся в ответ и отрицательно покачал головой. Попытка выяснить моё семейное положение была весьма прозрачной, но эффективной:
– Не женат я. Пока. Так что семья не приедет ввиду отсутствия оной.
– Как же так: такой интересный мужчина – и не женат?! – радостно возмутилась Мария Глебовна и медленно пошла на меня грудью (весьма нешуточной, надо заметить!), – Так мы это поправим!
– Машка, доктор, ежели захочет, сам всё поправит! – между мной и надвигающейся акушеркой возникла маленькая, худющая пожилая тётка. В белом халате, разумеется.