В ноздре пирамидона - Петр Капкин

Целую, твоя Люси.

Поздравляю, желаю счастья. Восхищен твоим умом.

Не твой Михаил.

P.S. Не приеду совсем. Я тоже нашел здесь одну даму - богатую и независимую. Надеюсь с помощью ее капиталов быстро закончить здешние дела.

Михаил, если ты собрался жениться, то не делай этого, - я пошутила в предыдущем письме. Глупо и неудачно. Я по-прежнему жду тебя, дорогой мой человек.

Твоя Людмила.

Люси! Не дури. Раз уж вышла замуж, так вышла. А я хоть и тоже тебе напридумал про свою даму, но к тебе не приеду. Не нашел пока (даму), но надеюсь найти: богатую и образованную в отличие от тебя, которая путает Софокла с Периклом.

Михаил.

P.S. Не пиши больше. Твои письма буду рвать.

Утром квартирная хозяйка мадам Бюшо, как обычно, обходила своих постояльцев. Комната No 42 Люси Иванофф была заперта. На стук никто не отозвался. Прибывшие полицейские взломали дверь. В грязной темной комнате на железной кровати лежала мертвая постоялица. При осмотре было найдено письмо:

Прощай, Миша!

Я так тебя любила, а сейчас люблю, кажется, еще больше. С получением последнего твоего письма жизнь для меня потеряла смысл.

Людмила.

Была также найдена записка к хозяйке:

Мадам, прошу Вас запечатать письмо и отправить его по такому адресу: Михаилу Кутузкину, 335, отель "Наполи", Неаполь.

Письмо было отправлено.

Через месяц после смерти постоялицы 42-го номера в гостиницу приехал бородатый блондин с небольшим саквояжем. Представившись хозяйке Михаилом Кутузкиным, другом ее бывшей постоялицы, Кутузкин получил разрешение поглядеть на последний приют (как он выразился) своей подруги. 42-й номер был на последнем, седьмом этаже. "Темный, но чистый", - отметил про себя Кутузкин. Через весь номер из угла в угол была протянута веревка, на которой висели наволочки и простыни. "Здесь теперь белье сушим, - сказала хозяйка, заметив, что Кутузкин смотрит на веревку, - комнату теперь уж никто не снимает, городок маленький, люди глупы и суеверны", - говорила хозяйка, как бы оправдываясь.

"Белье как белье", - хмыкнул Кутузкин и вышел из номера.

ЧУЛКОВСКИЙ И КОТ

Небо было сурово-сиреневое. Пахло аэропортом. Чулковский сидел на лавочке, читал еженедельник. Из людей больше никого не было. Из зверей грязно-белый облезлый кот. Кот сидел на ворохе листьев: больной или побитый. На Чулковского не смотрел, а смотрел куда-то внутрь себя, как художник или покойник. Чулковский испугался. Спрятался в газету. В мозгу зашевелились глупые фантастические мысленки: "А вдруг этот кот - злой дух? Или просто бешеный? Царапнет - и сорок уколов". А уколы ему Чулковскому, человеку со слабым сердцем, - смерть. Чулковский осторожно повернул кисть посмотреть, который час, - десять тридцать - светились цифры на табло. "Пора идти", - подумал Чулковский, но встать не мог. Боялся пошевелиться. Принялся читать давно известную статью, глупую и амбициозную: "Проблема положительного героя в современной литературе". Чулковский читал механически, бессмысленно шевеля губами. "Многие литераторы, - писал автор статьи, - злоупотребляют фантастическими элементами и эротическими моментами", - прочитал Чулковский неожиданно вслух. Прочитал - опомнился, вскинул глаза - кот смотрел прямо на него, осмысленно и строго. "Кис-кис", - робко сказал Чулковский. "Дурак", - сказал кот просто, будто прочитал в толковом словаре, и Чулковскому показалось, что за этим последует пространное определение сказанного слова, но кот встал на ноги, повернулся и заковылял в сторону пруда. Правая задняя лапа висела плетью. Небо было сурово-сиреневым.

СЛУЧАЙ С ДУРАКИНЫМ

Однажды Дуракин поехал в командировку в Калужскую область, городок Чисто-Плюйск. Ночевать его определили в гостиницу "Заря Победы".

Вечером, сидя в кресле перед телевизором, Дуракин вдруг услышал за спиной шум открывающейся двери и чьи-то легкие шаги. "Кто это так бесцеремонно?" - подумал Дуракин и обернулся, и обомлел. Перед его взором - фантастика и ужас! За креслом стояла, т.е. стоял или, точнее, стояло что-то не совсем: да, за креслом стояла половина туловища, половина тела, нижняя половина от живота до ног. Полтела было одето в джинсы в виде комбинезона, молниями застегивающегося сверху обрубка.

"Эй, ты что!" - закричал Дуракин. Полтела не отвечало, переминаясь с ноги на ногу. "Ты что?" - перекрикнул Дуракин и вдруг заметил, что тело выделывает своим довольно широким задом, туго обтянутым "Райфлом", неприличные движения. Дуракин почему-то покраснел и, вскочив, быстро закрыл дверь на два оборота и на задвижку и приставил к двери кресло, столик и угол кровати. Потом, как позднее он сам вспоминал, как во сне подошел к обрубку и с силой прижал к себе переднюю часть, обеими руками прижимая заднюю, т.е. попу. Полтела слегка сопротивлялось. Не зная как, машинально, Дуракин стал расстегивать молнии и обнажать полтела. Под джинсами Дуракин обнаружил черные колготки и их снял, от торопливости разорвав носок правой колготки. Под колготками были белые, тончайшей работы кружевные трусики. Голые полтела источали сладостный аромат плоти, сдобренной духами "Шанель" номер пять. Дуракин обхватил полтела и повалил его на гостиничную кровать - полтела пришло в движение... Оргазм наступил мгновенно. Дуракин откинулся на подушку затылком и бессмысленно глядел в потолок. Полтела просунуло правую ногу между ног Дуракина и взгромоздилось ему на живот. "Уф, - смахнул пот Дуракин, - погоди, дай отдохнуть!" Но вдруг опомнился: "Что э-т-оо?" Но полтела стало тереться чреслами о чресла Дуракина, и Дуракин снова с ним (с ней) совокупился.

Дуракин лежал, выпучив глаза: в глазах тоска и ни одной мысли, рот приоткрыт, как у рыбы на воздухе. Полтела снова громоздилось сверху. "Да что это, в конце концов!" - заорал Дуракин, оттолкнув полтела, и вскочил с кровати. "Надо ее одеть!" - застучало в мозгах у Дуракина, он схватил трусики, колготки, джинсы и быстро натянул (сам удивился потом, как быстро) на полтела. Полтела сделало ногами книксен и подошла к двери. Дуракин открыл запоры и распахнул дверь. Полтела вышла и пошла по длинному коридору, красиво вихляя бедрами. Дуракин проводил ее взглядом, пока она (оно) не скрылась в конце коридора за дверью на лестницу...

Через полгода Дуракина снова направили в командировку в Чисто-Плюйск и поселили в том же номере, хотя Дуракин если и не забыл того происшествия, то как-то сам в нем разуверился. Хотел сначала рассказать своему сослуживцу Уголовному, но Уголовный все как-то усмехивался, и Дуракин не решился. А потом и сам стал думать, что все это ему то ли приснилось, то ли померещилось. Работа была напряженной - недолго и до галлюцинаций, успокоил себя Дуракин. Ведь как бывает: если твердишь что-либо тобой выдуманное всем вокруг, то и сам постепенно уверяешься в этом. И наоборот: если о чем-либо, с тобой происшедшем, всем молчок, то и сам забываешь об этом. Итак, Дуракин все забыл и в радостном предчувствии отдыха после длительного заседания в местном филиале НИИсельпрома открыл дверь предоставленного ему одноместного гостиничного номера люкс за семь пятьдесят в сутки. Не включая свет, разделся, принял душ, надел пижаму и нырнул. "Ой" - вскрикнул Дуракин и включил бра над кроватью. Судорожно откинув одеяло, Дуракин увидел рядом с собой Полтелу, поднял глаза: на кресле рядом со столиком висели джинсы, поверх джинсов небрежно лежали черные колготки, одна гача (или как там в носке) была заштопана белыми нитками, из-под колготок выглядывал краешек белых кружевных трусиков. "Что это?" - остолбенел Дуракин и почему-то выключил бра, ощупывая рукой мягкие места полтела. И вдруг Дуракин вскочил и снова включил бра и откинул одеяло: полтело дергало ногами и било пятками в спинку кровати. Дуракин посмотрел не отрываясь на пятки, перевел взгляд на голени, икры. Что э-то? - живот у полтела являл явные признаки беременности. "Боже! - схватился за голову Дуракин. - Боже! Что же делать?!"

Вдруг лицо его приобрело бессмысленно-ожесточенное выражение. Он подбежал к окну, открыл задвижки и распахнул: по улице сновали пешеходы, катились троллейбусы и грузовики. Дуракин заметался, выскочил из номера и побежал в конец коридора, распахнул окно: за окном пустырь - весь в сугробах. "Уф!" - выдохнул Дуракин и побежал в номер. Полтела лежала по-прежнему и била ногами в спинку кровати. Дуракин схватил Полтела и потащил к двери, держа за ногу одной рукой, а другой приоткрыл дверь: никого. Дуракин выскользнул из номера и потащил Полтелу за ногу по гладкому линолеуму. Перед окном Дуракин взялся за другую ногу, размахнулся, как метатель молота, и запустил Полтелу в окно: выглянул - никого, лишь в сугробах под окном след от большого предмета. "По радио передавали сильные снегопады", - подумал Дуракин и улыбнулся.

ОН БЫЛ УПРЯМ

Он был упрям. Если на пути его было препятствие, силы его удесятерялись. Если не было препятствий - он искал их и находил. Из мухи делал слона, стадо слонов. И убивал их поодиночке. А потом хвастался: "Когда я охотился в Африке..." Мы ему верили. Или почти верили. Но в любом случае он все принимал за чистую монету, то есть все, если это были похвалы и одобрения, восхищения и т.д. Он был странный парень. А потом он пропал. Года три о нем не было ни слуху ни духу. И однажды вечером, когда я был в тревожно-пугливом настроении и ожидал кары с секунды на секунду, в окно моей комнаты постучали. Сердце екнуло - я погасил свет, отдернул штору - за окном был он - худой, небритый, щетинистая кожа на костях и бугристый череп. Я открыл.