Ключ от бездны - Юлия Горская

 Раньше дворцы и храмы возводились из туфа. О тех временах теперь напоминали сторожевые вышки, пограничные крепости да массивные тройные стены на горном побережье Седых озер. Если говорить языком первого мхарского властелина, сейчас стольный град был сравним со «светлоокой утонченной красавицей, что возлежит у реки, любуясь своим стройным телом и серебристыми крыльями». Сам Астеман, последний правитель Маакора подарил ей те крылья, когда выстроил два храма с куполами цвета священного белого металла.

 Он любил Ахвэм. Как любят единственное дитя. И трудно и больно ему было представить, что однажды светлого города не станет…

 Глаза Ва-Лерага невольно обратились к югу. Там, сокрытая дымчатым покрывалом облаков, вздымала к небу двурогую вершину чудовищная гора.

 Тяжело вздохнув, правитель отвернулся и направился к вратам святилища. Постучав колотушкой в дверь из бронзы, он сразу вошел, оказавшись в прохладно-темной зале. Царивший здесь полумрак рассеивало зеленоватое мерцание маакорских светильников, подвешенных меж громоздких колонн, что двумя рядами тянулись от входа. В глубине залы теплились красным огни главного алтаря. Грандиозные размеры храма, мистический свет ламп, тихое и торжественное пение жрецов, что доносилось до него из малого святилища, как всегда тронуло и умиротворило душу Ва-Лерага. Ведь он знал, что это дух великой богини ниспосылает на людей этот покой, чтобы те постигали ее мудрость. 

 - Приветствую тебя, владыка! – навстречу ему уже спешил Бамин-Ат, верховный жрец храма, посвященного Эморх – худой и высокий старец, одетый в белый балахон. Немного сутулый, с орлиным профилем и ясным взглядом серых продолговатых глаз, этот господин был носителем главного признака народа мхаров – перепонок между пальцев, что само по себе говорило о чистоте его крови и полубожественном происхождении. Верховный служитель протянул Астеману руки, украшенные золотыми браслетами, но радостная улыбка сошла с его тонких губ, когда он заметил выражение лица гостя.

  – Что так омрачило тебя, друг мой? – заботливо спросил жрец.

 Правитель коснулся лбом его руки, принимая благословение.

 - Об этом я и желаю говорить с тобой, - отозвался он с печалью в голосе. – И пришел в храм, чтобы никто не помешал нам.

 - Я слушаю, владыка, - кивнул Бамин-Ат.

 - Прошу тебя, - негромко сказал Астеман. – Сначала я желал бы припасть к стопам Эморх.

 - Да-да, конечно! – служитель немного смутился, и, поклонившись правителю, повел его в главную часть храма, где помещалась статуя Златокрылой. Мхары называли ее Эморх, богиней Утренней звезды, и верили, что тот, кто носит на себе сердолик, находится под ее покровительством. Поэтому, алтарь Божественной отделан был этим камнем и сам верховный жрец владел священным амулетом, в золотисто-медовой глубине которого горел огонь, зажженный самой Эморх. 

 Небольшая зальца, куда ввел гостя Бамин-Ат, в отличие от Алтарной, была хорошо освещена. Пряный аромат благовоний слегка кружил голову, а голубоватый дымок от курильниц, поднимаясь, таял в глубине высоких сводов. Две сердоликовые чаши, полные подношений, стояли у входа. Еще одна находилась у ног прекрасной Эморх - этого неповторимого чуда Ахвэма. Статуя была создана так искусно, что казалась живой. Дивной красоты девушка держала на вытянутых руках сверкающую сферу, наполненную игристыми радужными огнями. От их завораживающих переливов трепетали ее крылья, блестели влагой живые глаза, и согревала душу пленительная и загадочная улыбка.  

 – Хочешь ли ты остаться наедине с Божественной? – спросил Бамин-Ат.

 - Нет, – склонив голову, ответил Астеман. – Прошу, святейший, испроси для меня у Божественной душевного спокойствия, как наивысшей благодати.

 С этими словами он опустился на колени, а верховный жрец тихо и торжественно зашептал над ним:

 - Во имя той, кто есть, была и будет… чье дыхание наполняет мир людей и мир духов и кто есть сама жизнь…

 Какое-то время правитель оставался погруженным в собственные сокровенные мысли, и  священнослужитель успел заметить, что он выглядел еще более подавленным. Узкое лицо ахвэмского господина казалось мертвенно бледным и осунувшимся, под глазами залегли тени, что придавало его чертам непривычную резкость. Бамин-Ат тяжко вздохнул, понимая, что новости, которые он вынужден был передать Астеману, не улучшат состояния правителя.      

 - Благодарю, - поднимаясь и расправляя складки светло-бирюзового длинного хитона, смиренно проговорил владыка. – Мне стало легче.

 - Следуй за мной.

 Жрец проводил гостя в одну из уютных и прохладных комнат, где прежде проходили занятия с младшими служителями. Но после открытия жреческой школы в Нэросе эти залы опустели, как и весь храм, погруженный теперь в дремотную тишину. С появлением в Ахвэме новых святилищ, главный храм стали посещать только знатные мхары. Вот и сейчас Бамин-Ат услышал, как несколько раз кто-то настойчиво ударил в двери медной колотушкой.

 - Ты позволишь мне принять гостя? – спросил жрец, поймав нетерпеливый взгляд Астемана. – Если разговор не терпит – о нем позаботится мой преемник.

 - Нет, я подожду, – владыка поднялся с кресла, куда был заботливо усажен достопочтенным.

 С рассеянным видом господин Ахвэма подошел к окну и махнул рукой, отпуская служителя. Как ни важно было для него то, с чем он пришел к жрецу, ему оказалось не просто собраться с духом и открыться Бамин-Ату. Безучастным взглядом Астеман окинул комнату, где стены и пол пестрели магической символикой. В ряд стояли деревянные скамьи, по углам – кадки с декоративными деревцами лимонника и граната. На низком столике с инкрустацией в беспорядке лежали свитки и книги.

 Погруженный в собственные тревожные мысли, он вернулся в кресло и посмотрел на дверь.  

 Одиночество его было не долгим. Жрец вернулся, но выглядел обеспокоенным и взволнованным, что редко позволял себе.

 - Госпожа Ла-Тима, - сказал он, - просит меня о важном разговоре.

 - Ты известил ее о том, что я здесь?

 - Нет, владыка.

 - Думаю, госпоже Ва-Лераг можно присутствовать при нашей беседе. У меня нет тайн от супруги.

 Поклонившись, служитель вышел и вернулся в сопровождении высокой и красивой женщины. Она была светлокожей и голубоглазой, как большинство мхарок. Но в отличие от многих женщин своего народа, что отличались узкими лицами, излишне высокими лбами и огромными глазами, жена правителя являлась счастливой обладательницей тех мягких черт, что испокон веков вдохновляли поэтов и художников Маакора. Ее хрупкий стан был перетянут широким темно-синим бархатным поясом в контраст с тончайшей струящейся материей длинного платья бледно-голубого оттенка. Жесткое кружево высокого стоячего воротничка, подчеркивало нежность и сливочную белизну кожи.