Белый замок - Турмуд Хауген

Королева вздохнула.

Король сокрушенно покачал головой.

И они снова посадили Эльма в манеж.

Эльм долго слушал, как их шаги удаляются по коридору. А когда шаги затихли, он встал.

Король и Королева все реже и реже приходили к нему в солнечную комнату. Они его кормили, мыли, переодевали, укладывали спать и тотчас уходили. Еще несколько раз они пытались научить его ходить, но в конце концов отказались от этой мысли.

Однажды ночью Эльм проснулся оттого, что кто-то позвал его по имени:

— Эльм!.. Эльм!..

Этот настойчивый зов заставил Эльма осторожно спустить ноги с кровати. На мгновение он повис в воздухе, но потом нащупал ногами пол. Первый раз он стоял на полу, а не в кровати и не в манеже!

— Эльм!..

Дверь была прикрыта неплотно, и голос доносился откуда-то издалека. Эльм уже слышал этот голос, только во сне. Кто-то хотел зайти к нему в солнечную комнату.

Эльм заковылял к двери. До нее было так далеко! Он не отрывал глаз от щели, и она непостижимым образом помогала ему держаться на ногах. Правда, раза два он все-таки чуть не упал на мягкий ковер.

Вот и дверь. Эльм толкнул ее. Она открылась легко, без скрипа. Он вышел в коридор.

От волнения у Эльма сдавило горло. Коридор был длинный-длинный. Оба его конца скрывались в темноте. Эльма часто проносили здесь на руках, но днем в коридоре было светло и лестница была совсем рядом, а теперь он даже не видел ее.

Светильники на стенах прогоняли ночную тьму. Они были похожи на лампу, что горела у Эльма на окне. Это сходство придало ему храбрости, хотя в промежутках между светильниками царила ночь.

— Эльм!

Здесь голос звучал слышнее.

Эльму не было страшно. Голос не пугал его. Держась рукой за стену, он пошел на зов.

Он шел медленно и осторожно. Так далеко он еще никогда не ходил.

Вскоре он устал. У него начали подгибаться колени, глаза слипались, но ему очень хотелось найти этот голос.

В темноте Эльм споткнулся и упал. Это была лестница. Обычно Эльма носили по лестнице вниз, но эта вела наверх.

Мальчик начал карабкаться по ступеням и с большим трудом добрался до самого верха. Наверху он сел и перевел дух.

Здесь тоже был коридор, вдали мерцал одинокий светильник.

Эльм снова отправился в путь. Теперь он шел быстрее, ведь он знал: где-то там его ждет голос!

Нетерпение заставило его побежать.

Вот и дверь! Но она не открывалась, а ручка была слишком высоко. Эльм постучал, тихо-тихо.

— Эльм!..

Голос за дверью был такой грустный, в нем слышалось такое отчаяние.

— Эльм! — крикнул кто-то далеко внизу. — Где ты, Эльм?

Это была Королева. И с ней Король.

Эльм заколотил в дверь кулаками. Он колотил изо всех сил, но не слышал ни звука. Он заплакал.

— Эльм… Теперь голос за дверью был еле слышен, он как будто удалялся.

А Король с Королевой были уже на лестнице.

— Эльм, где ты?

Вот они уже бегут по коридору.

Надо, надо открыть дверь, пока они не нашли его. Эльм молча глотал слезы, чтобы не выдать своего присутствия.

И снова откуда-то из-за двери его позвал тот же голос:

— Где же ты, Эльм? — Теперь это был еле слышный шепот.

— Наконец-то мы нашли тебя!

Эльм сдался. Его подхватили на руки, трясли, тискали. Он заплакал.

— Как ты попал сюда? Что случилось? — волновались Король и Королева.

В темноте их лица казались белыми масками — сердитые провалы ртов, горящие щели глаз.

— Почему ты здесь? Что ты здесь делаешь?

Они засыпали его вопросами и совсем забыли, что он еще не может ответить им.

Наконец маски понесли его по коридору прочь от двери, от светлой щели под ней от голоса, который совсем затих, когда Король и Королева подбежали к Эльму.

Эльм вырывался, ему хотелось освободиться. Он сопротивлялся, как мог, пока его не ударили по щеке.

Он захлебнулся слезами и утонул в них.

Дверь осталась где-то в темноте. Светлая щель под ней исчезла. А коридору все не было конца.

Эльм покорился своей участи. Король и Королева отнесли его обратно в комнату, где на окне горела лампа, и уложили в постель.

Они были очень напуганы.

— Как это случилось? Неужели он сам слез с кровати?

Они пытались проникнуть в его мысли, но Эльм закрыл глаза и не пустил их в себя.

Король с Королевой ушли и заперли дверь. Теперь они запирали ее каждый вечер, пока не убедились, что он принял случившееся за сон.

6

Эльм накопил в голове много слов, прежде чем научился произносить их вслух.

Солнце, луна, зимняя рябина, золотисто-медвяный. Последнее слово ему особенно нравилось, хотя, что это такое, он не знал. Кажется, первый раз это слово произнес Король.

Слова снились Эльму по ночам, то был особый ночной мир.

Солнце вставало над зимними рябинами, и одновременно из-за Тополевой рощи выплывала луна. Луна с солнцем встречались над Бескрайним садом, и от их слияния вспыхивал огонь, из которого вниз, на Белый замок, падали золотисто-медвяные капли.

Во сне Эльм гулял по саду один, ни Короля, ни Королевы с ним не было.

Иногда во сне кто-то звал его:

— Эльм!..

Он часто слышал во сне этот голос, но никогда не видел того, кто его звал.

Иногда Эльму снилось, что вечером, перед заходом солнца, в саду за деревьями звучала музыка, слышались голоса и смех. И он бежал, бежал, чтобы найти тех, кто там играл, говорил и смеялся.

Ему тоже хотелось смеяться вместе с ними. Но он всегда прибегал слишком поздно, там уже никого не было. Голоса, смех и музыка все время перемещались с места на место.

А еще ему снилось, что он лежит теплой ночью под каштанами и слушает тихий шелест ветра. Но он никогда не видел во сне ни Короля, ни Королеву. Может, и они лежали где-нибудь под каштанами, однако он их не видел.

Эльм знал уже много слов, но те, которых ждали от него Король и Королева, он не признавал.

Они часто сажали его перед собой на стол. Королева брала его руки в свои и нежно говорила:

— Скажи — мама! Мама! Ведь я твоя мама!

И она слегка встряхивала его, словно хотела вытрясти из него желанное слово.

Эльм молчал.

Король крепко брал его за плечи и поворачивал к себе:

— Скажи — папа! — говорил он. — Папа!

Но Эльм молчал.

Эти слова не были такими же волшебными, как солнце, луна, зимняя рябина и золотисто-медвяный.

Король и Королева переглядывались и качали головами.

— Что-то с ним неладно, — говорила Королева. — Ему скоро три года, а он не произнес еще ни одного слова. Наверно, ему просто не с кем разговаривать?

— Он может разговаривать с нами. Этого достаточно, — возражал Король.

— Скажи — мама! — просила Королева.

— Скажи — папа! — просил Король.

Но Эльм копил только приятные слова. Наконец, одно из них опередило все остальные и вырвалось на свободу:

— Эльм! — сказал он однажды.

Король и Королева с удивлением переглянулись:

— Значит, он все-таки умеет говорить!..

— Какое счастье!

И они обменялись довольной улыбкой.

7

Однажды, когда Эльму шел пятый год, в Белом замке вдруг раздались рыдания.

Комнаты погрустнели и закутались в траур.

В тот год Эльм впервые узнал, что такое холод. Он протягивал руки к Королю и Королеве, но они не брали его руки в свои.

В тот год он часто плакал. Но они плакали еще чаще и громче, чем он, и не слышали его.

Эльм не мог взять в толк, почему ни Король, ни Королева не обращают на него внимания — ведь они были совсем рядом! Он видел их, но они как будто не видели его.

— Где ты? Не надо прятаться! — кричала Королева, бегая по замку. — Ведь я знаю, что ты спрятался где-то здесь! Выходи! Я прошу тебя!..

Эльм подошел к ней:

— Я здесь! — сказал он. — Вот я!

Он очень обрадовался, что Королева зовет его, ведь уже много дней и ночей она даже не смотрела в его сторону.

Но Королева пробежала мимо. Ее глаза шарили по углам и закоулкам. Руки отодвигали портьеры и приподнимали тяжелые скатерти, свисавшие до пола.

— Я здесь! — уже громче сказал Эльм.

Но Королева продолжала кричать:

— Пожалуйста, покажись мне! Ведь ты где-то здесь! Ну что я тебе сделала?..

И она скрылась за углом коридора, а Эльм опять остался один. Голос Королевы звучал все тише и тише, она была уже где-то далеко, в дальних залах, осматривала самые дальние углы и закоулки.

Эльм долго стоял один. Ему вдруг вспомнились белые занавески и стены, залитые солнцем. И песня, которую Королева пела только для него.

И ему захотелось найти ту комнату, где ему было так хорошо.

Он долго бродил по залам и холлам, в которых на окнах висели темные портьеры и стены прятались в сумерках, но солнечной комнаты так и не нашел.

Со временем рыдания в замке умолкли и комнаты освободились от своего черного убранства. Скинув черные чехлы, стулья со скрипом потягивались и расправляли свой плюш. Лампы и люстры смахнули с себя пыль и вновь засверкали. Но темные портьеры так и остались висеть на окнах. Они берегли залы и холлы от солнца.