Великая Стена - Аластер Рейнольдс

Оглянувшись, он увидел, что Вой споткнулась.

— Сандра! Нет!

Она попыталась подняться, но было уже поздно. Когда червь обрушился на нее, Клавэйну оставалось лишь отвернуться и молиться, чтобы смерть ее была быстрой. Если смерть эта оказалась бессмысленной, подумал он, по крайней мере пусть она будет быстрой. Затем Клавэйн вспомнил о себе.

— Быстрее! — крикнул он, но из-за маски вместо крика раздалось какое-то паническое мычание. Он забыл настроить передатчик скафандра на нужную частоту.

Червь с разгону ударился о Стену, затем поднялся на дыбы, раскрыв пасть — обрамленное алмазами отверстие, словно от бура проходческого щита. Клавэйн заметил нескольких Объединенных; опустившись на колени, они выглядывали сверху, направляя вниз ружья. Червь извивался в сильном раздражении. Клавэйн увидел, что по песку к нему приближаются другие черви. Должно быть, гнездо окружали дюжины чудовищ. Неудивительно, что люди Галианы почти не предпринимали попыток сбежать по земле.

Объединенные подтащили Клавэйна на десять метров, и он оказался в безопасности. В тех местах, где шкуру червя задело выстрелами, виднелись кибернетические схемы. Разъярившись, червь обрушился на Стену, откалывая куски бетона размером с большой валун. Когда Клавэйна тащили наверх, он чувствовал, как сотрясается Стена.

Червь снова ударил, и Стена содрогнулась еще сильнее. К своему ужасу, Клавэйн увидел, как один из Объединенных потерял равновесие и падает со Стены прямо на него. Время замедлило ход. Человек почти долетел до него. Клавэйн машинально прижался плотнее к стене, вцепившись в лестницу, а затем внезапно схватил человека за руку. Несмотря на марсианскую гравитацию и худобу упавшего, они, столкнувшись, чуть не рухнули в пасть Уроборосу. Клавэйн почувствовал, что руки его вылетают из суставов, затрещали хрящи, но он ухитрился удержать и Объединенного, и лестницу.

У основания Стены Объединенные без труда дышали воздухом. На человеке был только легкий костюм, нечто вроде серой шелковой пижамы с поясом. Марсианская внешность человека — запавшие щеки и голый череп — придавали ему сходство с мертвецом. Но он каким-то образом ухитрился не выронить оружие, держа его в другой руке.

— Отпустите меня, — сказал человек.

Червь все приближался, несмотря на ущерб, причиненный ему Объединенными.

— Нет, — ответил Клавэйн сквозь стиснутые зубы и искажающую звук мембрану на лице, — я вас не отпущу.

— У вас нет выбора, — голос его был бесстрастен. — Они не смогут втащить нас обоих наверх достаточно быстро, Клавэйн.

Клавэйн вгляделся человеку в лицо, пытаясь определить его возраст. Лет тридцать, а может быть, даже меньше, просто внешность сильно портила его. Клавэйн был явно раза в два старше; он наверняка прожил более богатую событиями жизнь, удачно избегал смерти в трех-четырех предыдущих случаях.

— Это я должен умереть, а не вы.

— Нет, — возразил Объединенный. — Они найдут способ взвалить на нас вину за вашу смерть. Они сделают из этого повод к войне, — человек бесстрастно направил ружье на свою голову и вышиб себе мозги.

Скорее от потрясения, чем при мысли, что человека ему уже не спасти, Клавэйн выпустил его. Мертвец полетел вниз, в пасть червя, который только что расправился с Сандрой Вой.

Ничего не чувствуя, Клавэйн позволил втащить себя в безопасное место.

Когда бронированная дверь ангара закрылась, Объединенные обрызгали костюм Клавэйна жидкостью, содержащей ферменты. Ферменты за несколько секунд растворили материал, и Клавэйн, тяжело переводя дыхание, оказался в луже слизи. Затем с помощью двоих Объединенных он нетвердо встал на ноги и через некоторое время, прикладывая к лицу маску, смог нормально дышать. Сквозь слезы, выступившие от напряжения, он рассмотрел, что ангар набит наполовину законченными кораблями — скелетами, похожими на акул, предназначенными для того, чтобы мгновенно пронзать атмосферу.

— Сандра Вой погибла, — сказал он, убрав маску. Разумеется, Объединенные отлично видели это, но ему казалось бесчеловечным не упомянуть о случившемся.

— Я знаю, — ответила Галиана. — Но вы, по крайней мере, выжили.

Клавэйн подумал о человеке, упавшем в пасть червя.

— Я сожалею о вашем… — он смолк; несмотря на все свои глубокие знания об Объединенных, он понятия не имел, как назвать этого человека.

— Пытаясь спасти его, вы подвергали свою жизнь опасности.

— Ему не нужно было умирать.

Галиана с глубокомысленным видом кивнула:

— Согласна; может быть, и не нужно. Но вы сильно рисковали. Вы слышали, что он сказал. Вашу смерть приписали бы нашему злому умыслу; это стало бы оправданием для превентивного удара по гнезду. Даже Демаршисты обратились бы против нас, если бы решили, что мы убили дипломата.

Сделав еще один глоток воздуха из маски, он взглянул в лицо собеседнице. Клавэйн разговаривал с Галианой по низкочастотным видеоканалам, но, лишь оказавшись рядом с ней, он ясно понял, что за пятнадцать лет эта женщина почти не изменилась. Полтора десятка лет привычного выражения лица должны были впечатать в ее кожу жесткие линии, но у Объединенных не было привычных выражений лиц. За это время Галиана видела мало солнечного света, сидя здесь, в гнезде, а в марсианской гравитации кости сохранялись гораздо лучше, чем на Деймосе. Она все еще блистала той жестокой красотой, которую он помнил со времени своего плена. Единственным свидетельством старения были серебряные нити в ее волосах, когда-то черных, словно вороново крыло.

— Почему вы не предупредили нас насчет червей?

— Предупредить вас? — в первый раз на ее лице мелькнуло нечто вроде сомнения, но это продолжалось лишь мгновение. — Мы считали, что вы отлично знаете о заражении Уроборосом. Эти черви многие годы спали — были неактивны, но они всегда находились там. Только увидев, как неосторожно вы приближаетесь, я поняла…

— Что мы об этом не знаем?

Черви представляли собой оборонительное оружие — это были автономные мины-охотники. После войны во многих частях Солнечной системы остались места, занятые активными червями. Эти машины в некотором смысле обладали разумом. Никто никогда не признавался в их использовании, и обычно не представлялось возможным дать им понять, что война закончилась и они должны тихо прекратить свое существование.

— После того что произошло с вами на Фобосе, — сказала Галиана, — я решила, что насчет червей вас учить нечему.

Он не любил вспоминать о Фобосе: боль въелась слишком глубоко. Но если бы не полученные там увечья, его никогда не отправили бы на Деймос поправляться, никогда не завербовали бы в разведывательное отделение его брата, изучать Объединенных. Глубоко погрузившись во все, касающееся противника, Клавэйн смог стать посредником — а теперь даже дипломатом — накануне новой войны. Сейчас Фобос занимал центральное место в его мыслях, потому что он считал его выходом из тупика, — возможно, последним шансом на мирный исход. Но было еще слишком рано делиться этими идеями с Галианой. Он вообще сомневался, что его миссия получит продолжение после того, что случилось.

— Я так понимаю, что сейчас мы в безопасности?

— Да, мы можем возместить ущерб, нанесенный Стене. В принципе, на червей можно не обращать внимания.

— Нас должны были предупредить. Послушайте, мне нужно поговорить с братом.

— С Уорреном? Конечно. Это легко устроить.

Они вышли из ангара, прочь от недостроенных кораблей. Клавэйн знал, что где-то глубоко в недрах гнезда есть завод, изготавливающий компоненты для этих кораблей из материалов, добываемых на Марсе, или из отходов жизнедеятельности гнезда. Объединенные ухитрялись запускать корабль примерно раз в шесть недель; это продолжалось уже шесть месяцев. Ни одному кораблю не удалось покинуть атмосферу Марса — они были сбиты… но рано или поздно ему придется спросить Галиану, почему она упорствует в этом безрассудстве.

Но время для этого еще не пришло — даже если поверить словам Уоррена о том, что до следующей провокации осталось всего три дня.

Воздух в гнезде был плотнее и теплее, чем в ангаре, а это означало, что Клавэйн мог избавиться от маски. Галиана провела его коротким коридором с серыми металлическими стенками в круглую комнату с пультом. Он узнал эту комнату — отсюда Галиана говорила с ним, когда он был на Деймосе. Она показала ему, как пользоваться системой, и, пока он устанавливал связь с Деймосом, оставила его одного.

Вскоре на экране возникло лицо Уоррена, составленное из крупных точек, словно портрет в стиле импрессионизма. Объединенным разрешали отправлять в другие части системы не более нескольких килобайтов в секунду. Значительную часть ширины канала занимало это изображение.

— Думаю, ты уже слышал, — начал Клавэйн. Уоррен кивнул, лицо его было пепельно-серым.