Двойная переадресация (СИ) - Шилов Игорь Александрович

— Кильку в томате будешь? — так некстати вернувшийся повар, о чём то незнакомом спросил у меня.

— Буду! — выпалил я, нисколько не сомневаясь, что речь идёт о еде.

Вскочив на ноги, выхватил у него блестящий и переливающийся на солнце, предмет, окаймлённый яркой, разноцветной бумажкой. Представляю, какой он на вкус, если столько в нём видимой красоты. Удивлению и разочарованию моему, не было предела, когда первый же укус предложенного мне блюда, чуть было не оставил меня без зубов. Скривившись от тупой боли я посмотрел на дарителя с такой ненавистью и готовностью убить его прямо сейчас, за неуместную шутку, что самому стало страшно, от забурлившего внутри негодования. Но выражение лица и непонимание, плескавшееся в глазах сидевшего напротив мужчины, в очередной раз остановили меня от необдуманного поступка.

— Ты чего? Нож же есть. Зачем зубами то? — спросил он таращась на происходящее, пожимая плечами и всем своим видом выказывая, высшую степень недоумения.

Несъедобное было умело вскрыто опытной рукой повара, обычным складным ножом, вынутым из кармана его зелёной куртки и через мгновение вновь оказалось у меня перед глазами.

— Что это? — с трудом сдерживая рвотные позывы, спросил я, разглядывая жёлто-буро-красную массу, очень напоминавшую причину моих вчерашних бед.

— Килька — ответили мне, приветливо улыбаясь — в томате. Там же написано. Читай, если на слово не веришь.

Повернул руку чуть влево, присмотрелся к бумажке, плотно прилегающей к «кильке» и замер от удивления, постепенно переходящего в ужас. С трудом сдержался, чтобы не кинуть коробку на землю. Стиснув зубы, аккуратно поставил её на траву, почти медленно, приподнялся на ватных ногах и что было сил рванул в ближайшие кусты, продираясь сквозь них без разбора. Бежал не меньше, чем меня рвало, делая то и другое долго, и обстоятельно. Выплёскивал из себя жидкость на ходу и стоя, в три погибели, и на карачках, хотя особо забрызгивать рыжую, чахлую траву, то и дело встречающуюся мне на пути, было нечем. Адская смесь, состоявшая из противной маслянистой массы, предложенной мне в качестве еды, вставала перед глазами раз за разом, не давая времени даже на краткосрочный перерыв. Желудок сжался до размеров напёрстка, лишившись всех запасов воды, сделанных мной с прицелом на будущее, а я всё старался и старался выдавить из себя неизвестно что. Голове потребовалась вся имеющаяся в её распоряжении фантазия, чтобы перебить всплывающую перед глазами картину, внезапно образовавшейся фобии. С трудом, но справился. Облегчение пришло. Однако победа оказалась пирровой. Когда мне уже начало казаться, что я снова готов к возвращению на пункт питания, приключилась новая напасть. Работавший на полную мозг выдал такое, отчего захотелось вновь приступить к обряду запугивания окружающего меня мира, ужасным, утробным рыком. Невзначай пришло понимание того, что я не улавливаю механизм, процесса чтения, как такового, при уверенном знании о его существовании. Надпись на бумажке, обнаруженная мной на «кильке в томате», была для меня ничем иным, как зашифрованным посланием неизвестных нашей цивилизации. Это же просто безумие какое то. Я знаю о существовании букв, уверен в том, что они легко складываются в слова и предложения, но понятия не имею, какая из закорючек, мельком выхваченных моими глазами, чего обозначает. Ну, а о том, чтобы воспроизвести их в звуковом варианте и речи быть не может. Мне тупо не понятно, как это делается. Хотя разговариваю и не только сам с собой, легко и непринуждённо. Стоило об этих нестыковках лишь немного подумать, как на смену желудочным коликам пришла резкая головная боль, настойчиво стучавшаяся во все щели черепной коробки и с легкостью выветривавшая там, робкие попытки чего либо нормально соображать. Стоя на четвереньках тяжело дышал, тёр виски руками, утирался огромной майкой, её удлинённый размер сейчас пришёлся, как нельзя кстати, мысленно уговаривая себя успокоиться, забыть всё странное и ненужное, ну хотя бы на какое то время. Вспомнил и о последствиях интоксикации, вызывающей у человека странные видения, и о временном помутнении рассудка, на почве физических или моральных расстройств. Проводил красивые параллели между этими событиями и моим, странным случаем. И помогло. Через какое то время я всё же сумел разогнуться, выравнять дыхание, встать на ноги и полноценно вздохнуть. Попутно обдумывая, что лучше: «Когда болит живот, выворачиваясь внутренностями наружу или нестерпимо раскалывается голова?». Сплюнув на землю остатки слюны, из онемевшего рта, решил: — «Уж лучше желудком маяться. Гадость из него вышла и всё, пришло облегчение. А вот мысли, просто так, выблевать не получится. Они крепко сидят в голове».

Восприняв моё возвращение, как что то само собой разумеющееся, мужчина, так и продолжавший сидеть у еле горевшего костра, лишь понимающе кивнул при нашей новой встрече и накидав в металлическую миску успешно доварившуюся кашу, всё так же, молча, протянул её мне. Ложки у меня, как и прежде, не было, но это никоим образом не могло служить помехой для проникновения исходящего жаром продукта, в мои исстрадавшиеся внутренности. Я лихо наклонил полученную тару и запросто влил в себя прекрасную на вид, запах и, как через мгновение выяснилось, на вкус, пищу, не имеющую в моей памяти, какого либо специального названия. Всё во мне тут же заурчало, замяукало и возрадовалось, унося далеко, далеко, все переживания и выверты злодейки судьбы. Ложка со временем появилась, но долго работать ей мне не довелось. Миска быстро опустела, а царапать металлом о металл не было ни сил, ни желания.

— Ещё дать? — поглядывая на меня исподлобья, спросил кашевар, заметив моё откровенное разочарование.

— Да — обрадованно ответил я.

Получив в руки новую порцию каши и уже имея в них предмет для культурного поглощения простенькой еды, я и вёл себя соответственно. Много в рот не клал, жевал медленно, со вкусом, горячее наспех не глотал, а кроме этого, изредка посматривал на сотрапезника, поддерживая довольной улыбкой образовавшуюся вокруг нас ауру взаимопонимания и почти родственной теплоты.

— Пловец? — закончив с очередной порцией каши, попавшей на его язык, спросил мужчина, заинтересованно поглядывая на мой, почти обнажённый, торс.

— Угу — невнятно пробурчал я, стараясь не стучать ложкой о миску.

— Я так и понял. Фигура у тебя соответствующая — снова обратился ко мне, он.

Пожал плечами. А что тут скажешь? У нас, у пловцов, у всех фигуры одинаковые и, на сколько помню, очень красивые.

— Вольник — со знанием дела уточнил, многопрофильный специалист.

— Брассист — на автомате ответил я, продолжая думать больше о каше, чем о вопросах отправленных мне.

— Разрядник — выдержав длинную паузу, должно быть для моего же блага, вновь спросил любознательный повар.

— КМС — как и прежде коротко, и почти не думая, сказал я. Открыто радуясь происходящим со мной переменам.

Дожевав последние крохи, поставил миску на траву. Припав на левый бок, облокотился на локоть и поглядывая на мало знакомого мужчину, умиротворённо удивлялся его неординарной способности разговаривать не разжимая губ.

— Эх парень — тихо говорил он, своим оригинальным способом. — Мне бы твои годы. Да я бы к этой заразе и не притронулся. КМС — какие перспективы впереди. А ты всё туда же. Проклятая водка, скольких нормальных мужиков сгубила. А скольких отправила на нары или того хуже, прямиком на тот свет. Вот, хотя бы взять наше последнее дело. Оно и то без неё не обошлось. Да, работа. Интересно, как там мужики? Справляются или снова после отпуска придётся всё самому разгребать?

— Я вообще то не пью — решил я не отмалчиваться, в столь длинном разговоре и ещё немного подумав, твёрдо скакзал: — Совсем.

— Чего? — взглянув на меня, спросил безжалостный критик неправильного образа жизни, наконец то зашевелив своими обветренными губами.

— Говорю, не пьющий — уточнил я, отчего то начавшим заплетаться языком.

— А-а — протянул мужчина и повернувшись ко мне спиной, тихо добавил: — Он что, мысли мои прочитал?