Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ) - Бергер Евгения Александровна

— Я как-нибудь справлюсь, — сказала девушка и легко вспорхнула в седло. Длинный плащ, к счастью, скрыл чуть приоткрывшиеся лодыжки. — Благодарю за заботу. — И вонзила пятки в бока черной лошади.

— Будьте с ней понежнее, — донеслось до нее сквозь топот лошадиных копыт. — Арабелла может быть норовистой.

Казалось не совсем ясным, о которой из них он заботился больше: об Аделии или все-таки о кобыле, но девушке абсолютно не к месту припомнилось, как он скривился той ночью при виде нее…

Той ночью, оставшись одна в ожидании неизбежного действа, она ждала с гулко бьющимся сердцем и замирала от каждого звука.

Вот, наконец, и шаги в коридоре…

Тяжелые, явно мужские.

Аделия замерла, превратившись в один перепуганный взгляд, — дверь открылась.

В комнату вошел Шерман, но не тот, которого она так страшилась: не отец — сын его стоял на пороге.

И глядел на нее…

Ей тогда показалось, от стыда у нее лопнет сердце, взорвется, как мыльный пузырь, но оно продолжало стучать.

Шерман щелкнул запором двери, подошел прямо к кровати и произнес:

— Отец отправил меня… сделать это с тобой, но тебе не стоит бояться. Я не желаю участвовать в его играх…

Аделия, натянувшая покрывало до самого подбородка, в этот момент отпустила его. Просто пальцы разжались… Должно быть, от удивления. А мужчина скривился… Так явно, словно увидел лягушку.

— Не знаю, что послужило поводом для разлада, только нам с тобой ни к чему в этом участвовать, понимаешь? — произнес Шерман, укутывая ее в покрывало. — Мой отец и твой муж должны сами во всем разобраться, и эта отцовская выходка… мне она неприятна так же, как и тебе.

Только в этот момент Аделия и поняла, что мужчина не тронет ее.

Вообще.

И испугалась.

— Если ты не сделаешь этого, мой муж узнает… Твой отец тоже захочет проверить. И тогда может сам захотеть… — Она схватилась за его руку с мольбою в глазах. — Лучше ты. Лучше ты сделай это… Пожалуйста.

Шерман не отнял руки, но лицо его опять исказилось.

— Я не хочу, — произнес он так четко, словно ребенка малого наставлял. — И ты тоже не хочешь…

— Хочу.

— Нет, не хочешь. — Теперь он выдернул руку и отступил. — Ты просто боишься. А между тем есть иное решение… — И достал из кармана стеклянный флакон. — Вот, сделаем вид, что действо свершилось, и успокоим отца. Ты же расскажешь все мужу… Он будет лишь благодарен подарку и станет молчать. Отойди!

Аделия слезла с кровати, и Шерман, выдернув пробку, сбрызнул белую простынь содержимым флакона.

Он думал, что помогает ей, как же, но только Аделия знала, что правды супругу в любом случае не откроет.

— Что это? — ее зубы клацнули друг о друга.

— Куриная кровь. Пришлось разжиться ей перед отъездом, едва отец рассказал мне свой план…

— Предусмотрительно.

— Ты замерзла.

Мужчина снова укутал ее в покрывало и глядел очень жалостливо, как на птаху с перебитым крылом. Такую добить жаль, а бросить нельзя…

— Сиди, я скажу, что все сделал. — И уже от порога: — Можешь заплакать для вида. Так будет правдоподобней…

Она тогда и заплакала… от жалости и стыда.

А муж, который должен был бы утешить ее, не явился ни той, ни в одну из последующих ночей.

Она как будто перестала существовать для него…

И отъезд в Лондон казался ей выходом: ни тебе взглядов слуг и соседей, ни Шерманов — никого, кроме нее и супруга.

На деле же все оказалось иначе…

Дорога вывела всадницу к воротам Айфорд-мэнор, ее новому дому. Девушка придержала поводья, и кобыла, сбавив ход, мерно затрусила вперед, позволяя наезднице присмотреться к владениям…

Дом был не новым, однако добротно построенным: камень и дерево идеально дополняли друг друга. Зубчатый парапет, небольшие застекленные окна и две колонны у входа — вот что увидела девушка в первую очередь. А еще боковые эркеры… Чудесные в своей легкости, со стрельчатыми готическими арками, они понравились Аделии еще в первый визит в Айфорд-Мэнор. Тогда ей подумалось, что пожить в такой комнате с живописным эркером было бы замечательно!

Но не вышло…

Что ж, теперь это можно исправить!

Она чуть тронула бог лошади пятками и въехала в ворота.

Двор был пуст, ни одного человека вокруг. Никто не спешил ее встретить…

Она спешилась и направилась прямо к конюшне.

— Есть тут кто? Эй, слуга? — позвала она.

Не сразу, но из темного зева ворот показался мужчина: щурясь от яркого света, он не сразу понял, кто перед ним, а поняв, как будто бы удивился.

— Хозяйка? Как же нам не сказали, что вы сегодня пребудете.

— Не сказали, — в свою очередь удивилась Аделия, — муж должен был написать еще третьего дня.

Но слуга замотал головой.

— Мы не получали письма. Вот и комнаты не готовы… А Гленис, словно нарочно, ушла в город за щелоком. — И пояснил: — Гленис — это жена моя, мы тут хозяйство ведем. Мы с ней, да еще пару слуг из тех, что остались.

Аделия поглядела на собеседника в недоумении.

4 глава

Аделия помнила дом, полный слуг, менестрелей за ажурными балясинами галереи, ярко горящий камин и много веселья (по крайней мере, в начале их свадебного застолья), теперь дом казался карикатурой на себя самого прежнего…

И девушку охватила тоска.

Камин в общем холле теплился столь убого, что тепла даже не ощущалось… Казалось, дом доживал свои последние дни, и этот камин, его сердце, готов был потухнуть в любую секунду. От сырых, серых комнат тянуло унынием и печалью… И запахом, от которого у Аделии скрутило желудок. Это солома, устилавшая пол, пренеприятно смердела: ее давно следовало сменить.

К тому же, даже в этот солнечный день, внутри холла стояла гнетущая полутьма из-за прикрытых ставнями окон, и пылинки, кружась в единственном луче света от входной двери, казалось щекотали Аделии ноздри: она зажала пальцами нос и дважды чихнула.

— Почему не протоплен камин? — спросила она, раздражившись одним только видом своего нового дома. — Почему сопрела солома? И… разве здесь не было прежде ковра? Я помню, в день свадьбы…

— Ковер мы продали, моя госпожа, — отозвался слуга, пожимая плечами. — Считай, через месяц после того…

— Но почему?

— Господин нуждался в деньгах. А наш управляющий знать не знал, где ими разжиться… К тому же, остались долги.

— Какие долги?

— Так со свадьбы, моя госпожа. Хозяин порядком поиздержался, устроив такое застолье, чтоб не зазорно было перед соседями и друзьями.

У Аделии сдавило виски: каждое слово слуги булыжником ложилось на плечи. Ей не хотелось бы верить ни в единое слово, но зачем бы ему говорить ей неправду…

— Но разве мой муж не богат? — спросила она едва слышно. И знала, что выглядит жалко в этот момент, но нуждалась в честном ответе.

— Был когда-то, — ответил слуга, явно смущенный, — да все богатство его убежало сквозь пальцы. Со смерти отца мастер Джон делами мэнора мало интересуется… Да что там, он вообще их забросил. Покойный наш господин, мистер Айфорд, в гробу, верно, ворочается, видя, как род его идет по миру… Так что и внукам ничего не останется.

— Как же овцы? — спросила Аделия. — Целые пастбища сочной травы? Помню, в Ланкастере люди шептались, что в шерсть Айфордов одевается целая Англия.

Слуга лишь руками развел и вздохнул.

— Может, и было это когда, а теперь мы не только продать, мы состричь эту шерсть неспособны. Денег нет, чтобы стригалей пригласить… Да и овец не так много осталось. Большая часть ушла за долги мастера Джона…

Все это было много хуже, чем Аделия представляла… Еще в Лондоне ей стало казаться, что супруг экономит на ней, но она полагала то скаредностью натуры или, по крайней мере, желанием уязвить, наказать ее за случившееся на свадьбе. Словно это она, а не его собственный друг сыграл с ним эту скверную «шутку»… Но теперь она осознала весь ужас их положения: все, чем они по правде владели, ее собственный муж носил на себе. Все эти драгоценные камни, нашитые на дублеты из дорогого сукна, все эти перстни, шляпные броши и пояса. Кроме них у Айфордов не было ничего…