Посол Урус-Шайтана - Владимир Малик

Это был высокий дюжий казак лет под шестьдесят. Хорошо выбритое лицо с мощным крутым подбородком и прямым носом пышет здоровьем. Из-под изогнутых косматых бровей внимательно смотрят пытливые глаза. Одёжда Серко говорила о том, что казак заботится не так о красоте, как об удобстве. Широкие шаровары пурпурного цвета, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, и белый жупан фризского6 сукна — вот и вся одежда. На левом боку висит дорогая сабля.

Ото всей ладно скроенной и сбитой фигуры кошевого веяло неукротимой жизненной силой, внутренним пылом и необычайной решимостью — всем тем, что в те суровые времена выдвигало человека в ряды военных предводителей.

— Я слушаю, кобзарь. Какое у тебя дело ко мне? — спросил Серко.

Кобзарь поднял жёлтое, изуродованное лицо и на его губах мелькнула горькая улыбка.

— Ты не узнаёшь меня, Иван?

Серко отрицательно покачал головой, будто слепой мог это увидеть.

— Нет, не узнаю.

— Оно и правда, мы с тобой вместе гусей не пасли…

Но все же, если пороешься в памяти, вспомнишь казака Данилу Сома…

— Постой!.. Неужто ты тот самый Сом, что под Берестечком принёс Хмельницкому известие об измене татар?

— А как же… Что правда, то правда, это был я, проклятый…

— Почему же проклятый?

— А потому… Не узнай я о тайном отъезде хана и не извести об этом гетмана, может, все повернулось бы иначе… Может, хан не захватил бы обманом Богдана в плен и не завёз его аж на Ингулец.

— Ты ведь, кажется, вместе с Хмельницким кинулся тогда догонять хана?

— Гетман взял не только меня. Вся гетманская стража была с ним, когда он погнался за татарами. Многих из нас они завезли в Крым, а там продали туркам… Почти двадцать пять лет не снимали с меня железа. Оно съело меня до самых костей. Вот… — Кобзарь закатил рукав свитки и показал Серко синие рубцы от ран. — Не вытерпел — убежал… Да разве убежишь? На Дунае поймали — глаза выжгли… Только тогда и отпустили… Целый год бродил по Молдавии, покуда добрался до Покутья… А оттуда уж сюда… к тебе… О брате весть принёс.

— О брате? О каком брате? — У Серко дёрнулась левая щека.

— Разве не было у тебя братьев?

— Были… Но они давно погибли! Максим на Тикиче — от татарской стрелы… Сам видел… А Нестор… Хотя… Неужели ты что-то новое принёс про смерть Нестора?

— Зачем про смерть? Живой он, живой…

— Жив? — выкрикнул Серко. — Ты хочешь сказать, что видел его? Что он был с тобой вместе в неволе?

— Да, мы были вместе с Нестором в неволе. Последние годы неразлучно.

Серко замер возле кобзаря. Грудь его тяжело вздымалась. Он побледнел, закусил серебристый ус.

— Невероятно!.. Сам подумай, сколько лет мы все считали Нестора погибшим… Его вдова снова вышла замуж… Море воды утекло! И вдруг такая новость! Полковник Яким Чернобай клялся мне, что Нестор у него на глазах погиб…

— Яким Чернобай? — Старик стукнул посохом. — Мерзкий изменник, трус — вот кто он!.. Он бы мог тебе поведать правду про брата, если бы захотел… Но он этого никогда не сделает!.. А Нестор мне рассказал, как это было… В бою, когда татары прижали наших, под Нестором упал конь. Чернобай был рядом. Он мог выручить товарища. Стоило только нагнуться и освободить ногу Нестора из-под седла. Но Чернобай плашмя ударил саблей своего жеребца — и удрал… А вскоре подбежали татары и заарканили Нестора. Чернобай брешет…

— Хорошо, садись, Данило, — взял себя в руки Серко. — Не об этом будет речь… Где Нестор? Как вызволить его?

— Последние годы мы все время были у одного богатого турка. Недалеко от Варны, в Болгарии… Село Рудник… Оттуда я бежал… Нестор, наверное, и доселе там.

— Если жив.

— Живой… Он куда моложе меня. И крепче. Что с ним сделается?

— Почему же он не бежал с тобой?

— Тогда я пастухом был и жил свободнее. Без надзора. Он работал то в каменоломнях, то на виноградниках. Всегда с надсмотрщиком… Но выкупить его можно. Если хорошо заплатишь, турок отпустит. Нестор не раз повторял, чтобы известить тебя. Он все время надеется на твою помощь! Особенно после того, как услышал, что ты стал кошевым…

— Благодарю, Данило. Ты оказал мне большую услугу.

— Я рад был сослужить тебе службу, Иван… Но слушай дальше — казак Сом принёс ещё одну важную весть.

— Какую? — Серко удивлённо взглянул на старого.

— Ходят слухи, что султан Магомет готовит новый поход на Украину. Разгневался, клятый, что гетман Дорошенко поддался московскому царю и вся Правобережная Украина у турков из рук выскользнула. Думает следующим летом двинуть своих на Чигирин и на Киев…

Серко подскочил с лавки. Нахмурился.

— Где ты такое слышал, Данило? Это очень важная весть!

— В Валахии7 и Буджаке8 говорят про это… Слухи, конечно… Однако ж дыма без огня не бывает.

— Ты прав… Спасибо тебе ещё раз — и за это предостережение, и за новость о брате. Я сделаю все, чтобы вызволить его. Сколько чужих вызволял, а за брата жизнь отдам! За деньгами дело не станет! Вот только как это сделать! Не самому же к султану в гости ехать… Хотя погоди… Есть у меня один казак на примете… Молодой, а по-турецки лопочет, как турок…

Серко позвонил в небольшой серебряный колокольчик, что стоял на столе. Вошёл джура.

— Позови Звенигору!

Казак исчез за дверью.

Сом поднялся с лавки, начал рукой нащупывать клюку.

— Да ты сиди, сиди, — мягко усадил его Серко. — Или не терпится к товариству?.. С кем же ты пришёл в Сечь?

— С Яцьком. Это поводырь мой… Сирота… Повстречались с ним возле Каменца в одном селе, — невесело усмехнулся Сом. — Сижу я на брёвнах под забором, жую сухую горбушку. Вдруг слышу голос: «Дедушка, дай кусочек хлебца». Я чуть не подавился. Эге, думаю, ты ещё не нищий, Сом, если нашёлся голоднее и несчастнее тебя! Вытаскиваю из торбы краюшку, спрашиваю: «Ты кто такой будешь?» — «Яцько», — отвечает голос. «Откуда и куда идёшь?» — «Иду в Запорожье, — говорит. — Убежал от пана». Вот, думаю, сам бог посылает мне тебя. Казак из тебя не скоро будет, а поводырём можешь быть хорошим. «Ну что ж, Яцько, я тоже иду в Запорожье. Присоединяйся ко мне — всегда сытым будешь, — говорю. — Ты будешь моими глазами, а я тебя хлебом кормить буду… Пока есть кобза и голос — не пропадём». — «Хорошо, дедушка, — отвечает. — Дай ещё кусочек хлебца…» Вот так он и прибился ко мне. А теперь стал как родной…

Сом насторожился и замолк: с крыльца донеслось топанье чьих-то ног.

4