От войны к революции - В. Фриче
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доводы русского большевика все более убеждали Джимми и на его предложение взять у него прокламации и распространить их среди американских и английских солдат он ответил согласием. Это было обращение ревкома XII Красной армии к германским солдатам, расклеенное на стенах Риги перед отступлением (текст прокламации приведен в романе Синклера). На вопрос Коленкина, выдаст ли он его, если будет арестован, Джимми уверенно возразил:
– Ни за что. Хотя бы с меня живого шкуру содрали. – И он сдержал свое слово.
Его, конечно, накрыли. На все предложения выдать своих сообщников, он отвечал отказом. Тогда его стали пытать – подвешивать, вливать в желудок через кишку воду и т. п., споря в дьявольской изобретательности с средневековой инквизицией. Эти страницы описания пыток, которым бедняк Джимми подвергался в царском застенке от руки американских палачей, поистине потрясающи. Нужна была вся экстатическая вера героя-пролетария, чтобы вынести эти сверх-человеческие муки. Когда силы ему изменяли, когда, казалось, вот-вот он сдается, он слышал чей-то бодрящий голос и сердце его зажигалось новым огнем, готовностью страдать до конца ради несказанно-великого дела. Этот голос говорил:
Ты – революция. Ты – справедливость, борющаяся за свое существование. Ты – человечество, устремляющееся с ликом, обращенным к свету, сквозь ужасы старого мира к новым целям. Если ты смалодушествуешь, вселенная снова и уж навсегда потонет в прежнем мраке. Ты обязан дотерпеть до конца. Ты не имеешь права сдаться.
Изуродованный до неузнаваемости, бедняк Джимми, предстал наконец перед военным судом. Здесь снова и на этот раз во всеуслышание ему пришлось выступить на защиту русских большевиков. Председатель спросил его, знает ли он, что заслужил смертной казни. Джимми молчал. Председатель продолжал: если он выдаст своих сообщников, его не казнят. Необходимо оберечь армию от этих убийц!
– Убийц!! – вспыхнул Джимми. – А разве вы сами не убийцы, вы, которые хотите казнить меня?
– Мы поступаем по закону!
– Вы называете законом одно, а большевики – другое. Вы убиваете тех, кто не подчиняется вам, то же делают и большевики. Где тут разница?
– Они убивают всех образованных, всех уважающих законы людей в России!
– Всех богатых, – перебил его Джимми. – А вы разве не так поступаете с бедняками?..
Суд приговорил Джимми к двадцати годам каторги, приговор, как поясняет Синклер, сравнительно мягкий, если принять во внимание, что как раз в это время в Нью-Йорке пять русских евреев, все почти еще в детском возрасте, среди них одна девушка, вернее девочка, были за то же самое преступление, т.-е. за распространение обращения к американским солдатам не убивать русских социалистов, приговорены, несмотря на их юный возраст, к тем же двадцати годам каторги, при чем один из них был замучен пытками до смерти.
Та же участь ожидала и Джимми. Его привезли обратно в подземелье-застенок, где в продолжение десяти часов в день он был прикован к стене железной цепью и где его пытали до тех пор, пока он не сошел с ума.
Но муки и смерть бедного Джимми не прошли даром. Они таили в себе возмездие. На стенах Архангельска появилась прокламация, излагавшая причины его ареста и историю его гибели, и американские солдаты все чаще и громче стали протестовать против навязанной им роли душителей социальной революции.
Пришлось отозвать американский экспедиционный корпус.
Дух замученного большевика Джимми восторжествовал.
Свой роман Синклер заканчивает следующими словами:
«Бедный сумасшедший Джимми уже не будет больше нарушать общественного спокойствия, зато друзья его и приверженцы, знакомые с его историей, преисполнятся озлобления, гораздо более опасного для общества. Стучащаяся в ворота великой западной демократии социальная революция породит мужчин и женщин, воодушевленных бешенством, которое не будет взирать ни на какие опасности и которые будут готовы на какой угодно акт мести, как бы он ни был жесток».
«Великая демократия Запада будет изумлена при виде настроения этих людей, не в силах понять, откуда оно? Великая демократия Запада забыла слова величайшего демократа, сказанные им, как предостережение, в дни гражданской войны с ее убийствами и опустошениями (имеется в виду гражданская война между северными и южными штатами, начавшаяся в 1864 г.):
„Война будет продолжаться до тех пор, пока все богатства, накопленные в продолжение 250 лет неоплаченным трудом рабов, не будут уничтожены, пока каждая капля крови, которая текла под ударами кнутов, не будет оплачена кровью, которую прольет меч“».
Примечания
1
Хехт – значит «щука».
2
Как видно, Келлерман совершенно не понял смысла нашей октябрьской революции.
3
Интеллигент Аккерман – отнюдь не Карл Либкнехт. Он мистик и пацифист, а не революционный коммунист. Этот тип лежит вне интеллигентски-бюргерского поля зрения Келлермана.
4
Картина революции в общем мало удалась Келлерману, представляя сюжет, непривычный для его таланта, ограниченного буржуазными тенденциями.