Бандиты семидесятых. 1970-1979 - Федор Раззаков

Когда они начали допрашивать, первым делом поставили на стол портфель. Это был мой портфель. И в нем была валюта – 6750 долларов. Сейчас это – большие деньги, тогда – нет, потому что цена 1 доллара была гораздо меньше.

Этот портфель я отдал накануне своему приятелю Алексею, который хранил весь криминальный товар: валюту, золото, слитки. Выполнял работу курьера и в то же время предоставлял свою квартиру для хранения, поскольку он жил один со своей сестрой. (Родители у него ученые, они друг с другом не жили. Отец жил все время с любовницей, а мать с любовником. И они бросили своих детей на произвол судьбы.)

Как потом выяснилось, на основе каких-то оперативных данных КГБ стало известно, что я занимаюсь валютными операциями, имею его квартиру. Алексея, моего подельника, проводили в милицию. А в это время его малолетняя сестра (ей было лет 12–13) осталась одна, и ее стали допрашивать, что вообще запрещено законом. Ну и сестра (то ли в ней пионерская честность, то ли еще что-то) заговорила. Или она хотела сделать плохо своему брату? Открыла ящик и говорит: «Вот здесь слитки лежат, а еще монеты лежали». (Там лежали 11 монет царской чеканки 1912 года достоинством десять рублей). Лежали шубы норковые. И всякая всячина.

Показала им коробки с мохеровой шерстью. И портфель. «Там наверняка слитки золотые», – говорит. Но в портфеле золота не было. Потому что оно было продано накануне. Там была валюта. Естественно, они все это изъяли. Ну и, короче говоря, меня вечером арестовывают. Потом везут на Петровку.

Приходит следователь, представляется: майор КГБ. Его стиль допроса был другой, чем у работников милиции. Те отличаются грубостью, напористостью, а этот сразу: «Больше расскажешь – меньше получишь». Я – в отказ. Ничего не понимаю. Меня отправили в Бутырку, в 252-ю четырехместную камеру…»

Айзеншпису выдвинули обвинение сразу по двум статьям: 88-й (нарушение валютных операций) и 154-й (спекуляция в особо крупных размерах). Потом был суд, который приговорил Айзеншписа к 7 годам тюремного заключения. Забегая вперед, сообщу, что первые несколько лет своего срока Юрий отбывал в колонии в Красноярске. Но затем его маме (она была известным врачом) удалось использовать свои связи, и Юрия перевели поближе к Москве – в Тулу. Там была очень хорошая зона: благоустроенная, с горячей водой.

Когда в 1977 году Юрий освободился, его заставили прописаться не в родной Москве, а в Александрове. И в столицу он приезжать права не имел. Но однажды Юрий это требование нарушил: отправился на свидание к своей любимой девушке. Но едва достиг пределов Москвы, как его тут же арестовали и снова отдали под суд. Тот не стал церемониться с неисправимым Айзеншписом и приговорил его к новому сроку – к 10 годам заключения. В своем последнем слове Юрий нашел место для иронии, он сказал: «Я – советский человек, учился в советской школе и институте. Но в моих жилах течет кровь буржуазных предпринимателей».

Эта кровь в итоге все-таки окажется востребованной, но произойдет это чуть позже, в конце 80-х, когда в Советском Союзе начнется перестройка с ее рыночными отношениями. Кто в итоге пришел к власти, сегодня уже хорошо известно. Но истоки всего этого были там, в начале 70-х.

Судя по всему, эта же кровь «буржуазных предпринимателей» текла и в жилах другого человека, арест которого тоже пришелся на самое начало 1970 года . Судьба его – это типичный пример того, как неправильное воспитание создает из человека монстра. Причем воспитание это не имело никакого отношения к советскому, а целиком зиждилось на канонах буржуазного общества, того самого, в котором мы с вами имеем счастье жить сейчас.

Эта история началась 19 февраля под Ленинградом, когда на одной из дач, принадлежащей молодому человеку по имени Артур Сабонис (имя и фамилия изменены), следователями городской прокуратуры был проведен обыск. Вызван он был следующими причинами. У владельца дачи почти год назад при загадочных обстоятельствах погибли родители (они застрелились из охотничьего ружья) и пропала 11-летняя сестра Оля. Поскольку пропавшую так и не нашли, а гибель родителей списали на самоубийство, никаких претензий к Артуру у правоохранительных органов поначалу не возникло. Но в начале 1970 года внезапно вскрылись новые обстоятельства, которые и вынудили следствие заинтересоваться личностью Артура.

Повод к сомнениям дала молодая жена Сабониса, которая поведала сыщикам, что после смерти родителей ее муж весьма странно себя ведет: на людях разыгрывает печаль по поводу постигшей его утраты, а дома откровенно издевается над памятью покойных. По словам женщины, ни одного доброго слова об отце и матери она от него не слышала. Более того, она поведала потрясенным следователям, что в день похорон сын снял с лежавшего в гробу отца новый костюм и заменил его на старый. А новый на следующий день отнес в комиссионку.

Дальше – больше. Сняв со сберкнижек родителей большие суммы денег, Артур постоянно говорил, что у отца с матерью должны быть припрятаны еще наличные суммы. Он чуть ли не весь дом перевернул вверх дном в поисках этих денег, но так ничего и не обнаружил. И это стало очередным поводом к тому, чтобы костерить покойных. А однажды Артур напугал жену, что называется, до смерти. Перебрав со спиртным, он поведал супруге о том, что в смерти его сестренки виноват отец: дескать, это он задушил девочку, а тело закопал на даче в погребе. Когда на следующий день жена попыталась выяснить уже у трезвого супруга подробности этого жуткого рассказа, тот заявил… что ему это все приснилось.

Но чашу терпения молодой супруги переполнил другой случай. Однажды Артур подпоил жену и стал предлагать ей… отравиться, оставив перед этим предсмертную записку. Он положил в бокал с шампанским большую дозу люминала и заставил супругу испить дьявольское зелье. Но та, несмотря на свое полувменяемое состояние, все-таки сумела исхитриться: сделала всего лишь один глоток, а когда муж помчался вызывать «Скорую», выплюнула отраву в форточку.

Этот случай всерьез напугал женщину, и она решила заявить на мужа в милицию. Стоит отметить, что до этого – в конце декабря 69-го – она уже обращалась туда же с просьбой проверить своего суженого на предмет возможной причастности к убийству его родственников, и сыщики вняли ее словам: в очередной раз обыскали дачу Артура. Но никаких компрометирующих улик не обнаружили. Мало шансов было найти что-либо там и в этот раз. Однако в прокуратуре нашлись люди, которые не поленились отправить на дачу новую проверку.

На этот раз сыщики подошли к делу куда более тщательно, чем в первом случае. Они перекопали чуть ли не весь погреб и почти на двухметровой глубине все-таки нашли то, что искали, – труп пропавшей девочки. Причем рядом с ним лежали мужские шорты, которые, по показаниям свидетелей, принадлежали не кому иному, как брату покойной Артуру. А в сарае сыщиков ждала еще одна неожиданная находка: личный дневник Артура, в который он выписывал всякие крылатые афоризмы из умных книжек. Сыщики обратили внимание, что среди сотни крылатых выражений не было ни одного доброго, светлого. А были, например, такие: «Деньги – это то, что есть у других и что нужно добыть мне» . Или: «Отсутствие денег у людей – порок. Человек без денег – просто не человек» , «Дети начинают с любви к родителям, а потом судят их» , «Мораль – это выдумка человека, а не вывод из его опыта» и т. д.

Днем 20 февраля 1970 года Сабониса арестовали, а расследование этого дела перепоручили столичной Главной военной прокуратуре. Оно попало в руки опытного следователя по особо важным делам Сергея Громова. В тот же день Громов выехал в Ленинград, а сутки спустя провел первый допрос арестованного, на котором тот, естественно, свою вину в гибели родственников отрицал. Но опытный следователь чуть ли не каждый день предъявлял ему все более неоспоримые улики его вины.

Например, Громов огласил ему повторные результаты судебно-медицинской экспертизы, из которых следовало, что отец и мать Артура не покончили с собой, застрелившись из охотничьего ружья, как было написано в первом акте экспертизы, а были убиты. «Вами, Сабонис, – вынес свой вердикт Громов. – На ваших трусах были найдены пятна крови вашего отца, которые попали на вас в момент выстрела. Вы пытались их застирать, но сделали это неумело. Далее. Вы пытались получить в сберкассе деньги, положенные на имя вашей сестры, хотя не имели на них никакого права. Кроме этого, вы начали переговоры по поводу продажи дачи, хотя сестра тоже имеет право на наследство, как и вы. Выходит, вы знали, что сестра мертва?»

Припертый к стене этими и другими уликами, Сабонис в один из дней не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством в одиночной камере тюрьмы. Но охранникам удалось вовремя вытащить его из петли, сделанной из тюфячного чехла, и вызвать врача. После этого случая нервы Сабониса сдали окончательно, и он начал давать признательные показания. Он заявил, что сестру убил после того, как узнал о том, что его после окончания медицинского института ждет распределение в провинцию, чего он сильно не хотел. А пропажа сестры, по его плану, должна была вызвать к нему снисхождение. Так оно и вышло. Что касается родителей, то их Сабонис убил из чисто меркантильных интересов – хотел завладеть их деньгами и имуществом.