За святую Русь! Фельдъегерь против нашествия Батыя (сборник) - Юрий Корчевский

Тому приходилось худо. У разбойника в руках был топор-клевец – боевой, на длинной рукояти. И разбойник, чувствуя своё превосходство, наступал.

Но в пылу схватки тать услышал топот Алексея и уже начал поворачиваться, когда на него обрушилась дубина. Алексей целил в голову, но удар пришёлся по плечу, раздробив его.

Разбойник заорал, бросил клевец и Алексей ударил его дубиной ещё раз. Одновременно обозник нанёс по спине татя удар топором, и разбойник упал.

– Спасибо за помощь, – прошепелявил обозник разбитыми губами. – Думал – конец мне подходит. Вовремя ты подсобил.

Над поляной нависла тишина.

Алексей обернулся: последний из нападавших валялся с раздробленной грудью, но и боярин зажимал рукой рану на боку, видно – зацепил-таки его бугай.

– Помогай, – приказал Алексей и побежал к боярину.

И вовремя. Тот стоял бледный, покачиваясь, и Алексей с обозником успели в последнюю секунду подхватить его и отнести на повозку.

– Эх, не послушал ты меня, боярин! – только и сказал Алексей. Но боярин уже не слышал его – он впал в беспамятство.

Алексей вытащил нож и вспорол им кафтан боярина.

Рана была неглубокая, лезвие разбойничьего топора скользнуло по рёбрам, рассекло кожу и мышцы, но сами рёбра были целы. Вот только кровило сильно.

– Мох толчёный, тряпицы чистые – быстро!

– Я мигом!

Мужик сбегал к другой подводе и принёс чистую тряпицу – вроде широкого бинта.

– Приподними его за плечи и держи, я перевяжу.

Алексей ловко перевязал раненого.

– Слава богу, жив боярин, – перекрестился обозник.

– Ты кто такой?

– Так холоп Захарий.

– Боярина как величать?

– Корней Ермолаевич Кошкин.

– Не тяни кота за хвост! Далеко ли до усадьбы боярина? Его ведь домой доставить надо.

– Ох ты, беда какая! Недалеко уже, дневной переход.

Вот хватил обозник – недалеко! Боярина целый день на телеге трясти надо – выдержит ли?

Алексей осмотрел боярина – вроде крови и порезов одежды больше не видно. По-человечески надо сопроводить его до дома. Обозник один остался – на пять подвод с лошадьми.

– Откуда идёте, что за груз?

– Издалека. В Булгар ходили, за товаром.

– Так ведь хозяин твой вроде не купец?

– Точно, боярин он – только из обнищавших. Всего-то и было что пять мужиков. Да вишь – один я ноне и остался. А осенью надо боярину на службу, вот и решил он в Булгар сходить.

– Ладно, все разговоры потом. Запрягай лошадей, сопровожу вас с обозом до дому.

– Вот спасибо, мил-человек! А то мне одному не управиться.

Обозник забегал, собрал с луга пасущихся лошадей.

– Там ещё лошадёнка – не твоя ли?

– Меня Алексеем зовут. Моя лошадёнка, веди её сюда.

Они запрягли лошадей в подводы, поводья каждой привязали к подводе впередистоящей лошади, и получился эдакий караван. Захарий уселся на первую подводу – он знал дорогу, Алексей – на последнюю замыкающим. Перед отъездом он собрал всё оружие и сложил к себе в телегу. Железо стоило дорого, и бросать его было грех.

Только они тронулись, как снова остановились. Захарий спрыгнул с подводы и подбежал к Алексею:

– Негоже нам уезжать, людей своих отпеть да похоронить бы надо.

– Правильно говоришь, только рыть могилы нам с тобой здесь до вечера. Как думаешь, выдюжит боярин?

– Эх, ядрит твою! Что за жизнь такая!

Захарий расстроился. Ведь убитые холопы – его товарищи, но и в словах Алексея была своя правда. Он понуро пошёл к подводе, запрыгнул на неё, взял в руки вожжи и тронул коня с места.

Обоз шёл до полудня, потом дали лошадям отдых. Хоть и поторапливаться надо, а животина есть хочет, и объяснить ей что-то просто невозможно. Сами пожевали сухарей из припасов боярина.

На остановке боярин пришёл в себя, повёл вокруг глазами, увидел Захария и удовлетворённо кивнул.

– Здесь я, Корней Ермолаевич! И обоз со мной, к вечеру дома должны быть, – успокоил боярина ездовой.

– Пить дай…

Обозник напоил боярина из баклажки.

– А где остальные? – напившись, спросил боярин.

Обозник отвёл глаза в сторону:

– Только я да Алексей остались. Кабы не он, все бы полегли.

Боярин кивнул и смежил веки – слаб он был после кровопотери. Ему бы сейчас покой да уход, а не тряскую подводу.

Уже в сумерках они подъехали к боярской усадьбе. За тыном располагалась изба хозяина, на заднем дворе – хозяйственные постройки, вроде конюшни, бани, амбаров. Но выглядело всё это достаточно скромно, без резных наличников на окнах. Добротно, но без шика.

Захарий и Алексей занесли хозяина в дом. Забегали, заохали женщины, принялись осторожно раздевать его.

Алексей помог завести обоз во двор и распрячь коней. Пожилой дядька принялся разгружать подводы.

Женщины усадили Захария и Алексея за стол.

– Кушайте-кушайте, устали, поди, с дороги-то.

Пища была вкусной; без изысков, но сытной. Лапша домашняя с курятиной, пироги рыбные, пиво. Заметив, что после еды оба гостя стали клевать носами, их отправили спать. Алексея вместе с Захарием уложили в людской на лавках, и оба сразу вырубились.

Утром Алексей едва расправил занемевшие члены. Лавка была жёсткой, хорошо – под головой подушка, набитая пером. Но при всём при том это была крыша над головой. А что в людской уложили, вместе с холопами, – так ведь на Руси сроду встречали по одёжке, а рубище на нём крестьянское.

Они позавтракали свежеиспечёнными калачами с сытом. Алексей поблагодарил кухарок и поинтересовался, как себя чувствует боярин.

– Почивает он. Ослаб после ранения, сердешный.

Алексей посчитал свою задачу выполненной, пора и честь знать. Гость хорош, когда уезжает быстро, особенно – если гость незваный. Боярин-то то его на поляне встретил и разговаривал не очень приветливо, подозревая в нём разбойника из шайки.

Алексей вышел во двор и нашёл в амбаре Захария.

– Мне бы лошадку свою взять, Захарий. И ещё одна просьба… – Алексей замялся. Захарий не хозяин, просить неудобно, но других слуг он вовсе не знал.

– Говори смелее, – подбодрил его холоп.

– Мне бы в дорогу хлебца и яиц варёных.

Конечно, лучше бы сала, оно сытнее, но совесть не позволила Алексею просить большего.

– Всё сделаю. Кабы не ты, мы бы все там полегли.

Захарий ушёл и вскоре вернулся с лукошком.

– Кухарки хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… – Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.

– Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.

– На добро принято отвечать добром, – в свою очередь смутился Захарий.

Он вывел из конюшни лошадку.

– Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.

– Даже не знаю, как тебя поблагодарить.

– Даст Бог – свидимся ещё.

Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.

На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:

– Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.

Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше – не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже – что это решит?

Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.

– Здрав буди, Корней Ермолаевич!

Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира Мономаха.

– Здравствуй, гость нежданный. Садись, в ногах правды нет.

Алексей устроился на лавке. Виноватым он себя ни в чём не чувствовал, потому держался уверенно и с достоинством.

– Помог ты нам, – продолжил боярин, – казню себя, что не поверил тебе.

– Обошлось ведь. Вот только мужиков положили.

– Чьих ты?

– Уже ничьих, боярин. Служил дружинником в Литве, а ноне здесь оказался, на Рязанской земле.

– То-то я слышу, говор у тебя не наш.

Княжество Литовское было православным, люди говорили по-русски, бояре и князья со всей своей челядью зачастую переходили на службу в Московское, Тверское либо Рязанское княжества, приносили великому князю клятву и служили верно. Чем-то предосудительным такой переход не считался, и потому боярин к словам Алексея о его службе в Литве отнёсся спокойно. Однако упоминание о службе дружинником вызвало у него интерес, даже глаза заблестели.

– Вон как поворачивается! Видел я тебя в схватке с разбойниками, горазд ты драться, чума просто!

Алексей кивнул, соглашаясь. Уже в скольких схватках ему пришлось поучаствовать – не счесть. И с печенегами, и с половцами, и с сарацинами; с гуннами Аттилы – всех не упомнить.

– Только не пойму, почему ты в схватку с дубиной бросился? Разбойничье это оружие, не воина.