Стеклянное время. Пролог - Иван

– У тебя есть конкретное видение игры? – спросил Джон.

– Нет. Им не навяжешь того, чего они не хотят. Нужно встретиться и послушать, что они скажут. Мы ничего не теряем. Мы не делаем ничего незаконного. Кроме того, обычная процедура – стандартный договор о неразглашении. Просто я хочу, чтобы мы услышали мнение экспертов, мы же так любим звать экспертов, – с сарказмом сказал Алекс. – Что потом? Я знаю сто человек, которые верно оценят ситуацию, но что будет потом? А эти – эти способны думать еще и об общем деле, а не только о себе. На это надежда. Только вот мы, Джон, – мы-то еще можем думать об общем деле? Есть оно у нас с тобой вообще, это общее дело, а, Джон? Так что остаемся мы с тобой. И решение за тобой. Если ты решишь… – Алекс не успел договорить, как Джон решительно встал и вышел из комнаты.

***

Так Джон остался один – впервые в жизни. С детства всегда кто-то был рядом: мать, отец, брат, кормилица, жена… Джону было нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы кто-то восхищался им, чтобы было кому нравиться. Джон любил власть и любил нравиться. Если бы он любил власть меньше, то пошел бы в певцы или артисты, у него это хорошо получалось. Но он любил власть больше, чем нравиться людям.

Джону нужно было, чтобы им восхищались во власти и через власть, чтобы понимали, как Джон управляется с властью. Это понимали немногие: мать, брат, кормилица и Алекс. Но власть означает одиночество, и Джон не понимал сначала, что принес в жертву любовь матери и брата… а теперь он вдруг понял, что только восхищение Алекса питало его, но и этого не осталось. Он совсем один, и даже если все им восхищаются, ему все равно и даже хуже, потому что ему нужно, что бы им восхищался человек, которого он любит и который любит его и понимает, какой он.

Так Джон остался один на один с вызовом, который был больше его опыта и навыков. Но сейчас его беспокоило только одно – он боялся потерять Алекса, тем более сейчас. Он был как линейный корабль, большой и могучий, который в одни миг потерял навигационное оборудование. Он ослеп. У него были пушки, ракеты – сила, – но он не знал, где он и куда ему идти.

Джон пошел на веранду к столу, где лежал разложенный им ранее пасьянс. Таково было главное правило его жизни: как бы тебе ни было плохо, ты должен действовать. Он взял пять карт, разложил их перед собой и начал думать. Это были карты на людей, предложенных Алексом для «президентского покера»: конгрессмен, губернатор, лоббист – три демократа; ветеран холодной войны и миллиардер с юга – республиканцы.

Джон попытался сосредоточиться, но у него не получалось. Его мир разрушился. То, как он понимал власть, те условия игры, в которых он разбирался и по которым умел играть, исчезли в одну секунду, когда Алекс сказал, что теперь каждый должен принимать решения сам. И в конце этой цепочки был Джон.

Джон слонялся по дому без цели: зашел в дровяной сарай, взял в руки топор, затем повесил на место. Потом обошел вокруг дома, зашел в комнату с тренажерами, вышел на веранду, сел в кресло, попробовал закурить. Курить не хотелось. Джон вернулся в комнату с тренажерами, сел, не переодеваясь в спортивную одежду, на гребной тренажер и начал грести, грести, грести, постепенно наращивая темп.

Наконец Джон принял решение и пошел искать Алекса. Алекс спал на диване под лестницей, в самом укромном месте. Джон не стал его будить – он взял лист бумаги и написал: «Зови всех на президентский покер». Записку он положил на столик рядом с диваном и тоже пошел спать.

Часть II

Президентский покер

Ждали Забияку – одноклассника Джона и Алекса по колледжу, теперь миллиардера: хозяина империи, занимавшегося нефтедобычей, инновациями и много чем еще, в частности, владевшего крупнейшим на Юге детективно-охранным агентством.

В колледже Забияка был «черным человеком» Алекса. Он прицепился к тому сразу, как увидел; за любовь Алекса к Библии и нерешительность он называл его «Монашкой». Он задирал его при первой возможности, но не грубостью (хотя грубости у него хватало) – он доставал его смыслами. Он шутил, он был ревизором жизни Алекса.

Джон плохо переносил унижение друга, но часто ничего не мог сделать, потому что был согласен с тем, что говорил Забияка, а еще потому, что Алекс тоже был с ним согласен. Забияка олицетворял все то, чего не было у Алекса. Джон и Забияка были лидерами в классе. Забияка ко всему относился с насмешкой и старался ни в чем не уступать Джону. И только в одном случае Забияка начинал грязно задирать Алекса – когда он хотел подраться с Джоном; а дрались они часто. Чтобы потешить свое самолюбие, он оскорблял Алекса и потом с усмешкой смотрел на Джона, который лез в драку за друга.

Во всем остальном он был парень хоть куда: умный, смелый, сильный, отличный товарищ. И он дружил с Гарри, братом Джона.

При любом раскладе Забияка был бы очень неудобен для Алекса.

Но Алекс предложил позвать его.

Джон знал, что Алекс тайно следил за судьбой Забияки, своего вечного оппонента, и всю жизнь что-то доказывал ему.

Когда Алекс настоял на том, чтобы пригласить Забияку на инаугурацию Джона, он думал, что это будет его триумф, что Забияка признает его достижения. Но Алекс жестоко просчитался. Когда на приеме по случаю инаугурации они остались в тесном южном кругу (он, Джон, Забияка и Большая Ма), Забияка жестоко пошутил:

– Монашка думает откупиться от своего страха успехом Джона и почему-то выбрал для этого меня. Не сотвори себе кумира, Монашка, отчитываться надо перед Ним, – Забияка поднял глаза вверх, – а не передо мной.

Он попал в самую суть. Алекс побледнел и застыл без движения. Большая Ма ехидно усмехнулась – ей понравилась эта злая шутка. Джон покраснел, ему хотелось ударить Забияку: тот портил его праздник. Забияка, насладившись реакцией окружающих, громко засмеялся и ушел, довольный собой.

***

Забияка был верен себе: он посадил свой вертолет прямо перед ранчо Президента, несмотря на возражения охраны; не станут же его сбивать.

– День добрый, ребята, – Забияка здоровался со всеми за руку. Он был последним из прибывших на «президентский покер». – Надеюсь, здесь нет содомитов и демократов? – пошутил он и сам рассмеялся.

Шутка понравилась не всем, но все промолчали. Забияка не унимался.

– Какой интересный состав игроков, умираю от любопытства: в какую игру мы будем играть? Но у нас на Юге так: когда друг просит приехать, ты сначала приезжаешь, а уж потом спрашиваешь, зачем. Монашка позвал – и вот я здесь.

– Кто позвал? – не понял конгрессмен О`Нил.

Алекс побледнел. Джон не дал Забияке ответить – он шагнул к нему и указал на стол, где лежали бумаги и ручка.

– Вот, подпиши. Это стандартное обязательство о неразглашении. Все остальные уже подписали, так что не будем терять время. А телефон положи вон в ту железную коробочку.

– Судя по твоему настрою, Джон, если я не подпишу, мне укажут на дверь, – Забияку распирало от внутренней силы. – На сегодняшний день любопытство сильнее. Где подписывать?

Джон краем глаза видел Алекса, который был явно не в себе после слов Забияки. Вообще, это Джон должен был сидеть в кресле, а подписывать документы и докладывать положение дел должен был Алекс – если бы не Забияка. А тот не унимался.

– Странно и необычно, – говорил он с улыбкой, обращаясь к Алексу.

– Что странно? – вышел из ступора Алекс.

– Что здесь нет ни одного ниггера. Где хваленая вашингтонская политкорректность? У нас тут, судя по всему, один еврей и шесть англосаксов. Некомплект. Нужно позвать боя, а то янки нас не поймут.

На этих словах губернатор Фулер поднялся и подошел к Забияке. Мартин Фулер был крепкий, коренастый мужчина с огромными ручищами, весь усыпанный веснушками.

– Вы это говорите ради шутки или зачем-то еще? – глядя в глаза Забияке, спросил губернатор.

– Уж какие тут шутки, губернатор, – Забияка ответил взглядом на взгляд.

– Джентльмены, – решительно прервал их перепалку Генри Диллинджер. – Давайте к делу, шутить будем потом.

– Золотые слова, сэр, – отреагировал Забияка. – Я смотрю, вы уже налили себе.

С этими словами он прервал дуэль взглядов с губернатором и направился к столику с алкоголем.

– Нужно не отставать, а то будем не на одной волне, – Забияка налил себе вина и с бокалом и бутылкой вернулся на свое место.

Джон принес папки по Йеллоустону и положил на журнальный столик.

– У нас только один экземпляр, поэтому садитесь плотнее.

***

Докладывал Джон.

Алекс наблюдал, как Джон делает его работу, как люди, приглашенные им, вникают в обстоятельства дела, как меняются их лица и как меняется лицо Забияки.

Лоббист Элан Финч, губернатор Мартин Фулер и конгрессмен Брайан О`Нил были демократами. Интуиция Алекса, побудившая его пригласить их на эту встречу, подсказывала что-то, что выходило за границы рациональных подходов, которые работали в сложившейся системе американского политикума. Все эти люди в силу своих должностных обязанностей входили в круг постоянного общения Джона и Алекса, но назвать их ближним кругом было нельзя. Как нельзя было отнести к такому кругу и Забияку с Генри.