Старец чудный, старец дивный. К 700-летию со дня рождения преподобного Сергия Радонежского. Сборник проповедей - Кирилл Павлов

О гордости и смирении

«Полюби святого Сергия: он был русский в душе; полюби его искренно, и он полюбит тебя!» – говорит один наш церковный писатель,[21] питая искренние благоговейные чувства к Преподобному. Да и как было не любить такого святого, любвеобильного старца, который сам любил всех до готовности положить душу свою ради ближних! Еще при земной жизни своей он простотою, доступностью, смирением, просвещенным разумом доставлял радостное утешение всем, кто с верою обращался к нему за помощью и советом. И после переселения от земли на небо он еще более источает токи своей любви к родной своей Русской земле, к верным ее чадам и к дорогой, основанной им святой обители. Поэтому и для нас с вами преподобный Сергий весьма дорог и близок, и вся его святая, богоугодная жизнь доставляет нам неизменно великое назидание и утешение, особенно если мы и мыслью, и сердцем перенесемся хотя бы ненадолго в отдаленную по времени, но близкую нашему сердцу родную древность и подышим простотою духа ее, насладимся созерцанием боголюбезного смирения Преподобного.

Вся святая жизнь Радонежского чудотворца носила на себе отпечаток особого Божественного избранничества и покровительства. Еще до своего рождения Промыслом Божиим он был предуказан всему миру, свидетельствован в том, что непременно станет великим молитвенником и столпом Церкви Христовой. Видим мы блаженную матерь его, стоящую в храме за Божественной литургией, в сильном смущении, слезами обливающуюся, когда слышит она во чреве своем троекратное возглашение младенца, удивляясь всему происходящему.

Дитя родилось; при крещении дали ему имя Варфоломей, и благодать Божия почивала на нем. В среду и пятницу младенец не принимал сосцов матери своей, знаменуя этим, что будет он великим постником и подвижником. Когда же стал он возрастать, укрепляться силами и вступать в среду общежительную, то благодать Божия возбудила в нем чувство влечения к Богу и молитвенной ревности.

Удаляясь от детских игр и забав, ищет Варфоломей уединения и в нем, сладостном уединении, находит для себя полное удовлетворение, предаваясь горячей молитве. Но вот Господь попускает ему испытание – в отроческих еще годах. Варфоломею трудно дается школьная книжная мудрость. Он сильно скорбит, испытывает тяжелое чувство, когда видит сверстников своих успевающими, а себя отстающим, и горячо молится Богу о даровании ему способностей и разума.

Господь, Который желал, чтобы богатство духовного просвещения будущего подвижника было не плодом книжного научения, а благодати Божией, посылает отроку неизвестного странника-инока, который, повстречав Варфоломея в поле, дает ему частицу просфоры и уверяет его, что по принятии ее Господь отверзет ему ум и он будет преуспевать в учебе более всех своих сверстников. И действительно, слова таинственного старца исполнились: на юном Варфоломее почила благодать Божия, и он стал преуспевать в учебе больше своих сотоварищей.

С годами возрастал он и в благочестии. И само собою зарождалось в нем желание посвятить себя иноческому подвигу и в уединении от мира предаваться горячей молитве Богу. И с каждым днем желание это все более усиливалось, пока наконец не обратилось в ту пламенную любовь и жажду души, которой томился некогда святой пророк Давид: имже образом желает елень на источники водныя, сице… возжада душа моя к Богу Крепкому, Живому.[22]

По смерти родителей Варфоломей удаляется в непроходимую лесную пустыню и здесь, наедине с Богом, предается подвигу очищения своего сердца от страстей и пороков. «Вот он, – говорит приснопамятный святитель Платон, – подвижник наш, в сладком своем уединении, в убогой, но спокойной келии, очи свои возводит к Живущему на небесах – очи, исполненные слезами покаяния… Мысль его беседует с Богом, язык прославляет Владыку всех; его сердце – жилище всякой добродетели, а потому и Духа Святого; руки же его служат требованиям телесным… Он далек от всякой суеты и от соблазнов мира, работает Господеви со страхом и трепетом, работает в приятном уединении, в сладкой тишине, имея всегда ничем не смущаемые мысли, не обремененный заботами рассудок и спокойный дух…»

Много было и скорбей на стезях пустыннического жительства, но он никогда ни на что не жаловался, не роптал, не предавался печали, оставаясь всегда спокойным и всем довольным. Это был истинный воин Христа Бога, облеченный во всеоружие Божие[23] против всех слабостей человеческих и искушений бесовских. Особенно он боролся против духа гордыни, стремясь стяжать смиренномудрие, которое есть матерь всем добродетелям, соль добродетелей, тогда как гордость, напротив, основание всем порокам.

Предметами, наиболее возбуждающими и поддерживающими гордость, являются красота, здоровье и крепость телесная, богатство, знание, ученость и слава. А при невнимании к себе к гордости может вести и самая жизнь добродетельная. Да, один гордится своим богатством и положением, другой – своей физической силой и красотой, третий – своим умом, отличиями, заслугами или же добродетелями. Гордый услаждается мыслью, что все это – его собственность, и тем более надмевается и превозносится, чем глубже в нем укоренится такое убеждение.

Однако убеждение это ложное и неправильное. И богатство, и слава, и крепость, и красота, и почести сами по себе – ничто, если не будет в человеке благочестивой настроенности. Они ничего не дадут человеку, кроме одного суетного обольщения и надменности души. Они изгоняют из души мир и счастье, умножают в ней душевные скорби и лишают ее блаженства в будущей вечной жизни.

Некоторые надмеваются своею мудростью и благоразумием, но и эти человеческие блага обладают величием суетным и высоту уготовляют ложную, потому что сами по себе не имеют никакой цены, если нет у человека страха Божия. Величайший и невидимый мудрец, знаток мирской премудрости – диавол, будучи коварен, не имея страха Божия, сделался богоотступником и подвергся вечному осуждению, несмотря на то что был умнее всех.

Но мало того, что гордый все достоинства и блага, которыми гордится, усвояет себе, он еще и преувеличивает их. Гордый придает этим благам большую цену, нежели та, какую имеют они по самой своей природе. Например, считает себя умнее, нравственнее, чем есть он в действительности, и при этом старается возвышаться и величаться над своими ближними, унижая их пред собою, относясь к ним с холодностью, неуважением или презрением, восхваляя себя сам и домогаясь такого же восхваления от других. Иногда доходит такой человек почти до обожания себя, до поклонения своим совершенствам и требует, чтобы другие также обожали его и преклонялись пред его величием и заслугами.

Но не всегда гордый имеет одни лишь совершенства и добродетели, бывают у него и слабости, и недостатки с грехами и пороками, которые он либо старается скрыть от других, либо преуменьшает их значение и важность и извиняет себя в них, а иногда даже и вовсе не считает их пороками, но признает достоинствами и хвалится ими.

Смиренный человек если и согрешит, то сердечно скорбит о своем преступлении, всегда сознавая свой грех и виновность пред Богом, и не стыдится открыть свою вину перед духовником. Гордый же, напротив, до того ценит себя, что или совсем не замечает своих недостатков, или же стыдится признать себя виновным в чем бы то ни было, а уж тем более исповедать свои грехи перед священником.

Гордый, когда он благополучен, еще более кичится и превозносится, в несчастии же, наоборот, или озлобляется и ропщет на судьбу, или малодушествует и предается отчаянию. А смиренный и в счастье не надмевается, и посреди самых тяжелых бедствий не падает духом, но с терпением и покорностью предается воле Отца Небесного.

Бог гордым противится, а смиренным дает Свою благодать,[24] потому что гордый полагается только на самого себя и на свои силы и не чувствует нужды в высшей помощи, отталкивает ее от себя. Смиренный же, напротив, всегда проникнут сознанием своего недостоинства и немощи, а потому всегда и ищет помощи свыше.

Вот так противоположны гордость и смирение. И насколько гордый радуется похвалам, настолько же смиренный радуется бесчестью. Подтверждение этой истины мы видим в поступке преподобного Сергия по отношению к одному простодушному поселянину.

Еще при жизни Преподобного добрая слава о нем разнеслась по отдаленным уголкам Русской земли, и многие издалека пешком шли к угоднику Божию, чтобы посмотреть на него и попросить его молитв. Много слышал о преподобном Сергии и этот простой земледелец и пожелал увидеть его. При входе в монастырскую ограду он спросил братий, где бы повидать ему славного их игумена. Преподобный же в это время трудился на огороде, копая лопатой землю под овощи.

– Подожди немного, пока он выйдет оттуда, – отвечали иноки пришельцу.