История богослужебного пения - Владимир Мартынов

Эта генетическая связь ветхозаветного богослужебного пения с магическо-мистической природой музыки, роднящая его с некоторыми сторонами музыки древних языческих культов, заложена уже в самом Моисееве законодательстве. Так, в постановлении о двух серебряных трубах (хососрах) в Книге Чисел можно прочесть следующее: «...трубите тревогу трубами,— и будете воспомянуты пред Господом, Богом вашим...» (Числ 10.9). Здесь явно прослеживается древнее представление о музыке как о средстве, напоминающем высшим силам об обращающихся к ним или даже пробуждающем эти дремлющие силы. В Египте найдено изображение человека, молящегося Озирису с трубой в руках; в Китае до сих пор с той же целью звонят в колокольчики, прикрепленные к статуе Будды. Однако все эти явления, присущие древневосточным культам, в ветхозаветном богослужебном пении подвергаются переосмыслению и как бы преображаются силою истинности и законностью самого богослужения, что позволяет говорить не только о родстве ветхозаветного пения с музыкой Древнего Востока, но и о принципиальном духовном различии между ними.

Отголоски этого различия могут быть усмотрены в том, что если в Священном Писании встречаются указания о привлечении ремесленников или строителей — сирийцев, то абсолютно отсутствуют упоминания о чужеземных певцах или музыкантах. О яркой самобытности и особенности ветхозаветного пения свидетельствует также и 136-й псалом. Но особой разительной наглядности противопоставление ветхозаветного богослужебного пения и древневосточной языческой музыки достигается в пении, воспетом отроками Седрахом, Мисахом и Авденаго, ввергнутыми в печь огненную. Это пение, не только являющееся прообразом православного, новозаветного пения, но и входящее наряду с другими пророческими песнями в состав самого православного богослужения, пророчески предвосхищает гюбеду принципа распева над ветхой, чувственной природой музыки, ибо звуки «трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и всякого рода музыкальных орудий», призывающие к поклонению золотому истукану, и пение трех отроков, в печь к которым сошел .Ангел Господень, есть наглядные образы музыки и богослужебного пения, о различении которых говорилось в начале данного пособия. Таким образом, пение Ветхого Завета как совмещает и заключает в себе черты древней магическо-мистической при роды музыки, так и предвосхищает и несет в себе некоторые свойства новозаветного ангелоподобного пения. Эта двойствен ность и является отличительной особенностью ветхозаветного пения.

Всю историю ветхозаветного богослужебного пения можно условно разделить на два периода, отделяемых один от другого реформами царей Давида и Соломона. Первый период характе-ризуется отсутствием профессиональных музыкантов, ибо пел, играл и танцевал весь народ, не исключая и женщин, которые принимали самое активное участие в пении и танцах, встречая, например, возвращающихся с войны победителей и приветствуя их «с тимпанами и хороводами». Почти каждое крупное событие выливалось в массовое песнопение и всеобщую пляску. Му-зыка не знала разделения на религиозную и светскую, ибо у избранного народа Божиего не могло быть дел и занятий "не религиозных", совершаемых «вне» Бога. Звуки труб (хососр) и возглашали отправление ковчега в путь, и призывали на войну, и объявляли начало празднования, всесожжения или мирных жертв; раздавались они и в дни веселья, и в дни тревоги, и про всем при том звуки труб являлись напоминанием о себе пред Богом, а трубить в эти трубы могли только священники — сыны Аарона.

Положение это резко изменилось при царе и пророке Дави-де, при котором богослужебное храмовое пение стало профессиональным занятием, осуществляемым специально обученными о поставленными на это дело людьми. Уже при перенесении ков чега Завета в Иерусалим обязанности каждого музыканта и ме сто инструмента были точно регламентированы.  Так, «Еман, Асаф и Ефан играли громко на медных кимвалах», восемь человек должны были играть на псалтирях "тонким голосом", шесть — на цитрах «чтобы делать начало», а Хенания, начальник левитов, руководил пением, «потому что был искусен в нем». Сюда же присоединяются семь священников, трубящих в трубы. Это описание свидетельствует о вполне сложившемся, развитом и довольно сложном ансамблевом «музицировании», требующем определенной профессиональной подготовки.

Но еще большего развития профессионализация богослужебного пения получила во времена царя Соломона. Из 38 000 левитов 4000 были назначены храмовыми музыкантами, в обязанности которых входило прославлять «Господа на музыкальных орудиях» и которые были разделены пророком Давидом «на чреды по сынам Левия — Г ирсону, Каафу и Мерари». Далее Давид отделил «на службу сыновей Асафа, Емана и Идифуна, чтобы они провещавали на цитрах, псалтирях и кимвалах». «И было число их с братьями их, обученными петь пред Господом, всех, знающих сие дело, двести восемьдесят восемь». «Все они пели в доме Господнем с кимвалами, псалтирями, цитрами в служении в доме Божием, по указанию царя или Асафа, Идифуна и Емана». Таким образом, 288 певцов и музыкантов храма разделялись на 4 хора по 72 человека в каждом, и каждым хором руководил один из четырех начальников хора. Наряду с этим членением имело место еще более мелкое членение на чреды служения, разделяющее всех музыкантов на 24 группы или чреды по 12 человек в каждой для служения в обычные дни. Во время освящения храма царем Соломоном к двумстам восьмидесяти восьми музыкантам, возглавляемым Асафом, Еманом и Идифуном, прибавилось еще «сто двадцать священников, трубящих трубами, и были как один трубящие и поющие, издавая один голос к восхвалению и славословию Господа». Это описание свидетельствует о том, что значительный по размерам и столь разнородный по набору инструментов и темб-ральной природе ансамбль звучал так слаженно и организованно, как мог бы звучать только один голос или один инструмент, а достигнуто такое могло быть только при условии определенного уровня профессионализма и мастерства. Примерно такой же инструментально-певческий состав сопровождал и освящение храма при царе Езекии. Езекия же ввел и стабильное обеспечение храмовых певцов и их семей, входящих в число служителей, среди которых распределялись «приношения, и десятины, и пожертвования, со всею точностью», приносимые в дом Господень.

Певцы и музыканты Иерусалимского храма представляли собою некую замкнутую касту, или клан, связанный узами родства. Система руководства и подчинения осуществлялась тоже через родство — от отца к сыну, от старшего брата к младшему брату. Во времена царя Давида среди храмовых музыкантов были даже и три женщины, дочери Емана, «прозорливца царского», одного из начальников хора, однако лицу постороннему, не входящему в «певческую» систему родства, невозможно было стать членом этой закрытой корпорации. Храмовым певцом можно было только родиться, и рожденный в этом звании обязан был посвятить этому делу всю свою жизнь. В функции этой родственно-профессиональной корпорации входило не только исполнение установленных песнопений и создание новых, но и обучение и воспитание молодых певчих, осуществлявшиеся исключительно на основании личной родственной связи и передачи знаний «из уст в уста». Объединение храмовых певцов-музыкантов представляло собой единый организм, одновременно выполняющий роль и творца, и исполнителя, и педагога, и ученика, а, лучше сказать, некую замкнутую, совершенную и самообеспечивающуюся систему, гарантирующую прочное сохранение традиций богослужебного пения «по уставу Давида и Гада, прозорливца царева, и Нафана пророка, так как от Господа был устав этот через пророков Его». Таким образом, можно утверждать, что пение Иерусалимского храма было пением, Богом данным и Богом установленным, а певцы храма были Божиими избранниками, призванными к сохранению и передаче традиции этого пения.

Здесь снова можно усмотреть зависимость самого существования богослужебного пения от исполнения воли Божией и от следования установленному Богом Порядку. Так, иудеи, отступив от Бога, потеряли способность воспевать песнь Богу, и, сидя на берегах вавилонских рек, горестно восклицали: «Како воспоем песнь Господню на земли чуждей?» (то есть на земле беззакония, ибо беззаконие и есть чуждость Богу). По возвращении их из плена в Иерусалиме снова зазвучала песнь Богу, и хотя она не была уже так грандиозна, как прежде (в освящении второго храма принимали участие 128 храмовых музыкантов), все же это было истинное богослужебное пение, установленное Господом через пророков Его, Частое отступничество иудеев от Бога и их неверность послужили причиной того, что тот уровень, на котором находилось храмовое пение в период своего расцвета, связанного с именем царя Соломона, уже более никогда не был достигнут, хотя богослужение и продолжало обогащаться новыми песнопениями. К таким песнопениям можно отнести, например, заключительную часть книги пророка Аввакума, ибо содержащиеся в ней музыкальные указания свидетельствуют о том, что она исполнялась как псалом в храме при богослужении. Очевидно, для пения же предназначалась и книга пророка Наума, причем первоначально она пелась самим пророком.