Блюстители Неба - Анатолий Королев

В коридоре я потребовал объяснений и узнал в высшей степени странную историю о том, что якобы двенадцатого здесь, в нашей школе, нашел некий дедушка… на курьих ножках, да-да, я переспросил, мне показалось, что я ослышался. Этот самый дедушка на куриных лапах открыл без всяких ключей запертую дверь на третьем этаже и показал на дворе разные живые картинки, объяснил, что Вруша – так он его называл, словно уже знал,– должен играть в эти самые картинки и, если ему что-нибудь в них не понравится, переделывать по своему желанию как захочет. На прощанье он подарил эту самую штуковину и исчез. Если бы не сам предмет, от которого холодела моя собственная рука, я бы немедленно отправил двенадцатого в изолятор и поставил вопрос о необходимости нового анабиоза, но… но она лежит передо мной на письменном столе между микротелефоном и настольным календарем. Отбрасывает короткую тень на потертый ворс зеленого сукна… холодная, стальная на ощупь и резиновая на вид, страшная загадочная штука… на ее чернильной поверхности горит ослепительная точка, да отражается там же, как в кривом зеркале, весь кабинет: круглое окно во всю стену, зеленая полоска стола и я сам, похожий на светлый сучок размером меньше ногтя.

Глава вторая

– Доброе утро, миссис Ка.

– Доброе утро, Наставник. – Миссис Ка холодно кивнула и приложила к лицу голубую масочку наилучшего расположения.

Я успел заметить, что длинная ручка маски по-прежнему сломана и обе половинки перемотаны в месте разлома липкой лентой. Эта неопрятность не могла не повредить ей в глазах учеников.

– Вы, как всегда, самый первый,– продолжила она и, перехватив мой взгляд, ловко скатала масочку вокруг ручки и поспешно спрятала в золотистый футляр на груди.

Я сделал вид, что не заметил ее торопливости.

В зале тихо и пусто. Только один информатор в углу вяло жужжит, постукивая железными стебельками буквочек по мягкому диску.

– Миссис Ка, мне нужна вечерняя информация об ученике шестой ступени под двенадцатым номером.

Надзирательница удивленно стянула шнурочки бровей к переносице.

– Опять двенадцатый? – Ее глупое лицо вытянулось. – Боюсь, что его величество господин Директор отправит его все-таки на гумацию.

– Не будем спешить с выводами, миссис Ка. Мы обязаны перевоспитывать, а не уничтожать.

Порывшись в картотеке, она чересчур медленно извлекла из ячейки гибкую пластинку и слишком торжественно протянула в мою сторону. В подобные короткие встречи она всегда старалась подчеркнуть важность именно своей работы, глупая, претенциозная регистраторша седьмого подкласса… Осторожно взяв в пальцы мягкий диск, я прошел в темную кабинку для прослушивания, включил свет, плотно закрыл звуконепроницаемую дверь и опустил пластинку в вертикальную прорезь. Загорелся тусклый огонек на пульте, и я услышал два голоса. Точнее, два шепота. Говорили Мену и мальчик для порки К-28.

– Ити, ты спишь?

– Нет. Тс-сс… Сейчас придет надзирательница.

– Возьми.

– Что это?

– Завтрак. Я оставил тебе пакет с бутербродами.

– Спасибо, Мену.

– Ты ешь быстрей, пока никого нет. Правда, с кофе не вышло.

– Что-то не хочется. Ешь сам.

– Нет, это тебе.

– А за что меня наказали?

– Наставник караулит дедушку.

– Того на курьих ножках?

– Да, Ити.

– А ты веришь, что он вернется?

– Не знаю. Я и видел-то его один раз. Он обещал навестить, но не приходит.

– А ты не врешь, Вруша?

– А ты видел штуковину?

– Видел… здорово она вытворяет.

– Да, Ити, классная вещь. Если дедушка придет – я попрошу новую. – Тихо… слышишь шаги?

– Нет, тебе показалось. Ешь давай, ты же слабый.

– Да, я слабый, а вот ты сильный, Мену. Наставник сказал, что меня переведут в больницу.

– Зачем?

– Не знаю… я боюсь, Мену, они усыпят меня.

– Не хнычь, плакса!

– … а когда я проснусь – ты уже умрешь, и все будет другое.

– Хочешь – сбежим, Ити? – Куда?

– Я видел в кабинете Наставника карту города и все запомнил. Мы совсем недалеко от вокзала. Можно уехать к морю, а там как-нибудь переберемся на Острова и пешком до моего дома. У меня есть младшая сестра, ты будешь с ней играть. Ведь здорово, Ити?

– Здорово… а твои родители возьмут меня?

– Конечно, плакса! Ты знаешь, какой у меня отец! Он очень добрый и сильный, он знаменитый гонщик, и дома у нас вся стена в серебряных и золотых колесах – это его награды.

– А почему он тебя не заберет из школы?

– Не знаю… я и сам об этом все время думаю… тсс… слышишь?

– Это надзиратель… беги.

Раздался сухой щелчок и голос миссис Ка о том, что больше регистратором за вечер и ночь ничего не записано. Двенадцатый спал в дортуаре.

Я достал диск и вышел из кабинки в зал оперативной информации. Голубая масочка то и дело мелькала в руках миссис Ка, вокруг нее столпились несколько наставников, и все же она нашла свободную секунду, чтобы крикнуть мне вслед какую-то глупость по поводу моего мрачного вида. Я оглянулся, и она чуть не подавилась витаминной палочкой.

В кабинете я первым делом хотел снять с боковой стены городскую карту и уже совсем было собрался это исполнить, но передумал: микрофоны вшиты у воспитанников под кожу и ни один из них не сможет незамеченно уйти от всеслышащего уха регистратора.

Вдруг неясный шорох за спиной заставил меня резко обернуться.

Над столом покачивался исполинский мыльный пузырь в форме бублика, этакая насмешливая улыбка дьявола до ушей. Пузырь беззвучно лопнул, словно наткнулся на мой взгляд, – тут же раздался музыкальный звук, и все тот же глухой знакомый мужской голос страшно произнес:

– Привет, Вруша. Пауза.

– Эй, ты меня слышишь?

И тут… и тут меня осенило. «Слышу», – ответил я как можно тише, одновременно ступая на цыпочках к столу, впившись глазами в штуковину. Чернильностальное яйцо плавно меняло свои очертания: овал, ромб, квадрат, шар, снова овал…

– А почему у тебя другой голос?

Я не знал, что солгать.

– Ты простыл?

– Да… дедушка… простыл.

– А ну, положи-ка свою руку на эту штуку.

Я заколебался, моя ладонь не имела ничего общего с ладошкой Мену. И все же я прикоснулся к адскому предмету… овал заметно потеплел, он трепетал под моими пальцами, как живой.

– Извини, Врунишка,– ответил голос,– мне показалось, что это кто-то другой… Спасибо за целаканта. Он оказался безвреден людям. Впрочем, самый страшный враг себе – они сами.

Раздались странные неприятные звуки, похожие одновременно на кашель и шипение.