Самозванка (дореволюционная орфография) - Алексей Пазухин

– А если на вокзалѣ насъ кто-нибудь увидитъ, мама? – вся замирая отъ волненія, страха и робкаго восторга спросила дѣвушка.

– А, вздоръ!… Кто насъ знаетъ-то тутъ, нищихъ? Будетъ темно, мы сядемъ въ вагонъ… А потомъ… потомъ въ Москву, Вѣра!…

Часа черезъ два отъ Ярославля отошелъ пассажирскій поѣздъ въ Москву. Среди пассажировъ второго класса можно было замѣтить красивую женщину среднихъ лѣтъ, ѣдущую съ хорошенькимъ мальчикомъ. Женщина называла этого мальчика Васею.

Утромъ, на другой день, женщина съ мальчикомъ была въ Москвѣ, и читатели видѣли ихъ пріѣздъ.

Ночь настала послѣ знаменательнаго пріѣзда дорогихъ гостей къ старухѣ Ярцевой.

Успокоилось все въ домѣ, затихло. Крѣпко спятъ убѣгавшіяся за день старуха-горничная и Завариха. Даже сама Ольга Осиповна, страдающая обыкновенно безсонницею, заснула сегодня сладкимъ сномъ, какъ давно не спала. Спитъ въ отведенной для дорогихъ гостей комнатѣ крѣпкимъ сномъ молодости „внучекъ“ Ольги Осиповны.

He раздѣвшись легъ онъ въ свою кровать, уткнулся лицомъ въ подушку, смочилъ ее слезами, затихъ, да такъ и заснулъ. Во снѣ ужъ перевернулся на спину, раскинулся, разметался и спитъ, какъ убитый. Должно быть, сонъ видитъ, потому что улыбка у него на полуоткрытыхъ губахъ, а длинныя черныя рѣсницы вздрагиваютъ. Вотъ-вотъ засмѣется мальчикъ, захохочетъ. Свѣтъ отъ лампады передъ образомъ падаетъ на хорошенькое личико мальчика и освѣщаетъ всю фигуру его, стройную, изящную, хрупкую фигуру…

Спитъ мальчикъ, укачало его дорогою, а день такъ много далъ новаго, неисполненнаго, неиспытаннаго.

Мать вотъ его не спитъ.

Взбили для дорогой гостьи пуховикъ чуть не до потолка, подушекъ кругомъ накидано чуть не дюжина, простыня батистовая, одѣяло мягкое, шелковое, – не грѣетъ оно тѣло въ эту теплую, душную даже ночь, a только нѣжитъ, ласкаетъ, холодитъ немного. Хорошо спать въ такой постели, особенно послѣ долгой дороги и послѣ хорошаго ужина, а не спитъ Анна Игнатьевна, глазъ еще не свела ни на одну минуту.

Облокотилась бѣлыми красивыми руками о подушку, положила на ладони подбородокъ и смотритъ куда-то въ одну точку, словно остановившимися, глазами.

He спитъ…

Да и какъ ей спать? Хорошо сознаетъ она, что задумала дѣло опасное, рискованное, отчаянное. Легкое ли дѣло – дочку свою незаконную за законнаго сына выдать!…

Ну, бабушка стара, слѣпа стала, долгое горе пригнуло ее къ землѣ, отняло силы и, пожалуй, не догадаться ей, не замѣтить подлога, но, вѣдь, другіе могутъ замѣтить. Вотъ приживалка эта, Фіонушка, какъ она впивается глазами въ гостей, которые, вѣроятно, досадны ей, поперекъ дороги встали. Эта живо можетъ замѣтить… Что тогда будетъ?…

Какъ дошла до этого вопроса Анна Игнатьевна, такъ и охватило ее ужасомъ, застонала даже она, какъ отъ физической боли…

III.

Бѣда будетъ тогда… Срамъ будетъ, скандалъ, быть-можетъ судъ, но не это страшно Аннѣ Игнатьевнѣ, не этого она боится… Жутко ей отъ этой мысли потому, что не достигнется цѣль, а цѣль ея – наслѣдовать отцовское богатство. Милліонъ послѣ отца остался. Милліонъ!… Вѣдь это такъ много денегъ, такъ много, что съ такими деньгами можно всего достигнуть!… Настрадалась Анна Игнатьевна, намучилась, натерпѣлась нужды и хочется ей пожить… о, какъ хочется!…

– He для себя я стараюсь, а для дочки, для Вѣры, – говоритъ сама съ собою Анна Игнатьевна. – Ей пусть поживется хорошо…

И лжетъ Анна Игнатьевна, сама себя обманываетъ: дочка у нея на второмъ планѣ, самой ей хочется пожить и вкусить сладость богатства… Зажмурится Анна Игнатьевна, и начнутъ передъ ней, какъ въ стереоскопѣ, мелькать картины въ радужныхъ краскахъ… Сколько свѣта, радости, блеска въ этихъ картинахъ!…

Богата она, свободна, независима… Главное – богата. Богатство дастъ ей возможность отдохнуть, почувствовать себя счастливою, а за этимъ непремѣнно придетъ и чувство самодавольства, здоровье придетъ, увядшая раньше времени красота расцвѣтетъ опять и, быть можетъ, любовь придетъ съ нею…

Надо, надо добиться своей цѣли, во что бы то ни стало!… Ахъ! еслибъ Вѣра выдержала до конца, еслибъ сумѣла обмануть старую бабушку!… He выдержитъ, пожалуй, не сумѣетъ, молода еще, глупа, да нѣтъ у нея жажды къ богатству, не умѣетъ она цѣнить его, не знаетъ его силы.

Вотъ проснулась она, подняла головку, оглядѣла комнату.

– He спишь, Вѣра? – тихо спросила мать.

– Нѣтъ, мама… Крѣпко спала, да сонъ какой-то страшный приснился, ну, и проснулась… А вы почему не спите, мама?

– Такъ, не спится что-то… Иди сюда, Вѣра, садись у меня на кровати… He Вѣра, впрочемъ, а Вася, мальчикъ Вася, сынокъ мой…

Дѣвушка подошла къ матери и сѣла у нея на кровати.

– Страшно, мама, боюсь я!… – тихо проговорила она.

– Сна?

– Нѣтъ, мама, не сна, а дѣйствительности… Сонъ что? сонъ приснится, да и пройдетъ, а вотъ дѣйствительность-то… Очень, мама, страшно и очень тяжело!… Если возможно… то освободи меня, мама, отъ всего этого.

– Ты съ ума сошла!… – почти прикрикнула Анна Игнатьевна и даже привстала. – И думать объ этомъ не смѣй!… Слышишь?… Все счастіе наше, вся жизнь наша въ этомъ, а ты говоришь: освободить тебя!…

– Да если силъ моихъ не хватаетъ, мама, продолжать эту комедію, этотъ обманъ?…

– Вздоръ!… – сурово перебила мать.

– Нѣтъ, мама, не вздоръ… He вздоръ обманывать старуху, бабушку, которая…

Голосъ дѣвушки дрогнулъ, словно кто-нибудь ее за горло схватилъ, на глазахъ сверкнули слезы.

– He вздоръ, мама, такъ жестоко обманывать… Бабушка ожила, счастье полное испытываетъ отъ того, что къ ней внучекъ пріѣхалъ, ласкается къ нему, любитъ его, а это… это не внучекъ, а обманщица, самозванка, которая ворвалась въ ея душу и хочетъ… хочетъ обманывать, ложью украсть у старухи и любовь, и деньги… Это не вздоръ, мама, и у меня… у меня не хватитъ на это силъ…

Анна Игнатьевна сѣла въ кровати и схватила дѣвушку за руку.

– He дури, Вѣра! – грозно сказала она, злыми глазами глядя на дочь. – Слышишь?… Ты знаешь меня – я шутить не люблю… Я тебя люблю, очень люблю, но если ты помѣшаешь мнѣ добиться цѣли, къ которой я шла многіе годы – пощады тебѣ не будетъ… Глупая ты, сантиментальная дѣвченка, пойми, какое счастье-то къ намъ придетъ!… Богаты будемъ, свободны, свѣтъ увидимъ, жизнь, насладимся всѣмъ…

– И купимъ это обманомъ, – горько усмѣхнулась дѣвушка.

– Невиннымъ обманомъ!… Какъ не понять-то этого? Старухѣ хочется внука, хочется на склонѣ лѣтъ любить кого-нибудь, ласкать, и вотъ къ ней приходитъ этотъ внукъ, любитъ она его, счастлива, довольна, такъ чего же ей еще?… Ты въ ея глазахъ внучекъ ея, мальчикъ Вася, стало быть, ей хорошо, и жалѣть ее нечего…