Высоцкий — две или три вещи, которые я о нем знаю - Марлена Зимна

Когда Бродского в одном из интервью спросили, помнит ли он, что написал в дарственной надписи на книге своих стихов для Высоцкого, тот ответил: «Помню очень хорошо. Написал: «Большому поэту — Владимиру Высоцкому. Иосиф Бродский».

«В МЕНЯ ВЛЮБЛЯЛАСЯ ВСЯ УЛИЦА…»

О воспоминаниях о Высоцком, написанных его друзьями и родными, на первый план выступают такие черты его характера, как скромность, доброта, нежность и доброжелательность.

О щедрой раздаче им подарков ходят даже легенды. Может быть, поэтому, по причине своей исключительной щедрости, Высоцкий, который зарабатывал в последние годы жизни действительно огромные деньги, оставил после себя немалые долги.

Друг поэта Аркадий Свидерский вспоминал: «Володя очень любил одаривать своих родных, друзей и знакомых. Когда он выезжал на Запад, то по возвращении регулярно привозил всем подарки. Это по собственной инициативе. Но ведь еще дополнительно каждый о чем-то просил. У всех нас остались вещи, напоминающие об этом. Вещи, которые когда-то привез Володя». Даже в последние месяцы жизни Высоцкий не мог освободиться от этих заказов и просьб. Как-то раз Марина Влади сказала своей подруге: «Эти просьбы — как колодец без дна».

Знаменитый русский художник, живший в Париже, а потом в Нью-Йорке, пожалуй, самый близкий и лучший друг Высоцкого Михаил Шемякин вспоминает, как он проведал его (за месяц до смерти) в парижской клинике для пациентов, страдающих от наркотической зависимости: «Володя лежал тогда в такой закрытой клинике в Париже. И конечно, я пошел к нему, пробираясь через какие-то кусты, склады, тылы (клиника ведь была закрытая!), в конце концов, сам не знаю, как это было, какое-то седьмое чувство — я уперся в тяжелую железную дверь. У меня вообще жуткое отвращение к психушкам, коммунисты ведь «лечили» в них (ясное дело, полностью здоровых) людей науки; искусства, диссидентов. Меня также. Ну и увидев железную дверь (надо сказать, везде вокруг тоже было железо — решетки на окнах), я отворил ее, а за ней в коридоре стоял… Володя. Он так обрадовался, увидев меня! Поздоровались. А потом мы пошли в его палату. Володя грустно усмехнулся и сказал: «Ой, Миша, Миша, может, лучше не иди. Это же психушка. Повяжут тебя, повяжут, вот увидишь!»».

Но ему тогда было не до смеха. Он подошел к окну. Стоял так с минуту. Накануне ему покрасили волосы для какого-то фильма, и сейчас они отсвечивали рыжим, как будто бы он был ирландцем. Это настроение и колорит напоминали времена Ван Гога. Потом Володя приложил лоб к стеклу и все смотрел (сквозь решетку!) на то, что было за окном. А там были какие-то деревца, какие-то кусты, тучки на небе — и все это как будто его вообще не касалось. Это было страшно! Невозможно описать! Та неземная тоска, которая в последнее время его сжигала. А потом Володя неожиданно начал заводить: «Миша, я не помог людям, не сдержал слова». «Каким людям?» — спросил я. Оказалось, что он должен был кому-то привезти какие-то подшипники: «Попал в клинику и не смог их купить». Он считал, что подвел тех, кому это обещал».

В этом месте, надо признать, большинство поклонников таланта Высоцкого, слушая рассказ Шемякина (а он возвращался к нему не раз во многих интервью) с возмущением крутят головой. Все это почему-то кажется им достойным сожаления фактом, хоть и по-своему трогательным, вот, мол, сам Высоцкий сидит и чуть не плачет, что вовремя не привез знакомым подшипники. Они свято убеждены в том, что за такую ничтожную вещь никто бы его не стал осуждать, так как, во-первых, это был сам (!) Высоцкий, а во-вторых, все знали, что состояние его здоровья почти безнадежно. Как же, однако, поклонники поэта ошибаются! Ведь его знакомые, увы, не были столь великодушны, как он.

В июне 1980 года Высоцкий, возвращаясь из Парижа, задержался на один день в Германии, пообещал своему знакомому Роману (жившему несколько лет в ФРГ), что поможет уладить какие-то его дела в Москве, но потом, когда у Высоцкого не нашлось ни времени, ни сил, чтобы этим заняться, этот тип названивал в Москву с претензиями к дежурившим около больного поэта друзьям: «За кого он меня принимает? За малое дитя?». Высоцкий находился тогда в плачевном состоянии, дни его были сочтены, но для знакомого важнее всего было «дело» (скорее всего связанное с его собственными интересами), чем болезнь поэта.

Щедрость Высоцкого берет свое начало из его детства и ранней молодости. В то время поэт делился с друзьями единственными пальто, ботинками, последним куском хлеба.

Актриса Лионелла Пырьева характеризует его так: «Володя был человеком, быстро завязывающим знакомства, очень добрым, впечатлительным, умеющим быстро оценить не только состояние души, но и характер каждого, с кем встречался. Я глубоко убеждена, что Володе достаточно было перекинуться с кем-нибудь парой слов, чтобы знать о нем все. Он был как рентген!». «Когда-то произошла между нами сцена, которую я не забуду, и буду ему благодарна до конца моих дней, — рассказывает далее Пырьева. — Однажды я шла по московской улице. Шла в прямом смысле с пустыми карманами. Не было денег. Ни копейки. Даже на хлеб. Будучи актрисой театра имени Станиславского я зарабатывала 69 рублей в месяц. Издалека я увидела Володю. Было видно, что он куда-то спешил, но, — заметив меня, приостановился. Спросил, как дела, как живу. «Ничего, все в порядке», — ответила я. «До свидания, Лина», — сказал тогда Володя. «До свидания, Володя», — сказала я. И мы разошлись каждый в свою сторону. Но неожиданно Володя вернулся, догнал меня, сунул мне в руку трешку: «У меня тоже дела идут не лучшим образом, больше нет. А ты, наверное, сегодня даже не завтракала». Как он об этом узнал? По моим глазам? Я зажала трехрублевку в ладонь, слезы подступили к горлу, и я едва прошептала: «Спасибо». И через мгновение только опомнилась, чтобы посмотреть, как он уходит. Хорошо знала, что Володя как актер театра имени Пушкина тоже зарабатывает немного. Три рубля в то время! Я могла на них прожить целых два дня! Именно те два дня, которые оставались до получки».

Высоцкому было тогда 23 года. Был очень беден. Хорошо знал, что такое голод, и, может, именно поэтому сразу понял, что требовалось его коллеге. Впрочем, своей проницательности и щедрости он не терял никогда, причем размеры последней возрастали прямо пропорционально его финансовым возможностям.

В 1979 году Высоцкий находился на гастролях в Соединенных Штатах. Встретился там со своим давним другом, с которым связывали его родственные узы. Это был Павел Леонидов — известный российский импресарио, организатор его персональных концертов и многих звезд российской эстрады. В США ему не слишком везло, у него не хватало денег, он заболел, подумывал даже о том, чтобы вернуться в Советский Союз. Уезжая после гастролей, Высоцкий оставил Леонидову тысячу долларов, чтобы помочь пережить трудный период. После смерти Высоцкого Павел Леонидов написал о нем довольно противоречивую книгу «Высоцкий и другие», которую напечатали в США, а позже (после смерти Леонидова) и в России, где она выдержала несколько изданий.