Общий ход всемирной истории (Очерки главнейших исторических эпох) - Н Кареев

Я не стану здесь распространяться о том, что такое философия истории, как она возникла и развивалась, какие в ней существуют школы и направления, в чем заключаются положительные и отрицательные стороны разных ее концеп

ций и систем, но это не мешает мне упомянуть, что именно изображение всемирно-исторического процесса с некоторой общей .точки зрения и есть основная задача философии истории. Было бы долго рассматривать все способы, употреблявшиеся для разрешения указанной задачи, и только в виде примеров я приведу две концепции, стоящие в связи с стремлением к объединенному изображению общего хода истории.

Два способа философского построения всемирно-исторического процесса

В конце XVIII в. Кондорсе, желая начертать "историческую картину успехов человеческого ума"*, придумал для этого такую форму: "необходимо, говорит он, выбрать факты из истории разных народов, сблизить между собою и соединить эти факты, дабы извлечь из них гипотетическую историю одного народа (1'histoire hypothetique d'un peuple unique) и составить картину его успехов". Совсем иная идея была положена немецким философом Гегелем в основу его "Философии истории": с точки зрения его системы "всемирный дух", развивающийся в истории, переселяется от одного народа к другому, из которых каждый в известное время есть носитель "всемирного духа" на данной ступени его развития, да и народы лишь тогда имеют историю, когда в них обитает этот "дух", никогда, по представлениям Гегеля, не бывающий дважды в одном месте или в двух местах одновременно. Обе концепции - результат стремления подняться выше механического соединения частных историй, выше установления одной только простой связи между многим,- подняться до единства, до "гипотетической истории одного народа", до изображения единого процесса во многих народах. Взгляд Кондорсе, однако, не соответствует действительности, да и сам этот мыслитель называет свое представление гипотетическим: исторические факты, знаменующие успехи человеческого ума, относятся не к одному

Condorcet, "Esquisse d'un tableau historique des progres de 1'esprit humain".

народу, а ко многим, и в этом смысле концепция Гегеля вернее. Но если взгляд Кондорсе заведомо гипотетический, то представление немецкого философа не менее явно фантастическое; тем более, что, подметив преемственность наций и включив в нее особняком стоявшие Китай и Индию, Гегель при этом вытянул всю историю по прямой линии, упустив из виду, что народы не только сменяют друг друга, но и находятся во взаимодействии. Из этого-то взаимодействия и происходит движение многих народов в одном направлении, позволяющее выбирать факты из жизни разных наций для отнесения их к единому гипотетическому народу. Если при концепции Кондорсе исчезает целая сторона истории, т. е. разнообразие ее национальных факторов и происходящее между ними взаимодействие, то ничто не мешает нам представить многие члены, находящиеся во взаимодействии, как одно целое, и выдвинуть на первый план то, что относится не к одной части этого целого, а более или менее ко всем. Как области одного государства, живя местною жизнью, участвуют и в жизни общей, так и несколько народов могут составить высшую единицу, особый исторический мир, вроде греко-римского, христианского, мусульманского и т. п. Тут уже не гипотетически мы можем смотреть на совокупность многих наций, как на один народ, и не фантастически говорить о постоянном переходе культурного развития от одной нации к другой. Как национальный тип есть результат слияния племенных особенностей, или как один национальный тип может иметь несколько местных видоизменений, так и несколько народов, связанных взаимодействием и обоюдными культурными влияниями, способны создать до некоторой степени и общий тип, видоизменениями которого и будут отдельные народы. Подобный тип,- это, признаюсь, все-таки отвлечение, рассматриваемое, однако, в реальных экземплярах отдельных народов,- заключает в себе более реального, чем "единичный народ" Кондорсе и объединяющий историю человечества "всемирный дух" Гегеля. Каждый народ придает общему для многих явлению своеобразную окраску, и каждый народ создает нечто свое, что усвояется потом

другими народами и, таким образом, делается общим им всем.

Такой общий тип в наиболее развитой степени представляет из себя, напр.. Западная Европа, народы которой, как мы увидим, обособившись от остального исторического мира в тесном взаимодействии между собою, оказывали постоянно один на другой культурные влияния весьма разнородного характера: феодализм, католицизм, романтизм, гуманизм, протестантизм, абсолютизм, "просвещение" и т. д., - все это общие разным народам явления, которые или только выступают более рельефным образом, или раньше и сильнее развиваются в одной какой-либо отдельной стране, вследствие чего и возможна некоторая общая история западноевропейских народов, как бы история "единичного народа", как бы история некоторого "духа", переходящего от одного народа к другому, - с гуманизмом из Италии в Германию, с протестантизмом из Германии в другие страны и т. д. Было бы, конечно, слишком смело применять то же самое, напр., к культурным нациям древнего Востока: здесь не было такой тесной и общей жизни, как в романо-германской Европе в средние века и новое время. Но, с другой стороны, эта оговорка касается, собственно говоря, не существа дела, а лишь меньшей развитости одного и того же явления в древности сравнительно с новым временем: народы древнего Востока, за полтора с лишком тысячелетия до Р. X., тоже ведь начали сближаться между собою, испытывать общую судьбу, меняться друг с другом идеями, знаниями, искусствами и т. п. Притом ранние цивилизации имеют весьма много общего между собою, и это дозволяет нам говорить не только об особом мире древнего Востока, но и об особом древневосточном культурном типе, видоизменения которого мы наблюдаем во всех великих и малых царствах Египта и Передней Азии. Возникновение, развитие, видоизменения этого типа в области религии, философии и науки, в области государства и общественных отношений, в зависимости от того, что возникало в одной стране и переходило в другие, от взаимодействия между отдельными нациями, от приобщения к совместной исторической жизни и иных еще народов, - таковы рамки, в которых может быть уложена

и общая история Востока, хотя, конечно, вне этих рамок останется еще очень много такого, что имеет значение лишь для истории одной какой-либо страны. Но такова, в конце концов, сущность всякой общей истории в смысле не простой только суммы историй частных. С точки зрения общего культурного типа позволительно притом объединять рассмотрение таких стран, которые и не находились в общении между собою: здесь возможно историческое построение по сравнительному методу, имеющему в настоящее время такое широкое применение в науке. Этот метод уже не стесняется ни временем, ни пространством, и применение его к истории древнего Востока может еще более способствовать единству ее построения, поскольку разные страны представляли в своей истории сходные черты, позволяющие находить в них нечто такое, что присуще всем этим странам.

Применение идеи закономерности к пониманию всемирно-исторического процесса

Объединяя в одно целое частные истории отдельных народов, философия истории должна не только иметь в виду то общее, которое возникает на почве их взаимодействия, но и те общие черты, которые наблюдаются в истории отдельных народов благодаря тому, что культурное и социальное развитие совершается закономерно, и что одинаковые причины и условия порождают одинаковые же следствия и явления. Идея закономерности развития общества и его культуры играет первенствующую роль в современной исторической науке при объяснении частных явлений или в понимании хода развития отдельных народов, но эта же идея закономерности должна быть, конечно, прилагаема и к построению всемирно-исторического процесса, взятого в целом. Но здесь возможно одно недоразумение, которое я считаю нужным теперь же устранить, чтобы с самого же начала стать на правильную, по моему мнению, и единственно возможную в научном отношении точку зрения.

Допустим, что мы находимся в полном обладании знанием тех законов, по которым совершается культурное

и социальное развитие, и нас только спрашивают, в чем мы должны видеть, так сказать, осуществление формул, заключающих в себе наше знание этих законов, во всем ли именно всемирно-историческом процессе, взятом в целом, или в истории отдельных народов, взятых особняком. В первом случае в каждой эпохе мы будем видеть только дальнейший момент развития, т. е. продолжение процесса, начавшегося раньше, а во втором - явления многих последующих эпох будут представляться нам лишь видоизмененными повторениями уже и раньше встречавшихся нам явлений. С одной точки зрения все человечество, как единое целое, будет переживать на наших глазах возрасты младенчества, отрочества, юности, зрелости и т. д., и отдельные народы будут целиком попадать всей своей историей в тот или другой из этих возрастов, но со второй точки зрения каждый отдельный народ должен проходить все эти возрасты, и греческая история, напр., будет рассматриваться не как - ну там юность человечества, что ли, а как нечто, заключающее в себе разные возрасты. Ввиду того, что человечество в прошлом никогда не было единым целым, и что отдельные народы в разное время проходили приблизительно одинаковые фазисы развития, мы должны в этом вопросе стать на вторую точку зрения, хотя и не можем отрицать того, что в известной степени более поздние народы лишь продолжают то, что было начато народами более ранними. Так ведь и отдельные люди совершают, каждый в отдельности, один и тот же цикл жизни от рождения до смерти, и в этом отношении дети только повторяют своих родителей, что не мешает, однако, детям в то же время и продолжать дела, начатые отцами, брать на себя их предприятия и вести их дальше. То же, в сущности, мы наблюдаем и в жизни народов, а между тем очень многие писатели выстраивали всемирную историю так, как будто отдельные народы были в ней лишь отдельными моментами, не имеющими самостоятельного значения и соответствующими лишь разным возрастам некоторого отвлеченного целого, называемого человечеством.