Ведьма - Алина Багазова

– Это были только… женщины?

– Да какие женщины? – крякнул домовик и потянулся за огурцом. – Так, девчонки… Дети в сравнении с тобой!

Я молча вынесла невольное оскорбление.

– Хотя были и постарше, одна из них-то и раздобыла где-то сарафан, – кивнул он на мой наряд, – жили недолго, каждая примерно дня по два-три, а потом уходили и не возвращались, у тебя блин горит, – без перехода заметил он.

Я вскочила и сняла сковороду с огня.

– А куда они уходили? И откуда приходили, ты спрашивал?

– Не-а. Хофя… офна-дфе со фной общались. – Он проглотил еду. – Так тех я сутки только успокаивал, нервные какие-то… После первой ночи вообще чуть живые были.

– Почему? – осторожно спросила я, наливая на сковородку следующий блин.

– Увидишь, – туманно пообещал домовик. – Хороша капусточка! Давненько не едал, самому в подпол лазить несподручно, да и потребности особой не было. А картошечка – мням!

– Что увижу? – не отставала я.

– Придут они сегодня, нюхом чую, – опечалился он, – частенько так было. А ты уж не оплошай, не впускай их.

– Да кого?! – разозлилась я. – Кто придет?

– Они, – напускал туману домовик, – уж не знаю, что за сущь такая, но не люди точно, я людей сразу распознаю. Но и не нечисть навроде меня, тех я тоже токмо так… Приходят с наступлением темноты и стараются в дом попасть. Да только впускать их никак нельзя, иначе смерть. И я ничем не смогу помочь…

– Так было уже? – побледнела я.

– Однажды. Совсем девчонка, ей бы у мамкиного подола сидеть, но надо ж так – очутилась здесь. Не смогла их сдержать, ворвались и… сотворили дело мерзкое, а опосля унесли ее с собой. Только подсказывает мне что-то, что нежилая она уж и откудова пришла, так туда больше не вернулась.

Я метнула взгляд на дверь, но никаких запоров не увидела.

– А как же уберечься, когда дверь не запирается? – От волнения я переняла его манеру говорить.

– А их простые запоры не удержат, тута совсем иное надобно… – поучал домовик. – Что – я не знаю, но ты сама поймешь, когда настанет пора. Они все понимали и защищались так, что я объяснить не могу, да только чую – магия там была. Все сияния какие-то окутывали, да знаки они перстнями своими рисовали…

– Какими перстнями?

– Ой ты, непонятливая! – ласково пожурил домовик. – Откуда ж мне знать-то про дела ваши ведьмовские, скажи? Вона у тебя на руке такой же, только с камнем красным, а у остальных-то разных цветов были. У всех были, значит, все ведьмами являлись. Верные спутники ведьм – кольца волшебные, как мне Алисонька объясняла, «енергетичаския». Алисонька – это ведьмочка одна, последняя-то… – Он снова загрустил. – Да и та ушла вот так, не сказав…

– Ведьмовские… – Я задумалась.

Снова вспомнила ночь, когда я повстречала ту странную женщину, отдавшую мне кольцо. Что она тогда сказала? «Алечка, я прошу тебя, возьми его, оно должно быть твоим. Мое время вышло, а твое – только начинается». Что она сделала тогда? Отдала мне кольцо… Свое? Передала мне свою судьбу? Но почему? Зачем?

– А тебя-то как величать? – полюбопытствовал домовик, запихивая в рот кусок окорока.

– Аля. Алина… – задумчиво ответила я, снимая с огня последний блин.

– А я всю жизнь домовиком был, да только вот Алисонька меня нарекла Дёмой, стало быть… Можешь так называть, я не буду противиться.

– Угу, – кивнула я, обдумывая услышанное.

Вот, значит, как. Если на минуту представить реальность того, о чем я подумала… Выходит… я стала ведьмой? Надев кольцо, я взяла на себя ведьмовскую долю! Но что это значит? Неужели я никогда не попаду больше домой и не увижу моего любимого… Так и останусь здесь?

Слезы защипали мне глаза, я смахнула их украдкой, но домовик заметил.

– Ну вот… Не реви, – попросил он. – И тебя тоже успокаивать? А ведь такой ты мне показалась спокойной и рассудительной…

– Я не реву… Просто… У меня муж есть… Был… А я вот тут… неужели больше не увидимся? – всхлипнула я.

– Ну иди сюда. – Дёма по-отечески притянул меня к себе, и я, упав на колени, уткнулась ему в грудь. – Куда твой муж денется? Если был, значит, есть и никуда не исчезнет, а ты, скорее всего, скоро вернешься к нему. И снова я останусь один…

– Дёмочка, но почему я очутилась здесь?

– Я не знаю, – тихо сказал домовик, – они тоже не знали. Но потом уходили куда-то и больше не возвращались.

– И не говорили, куда уходят? – Я отстранилась.

– Когда как… Иногда за ними приходили какие-то люди. У нас тут за лесом деревенька глухая, народ темный… Ежели беда или болезнь какая, – домовик чихнул, – бегут сюда. Дом в лесу – значит, пристанище знахарки. Так то оно в последнее время и было, впрочем… Ну ведьма-то уходила с ними, и все! Без возврату…!

Он снова чихнул, потом вынул из кармана тряпочку и шумно высморкался.

– И никому нет дела до бедного домовика бросали, аки собачонку чумную… А ведь у меня тоже чуйства есть. – Он поднес руку к груди. – Привыкаю ведь… Правда, Алисочка, чего греха таить, в травах сведущая оказалась – мне вона пучков насушила от кашля и жара, добрая душа…

– Дёмочка, родненький, – продолжала допытываться я, – ну как же мне узнать, для чего я здесь и насколько, а? Ведь муж беспокоится, ищет, наверное…

– По моим догадкам – ненадолго ты здесь. Ни одна из ведьмочек дольше трех дней не оставалась. И вот что я мыслю-то! – Он заговорщически поднял палец. – Вероятно, что-то сделать тебе здесь надобно, тогда и домой вернешься. А это ты прознаешь, когда время придет. А пока – готовься. Учись. А то видно мне, что ты только-только ведьмой-то стала и ничего не знаешь и не умеешь.

– А как же научиться? – Я была в отчаянии.

– Откель мне знать-то? – искренне удивился домовик, заглатывая грибочки. – Я ж не ведьмак!

– Да-я тоже… как-то вот так внезапно… – И я рассказала, как все произошло.

– Вона оно как… Ты это… поройся в буфете. Может, чего найдешь. Видал я там всякие ваши штучки. Вдруг что и поймешь. Да там еще есть листочки – Алисочка что-то писала вечерами, может, пригодится… А я покуда подремлю пойду. После сытного-то обеда… Благодарствую, хозяюшка!

И он ушел за печь, хотя я пыталась уговорить его лечь на перину. Через минуту из-за печи послышались всхрапывания с присвистом.

Убрав со стола и помыв посуду, я вздохнула, подумав: как там без меня мой любимый, мое солнышко? В груди защемило от неопределенности и горечи.

Но выбора не было, и я полезла в буфет.