Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин

Я… как бы это сказать, живу, вернее сказать, прежде жил, сразу в двух мирах: здесь, при дворе моего высокочтимого господина графа де Монсени, и… там – уж не ведаю, как описать. Ибо в том, другом, мире нет каких-либо замков и городов, нет графов и вилланов. Да и вообще люди там живут небольшими стаями – ютятся на деревьях, охотятся на скот, бросая в неторопливых диких коров камни и заостренные палки. А стоит лишь появиться нам, хозяевам этой земли – волкам, – они с испуганными криками устремляются повыше, в зеленую крону.

Впрочем, так же, как здесь, я могу без труда обернуться зверем, так и в том, волчьем, мире легко обращаюсь в человека. Зато меня с той стороны опасаются и недолюбливают. В отличие от всех прочих голокожих, я с легкостью пользуюсь оружием, ну и, понятное дело, головой. Разок испытав на себе прелести арбалетных болтов, прицельно бьющих на сотню шагов, клыкастые сородичи опасаются меня как в волчьем, так и в человечьем облике и стараются без особой нужды не разговаривать с чужаком. Слава богу, что здесь, в богоспасаемом герцогстве Савойском, никто не догадывается о моей, как бы это получше сказать, особости. И уж я-то, понятное дело, о том молчу, так что никому и в голову не приходит.

Потому-то я так и обрадовался появлению в наших землях гуральской принцессы – она, должно быть, знает много легенд своей родины. И если аккуратно подвести ее к столь щекотливой теме, может, и прольет какой свет? Уж очень хочется понять, кто же я есть на самом деле.

Так мы и ехали к замку его сиятельства. Я – размышляя о том, как бы получше да потоньше выведать у высокородной госпожи то, что мне нужно, Алекс – мучительно изображая на лице надменность, и кот, именуемый ее высочеством то Мурзик, то Пусик, – тарахтевший без умолку о красоте местных пейзажей и особенностях савойской кухни. Глядя на него, можно было подумать, что животные имеют совершеннейшее право разговаривать, да еще в присутствии человека. В тот момент это казалось мне вопиющим нарушением благопристойности, которое я силился отнести за счет странности чужедальных нравов. Знать бы мне тогда, как все обернется, относился бы к этой болтовне куда спокойней.

Ах да, чуть не забыл о самой Алине. Прошу извинить меня, я хоть и обещал рассказывать все по порядку, но вообще-то книжник не из великих, потому то и дело сбиваюсь куда-то в сторону. Но все же, как волк по оленьему следу, доведу эту историю от начала к совершеннейшему концу.

Так вот, принцесса была мила и грациозна. Едва за спиной стихла возбужденная перебранка стражников, пытавшихся осмыслить приключившееся с ними дивное диво, она ту же заворковала о цветочках и листочках, о солнышке, припекающем в полдень, о манящей тени столетних деревьев и соловьях, распевающих в лесной чаще.

Насчет соловьев благородная дама, конечно, погорячилась. Может, в ее далекой Гуралии они щебечут круглый год, а у нас посреди лета у них охоты горло драть отродясь не бывало. Но зацепило меня вовсе не это, а когда она спросила, безопасно ли прогуливаться в тени дубрав. Правда, спрашивала она таким нежным голоском, что невольно хотелось сказать: «Да, все спокойно, а если и нет, то я самолично прикончу любую тварь крупнее муравья, если она вздумает заступить дорогу высокородной госпоже».

Быть может, моя человеческая натура и позволила бы такое ляпнуть, но волчья насторожилась. Судя по тому, что рассказывала нянюшка, в Гуралии идея прогуливаться среди дубрав могла прийти в голову только вооруженному до зубов охотнику. И хотя у нас, конечно, места куда более тихие, но все же вепри, медведи, волки и этот чертов убийца здесь вполне вольготно себя чувствуют.

Но, как бы то ни было, я не стал разочаровывать ее высочество. Лишь попросил известить меня непременно, ежели она пожелает прогуляться. Тут Алекс зыркнул на меня недобро, даже забрало поднял, чтобы я получше разглядел, как он зыркает. Но мне-то что, у меня служба такая – хранить графский лес и заведовать охотой его сиятельства. А потому желаете гулять – воля ваша, но без присмотру – это уж извините.

Что за напасть, снова отвлекся. Конечно, с Алексом мы тогда были незнакомы и лишь поглядывали друг на друга оценивающими взглядами. Но это ж, почитай, всегда так. Порою и драка случается, до кровавых соплей разухабятся, а потом становятся друзьями, не разлей вода.

А я тогда только поглядывал и думал, что это маркизу взбрело в голову ехать по лесу, не снимая шлема? Оно ж тяжело, да, пожалуй, душно. Потом сообразил: он ведь без оруженосца едет! Видать, поутру принцесса Алина ему помогла снарядиться, как на бой, так он, бедолага, целый день и скачет. Мне его даже жалко стало.

Вот, стало быть, едем мы к замку. Алина о чащобах мурлычет, Алекс зыркает, я соображаю, как лучше с расспросами подступиться, и вдруг понимаю, что кот меня уже третий раз о чем-то настойчиво спрашивает.

– …Так как тут у вас насчет волков?

Вот скажите, люди добрые, зачем коту, пусть даже и говорящему, волки? Был бы он пес – я б еще хоть как-то понял, хоть и не ближний, но все же сородич. А этот…

– Волки у нас серые, – буркнул я, не зная, что и ответить. Полосатый говорун чему-то внезапно обрадовался, залез лапой под морион, почесал себя за ухом, поглядел этак с хитрецой и кидает мне следующий вопрос:

– А что насчет хомо хомини люпус эст?[1]

Это, в смысле, умный, значит. Ну так я тоже не ботфортом консоме хлебаю. У нас фра Анжело, бывало, к кьянти приложится, так давай по латыни шпарить, точно какой епископ. И я, стало быть, коту отвечаю:

– Аут Цезарь, аут нигиль[2].

Этого-то он от меня, известно, не ждал. Вижу, морда озадаченная. Еще бы, небось, и сам не ведал, что спросил, а уж что я ему ответил – и подавно. Знать бы мне тогда, что эта животина на десятке языков лопочет, как по-своему, по-кошачьи, я б, может, язык попридержал. Но мне того не было известно, и узнать не у кого. А тут хвостатый путешественник впал в задумчивость, пытаясь вникнуть в глубинный смысл моего ответа.

– По-моему, – в конце концов объявил кот, обращаясь к маркизу, – этот парень имеет в виду, что здесь всем заправляют волки.

– Отчего ты так решил?

– Ну как же? Если человек человеку не волк, а либо Цезарь, либо никто, то, стало быть, Цезарь – это волк.

Говорили между собой они на каком-то местном диалекте, но что-то было в нем от гуральского, которым я, по милости нянюшки, владел довольно бойко и потому догадался, что речь обо мне и волках, что конечно же насторожило меня не менее, а, пожалуй, и более, чем расспросы принцессы Алины, и я задумался, не стоит ли мне предпринять что-либо этакое, чтобы избавиться от спутников. Я уж было собрался указать им прямую тропу, ведущую к выезду из графских владений, но быстро сообразил, что жетона-то у них по-прежнему нет, а стало быть, там, на дальнем мосту, их и вовсе обдерут, как липку, и повернул коня на дорогу, ведущую в замок.

Как я и думал, мой господин обрадовался. Я бы даже сказал, чрезвычайно обрадовался – просто глаз не сводил с высокородной гостьи, но и с ее спутников тоже. Но на них, даже на кота, он смотрел совсем по-иному. Хотя, казалось бы, мадонна Сильвия, его законная супруга, тоже хороша собой, чего уж так любоваться? А вот говорящий кот в сапогах, вышагивающий подобно человеку, – такого, поди, даже в Риме не увидишь. А там чего только не бывает! Но до Рима далеко, а здесь граф так и лучился приветливостью и гостеприимством.

Он принял гостей в Шпалерной зале, что было знаком высочайшего почета. В этом-то граф неукоснительно следует всем тонкостям этикета. Всегда четко знает, кого на перроне встретить (тут, в мире, где расположена База, перроном именуют такое место, где ждут прибытия вонючего монстра, именуемого поездом, но я-то знаю, что перрон – это лестница с широкой площадкой перед входом в главную замковую башню). Так вот, кого на перроне, кого в большой зале, сидя на высоком, словно трон, резном кресле, а кого и в Шпалерной зале.

Принцессе, надо сказать, он особый почет оказал: хоть кресло для него и поставили, но до конца представления гостей он так и не присел – слушал с почтением, стоя. И лишь затем уселся, предварительно распорядившись и для гостей принести обитые зеленым бархатом вызолоченные табуреты.

Выслушав историю похождений маркиза и его прекрасной супруги, он лишь сочувственно покивал и заключил, что мессир де Караба поступил вполне достойно и благородно, сразив наглеца, осмелившегося посягнуть на его прелестную супругу. И пусть даже вина его установлена, но все же каноны чести остаются канонами чести, даже если противоречат библейским заповедям. А для истинного дворянина законы чести превыше любых других. Так что он будет счастлив предоставить месье Алексу и ее высочеству свой замок, да и все свои владения в полное распоряжение, чтобы они смогли хорошо отдохнуть после столь долгой и тяжелой дороги через горы.

А Рим… Что Рим? Куда торопиться? Ни пожары, ни нашествия, ни иные бедствия не в силах сдвинуть с места Вечный Город. Он стоит себе уже больше трех тысяч лет и, даст бог, еще столько же простоит.