Афанасий Никитин - Катерина Мурашова

Утро начиналось с молитвы. После нее все низко кланялись батюшке-хозяину и расходились по своим делам. Матушка хлопотала по дому, раздавала уроки слугам и работникам. Позавтракав, батюшка обходил свое хозяйство, проверял, все ли в порядке, беседовал о том же с матушкой и лишь потом отправлялся в лавку.

В полдень он возвращался домой, и наступало время обеда. Обедали в самой большой комнате. Помолившись, садились на скамьи, прикрепленные к стенам, и «стольницы» — четырехугольные табуреты. Стол всегда был покрыт красивым под-скатерником. Афанасий по сей день помнит вышитого на подскатернике огненного петуха. Мальчишкой он всегда смотрел на него во время молитвы, и казалось, что петух подмигивает ему изумрудным бедовым глазом. К обеду поверх подскатерника стлали скатерть, и петух прятался.

Еда подавалась на стол вся сразу. Варево хлебали из общей миски, соблюдая очередь (первая очередь, естественно, батюшкина), осторожно и неторопливо неся ложку ко рту, подставляя под нее ломоть хлеба, чтоб не капнуло на скатерть.

Урок — это работа, заданная для выполнения в определенный срок.

На Руси считалось, что вышитые птицы оберегут дом от бед и несчастий.

Жареное или вареное брали из общего блюда руками. Перед каждым на столе стояла «торель», в которую полагалось складывать кости и другие объедки. Дети за столом сидели молча, а взрослые могли вести тихую, неторопливую беседу. В батюшкином дому (как и после в дому самого Афанасия) строго соблюдались все посты: в среды и пятницы мясного и молочного не ели, а только рыбное. Великим же постом не употребляли и рыбу, а только овощи да кашу на воде.

После обеда все по обычаю ложились отдыхать. Батюшка с матушкой спали, а Афанасий читал в своей комнатке. Потом, спустя пару часов, каждый возвращался к своим делам. Торговали в лавке часов до шести. После ходили в гости или занимались домашними делами. Затем ужинали.

В десять часов вечера весь дом засыпал.

Мирная, спокойная жизнь. Жить бы и радоваться. Но Афанасия с детства словно тянуло куда-то. Скучно было представить, что так и пройдет жизнь, день за днем, год за годом. Мир, как дивная сказка, лежал где-то вдалеке. Хотелось увидеть своими глазами, потрогать руками.

В 13 лет, глядя в пол и обмирая до мороза внутри, сказал батюшке:

— Вырасту, пойду на «отъезжий торг». Пусть в лавке приказчики торгуют, штаны протирают. А я хочу мир поглядеть, страны дальние…

Хорошо, вольготно прогулялась батюшкина плетка по худой Афанасьевой спине. После последовали разъяснения. Про опасность и ненадежность «отъезжих торгов», про риск потерять не только прибыль и товар, но и саму жизнь, про русские дороги, про татар и иных лихих людей. Афанасий порку вынес, не крикнув, и поучения все стоя выслушал. Остался при своем.

А батюшку пожалел. Один у него сын-наследник, а годы немалые. Вот и боится и его потерять, и дело, своим горбом сотворенное.

Но разве удержишь талую воду, когда она, журча и пенясь, стекает по дну оврага? Разве удержишь горячего коня, понесшегося вскачь?

Батюшка с матушкой, надо отдать им должное, по-всякому удержать пытались. Не получилось.

И вот повидал мир. Но доволен ли? Шесть лет дома не был, жену с милыми ребятишками не видал. Дочка Олюшка теперь уж невеста. Да и сыновья, небось, такими сорванцами выросли…

Афанасий покачал головой, облизнул потрескавшиеся губы. Нет! И дай Господь прожить жизнь заново, ничего не стал бы менять! Каждому Господь посылает свое испытание, и надо с честью его выдержать. Нет у Господа напрасных путей. Значит, и его, Афанасия, путь не напрасен. «Все, что видел, что пережил, — мое! И тысячу раз прав Лиса Винченцо — надо, обязательно надо рассказать о том…»

И Афанасий вновь склоняется над тетрадью…

Вниз по Волге да синему морю Хвалынскому

После пожара да пришедшей мысли о торгах в долг Афанасий ждал оказии, потому что купцы в те времена в одиночку по дальним странам не ездили. Вместе оно безопаснее да и веселее тоже.

Ждать пришлось недолго. С полгода до того к государю Московскому Ивану III приехал от владетеля Ширванского царства Фаррух-Ясара посол по имени Хасан-бек. Привез посол в Москву дорогие подарки и торговые предложения от своего господина, ширваншаха. Переговоры прошли успешно, и в знак своего расположения Иван III послал в подарок Фаррух-Ясару девяносто охотничьих кречетов и в свою очередь снарядил своего посла, тверитянина Василия Папина.

Услыхал Никитин, что из Москвы едет посольство в Ширван, а во главе посольства — земляк, и обрадовался. Решил он вместе с несколькими товарищами-купцами присоединиться к посольству и отправиться в Ширван торговать.

Взял Афанасий товару в кредит, накупил мехов, которые тогда называли еще на Руси «мягкой рухлядью». На Востоке русские меха очень ценили, и, торгуя ими, можно было получить очень большую прибыль. Если повезет да ума хватит, то и в сотни раз можно полученные деньги приумножить. Афанасий в свою торговую смекалку верил, да и выхода у него особого не было. Долг отдавать надо? Надо! Дом заново отстраивать? Добром взамен сгоревшего обзаводиться? Приданое подрастающей дочке? То-то и оно!

Снарядили тверичи два судна и в лето 1466 года поплыли вниз по Волге.

Благополучно проплыли Калязин, Углич. В Костроме взяли великокняжескую грамоту — пропуск за границу Руси.

В Нижнем Новгороде купцов постигла неудача. Посол Василий Папин, с которым они собирались там встретиться, уже отплыл. Посоветовавшись, тверичи решили дождаться посла ширваншаха — Хасан-бека и плыть вместе с ним.

Через две недели прибыл Хасан-бек. Вместе с ним возвращались на родину шестеро бухарских купцов, которые приезжали торговать в Москву, и несколько московских купцов, тоже решивших испытать торговое счастье на богатом Востоке.

Заплатив все пошлины, маленький караван двинулся дальше, вниз по Волге к морю.

Вблизи Астрахани путников поджидала беда. Когда купеческие суда вошли в Бузань (рукав Волги, вытекающий в пятидесяти километрах выше Астрахани и у Красного Яра соединяющийся с рекой Ахтубою), им повстречались трое астраханских татар. Они и сообщили путникам, что хан Касим хочет ограбить торговых гостей и сторожит на дороге вместе с тремя тысячами татар.

Купцы — люди отважные, да и у посла своя охрана, но татар слишком много! Поразмыслив над ситуацией, Хасан-бек решил нанять предупредивших его татар, чтобы они как-нибудь тайком провели суда около Астрахани. В качестве платы за услугу татары получили по кафтану и по куску полотна.

Ночью стали пробираться мимо засады. Луна освещала камышовые плавни, пронзительно кричали потревоженные птицы. Хасан-бек нервничал, Афанасий, знающий языки, перешел со своего судна на посольское и, как мог, успокаивал посла и его спутников. Сначала казалось, что все обойдется. Но вот с узкой боковой протоки послышался гортанный крик!

— Качьма! (Стой!)

Предатели-проводники привели купеческие суда прямо к засаде!

Русские не остановились и попытались уйти от татар. Но судно, на котором были все товары Афанасия, запуталось в рыболовных снастях, расставленных рыбаками в протоке.

Тем временем татары на узких стругах подошли вплотную. Завязалась перестрелка. В темноте убили одного купца-москвича и двух татар. Русские с маленького судна перебрались на корабль посла и, пока татары грабили запутавшийся в сетях корабль, судну посла удалось вырваться из протоки в море. Второе из русских судов село на мель. Татары догнали его, забрали четверых купцов в плен, а остальных отпустили, ограбив дочиста.

Так вышли в море два судна. На одном находился посол, шесть восточных купцов и десять русских, среди которых был и Афанасий. На втором — шесть московских и шесть тверских купцов.

На этом беды купцов не кончились. В море налетела на них буря и начала трепать утлые суденышки. Капитан посольского судна оказался более опытным и сумел удержать корабль, вывести его подальше от берегов, а судно с русскими купцами выкинуло на берег у Тархи (крепость на дагестанском побережье Каспийского моря).

Набежали к месту крушения горцы-кайтаки, смуглые, белозубые, в меховых шапках. Поглядели, а грабить на судне уже нечего. Вай-вай! Что ж делать? Захватили и увели в плен самих купцов. Может, хоть так какая выгода случится?

Судно же посла тем временем благополучно бросило якорь в Дербенте — одном из городов Ширванского царства.

В Дербенте Никитин и его товарищи застали посла Василия Папина, который избегнув напастей, прибыл в Дербент, где и встретился с Хасан-бе-ком. Таким образом, их дело благополучно завершилось, и даже кречеты в деревянных ящиках, обитых изнутри сукном, почти все были живы и исправно поедали кроликов и кур, которых посольство живьем везло с собой.