Голова профессора Доуэля - Александр Беляев

Траулер смело резал седые волны, держа курс на Медвежий остров. Помощники Гинзбурга в тяжелых морских сапогах, в кожаных тужурках бегали от шара к капитанской рубке, проверяя исправность проводов. Экран телевизора был установлен в капитанской рубке.

Азорес подошел к шару.

«Вроде гондолы стратостата», — подумал он.

— В этом шаре находится радиостанция? — обратился он с вопросом к Гинзбургу.

— Нет, — ответил тот. — Изображение передается по проводам. В шаре — батареи сухих элементов, аккумуляторы, часовой механизм.

— Аккумуляторы для прожекторных ламп?

— Только для фотоэлемента. Дуговые фонари прожектора получат энергию от электростанции траулера.

— Значит, это не совсем радиопередача? — с некоторым разочарованием спросил Азорес.

— И даже совсем не радиопередача, — ответил, усмехаясь, Гинзбург.

— Почему?

— Потому что вода сильно поглощает радиолучи. Радиоволна, несущая изображение, угасает, не достигнув поверхности моря. Мы предполагаем опускать наш телевизор на глубину двухсот-трехсот метров, максимум четырехсот. На таком расстоянии нетрудно обойтись и проводами. Это надежнее и проще.

Наконец все приготовления были закончены. Тяжелый шар бережно прицепили к крану паровой лебедки и начали опускать в воду.

— Теперь лучше наблюдать не здесь, а на экране телевизора, — сказал Гинзбург испанцу.

Азорес поспешил в капитанскую рубку.

Гинзбург поместил экран в глубокую коробку, которая так защищала его от света, что можно было следить за экраном, не выключая электрического света. Благодаря этому капитан мог следить и за компасом, и за картой, и за экраном телевизора.

— Однако где же экран? — удивился Азорес.

Его постигло новое разочарование, когда капитан показал ему коробку, немногим более спичечной.

— Что поделаешь, — сказал капитан, — Гинзбург изготовил свой аппарат кустарным способом. Это пробный телевизор. Если он оправдает надежды, тогда наша центральная радиолаборатория изготовит прекрасные аппараты. Лишь бы… мы что-нибудь увидели.

Азорес посмотрел в коробочку, но ничего не увидел.

— Значит, рыбы нет, — утешил его капитан.

— А возможно, ваше подводное око не видит рыбу? — спросил Азорес.

— Возможно, — ответил капитан. — Но Гинзбург уверяет, что он кое-что уже видел на этом примитивном экране.

Текли томительные, долгие минуты. Азорес не спускал глаз с экрана. Вдруг он воскликнул:

— Смотрите! Экран оживает!

Маковский взглянул и увидел на красновато-желтом фоне экрана невыразительные, расплывающиеся пятна. Они двигались в разных направлениях и то исчезали из поля зрения, то вновь появлялись. Одни из них выделялись на экране темным, другие более светлым обрамлением.

— Это рыба, — спокойно сказал Маковский.

Азорес впился глазами в волшебную коробку.

— Ну что? — спросил вошедший Гинзбург.

— Смотри сам, — ответил капитан.

Тот только взглянул и весело сказал:

— Есть.

— Но почему так смутно? — спросил Азорес.

— Потому что рыба далеко от телевизора. Мы, очевидно, около границ контура.

Азорес уже слышал термин «оконтуривание косяка». Когда Гинзбург отвернулся, чтобы дать распоряжение по телефону своим помощникам, Азорес вновь взглянул на экран и вскрикнул, радостно удивленный. Он увидел выразительные очертания рыбы, блеснувшей боком и исчезнувшей в левом углу экрана. Вслед за первым появилось второе, потом третье изображение рыбы, еще и еще…

— Спускать трал!

С палубы раздались возбужденные голоса, шум, грохот лебедки. Матросы разворачивали огромнейший трал, висевший на мачте, и спускали его в воду. Это длилось несколько минут. Траловый лов с помощью телевизора начался.

Через сорок пять минут трал подняли. Он был полон рыбы и чуть не оборвался от тяжести. Азорес и Гинзбург сбежали вниз, на палубу. Моряки кричали «ура» изобретателю.

— Качать, качать! — кричали они. Потом схватили Мотю и подбросили.

— Черти! И без того качает. Еще за борт уроните! — кричал счастливый изобретатель.

Капитан остановил эту игру, но не сделал предупреждения за нарушение дисциплины. Он понимал настроение экипажа и сам был рад не меньше матросов.

Лов шел прекрасно. Подводное око безупречно выполняло свою работу. Иногда экран вдруг мертвел, игра пятен прекращалась — значит, траулер выходил из косяка. Начинались новые поиски, потом экран снова оживал. Опытный капитан быстро определял «контур» косяка и теперь мог вести лов до тех пор, пока трюмы наполнятся до отказа.

Траулеры уходили на промысел на долгое время и блуждали по морю месяцами. Теперь же «зрячий» траулер мог выполнить задание за несколько дней. Какая экономия!

Люди, забыв об усталости, о резком северном ветре, ловили рыбу, набивая трюмы. Рыбу разделывали и солили здесь же, на траулере, — он был настоящим плавучим заводом.

На обратном пути, как ни торопились, Гинзбург упросил капитана сбавить ход, чтобы опустить еще раз телевизор на мелководье и посмотреть дно. Капитан согласился, и телевизор был спущен. Гинзбург, следивший за экраном, вскрикнул и побледнел.

— Что такое? — спросил капитан с тревогой.

— Мы, кажется, нашли один из наших погибших траулеров, — промолвил Мотя.

— Задний ход!

Капитан взглянул на экран. Да, там четко виднелась корма траулера, лежавшего вверх дном.

Железо обросло мелкими водорослями, словно мхом. Везде виднелись пятиконечные морские звезды, крабы, мелькали рыбы, привлеченные огнем прожектора… Мелькнула надпись «Пик…».

— Это «Пикша», — сказал капитан. — Дизельный траулер, он погиб вместе с «Окунем» в шторм под тридцатое декабря 1931 года. Так вот где погибла «Пикша»! А последние сигналы были приняты почти с широты Медведки.

— «Пикшу» могло отнести на юг уже опрокинутую, — высказал догадку Гинзбург.

— Печальная находка, — вздохнул капитан. Он сам едва не погиб во время той ужасной бури. — Но для тебя, Гинзбург, конечно, и подходящая… Ну, ну, не маши рукой. Ведь мы понимаем друг друга. Мы нашли траулер, и он лежит неглубоко. Эпроновцы поднимут его. На дне Баренцева моря похоронено немало траулеров — и наших, и немецких, и норвежских, и английских. С помощью твоего ока мы разыщем и поднимем их.

Известие о найденной «Пикше» разлетелось по траулеру. Моряки вспоминали погибших товарищей, штормы, бури. Но разве вся жизнь не борьба?

Распогодилось. Правда, по морю еще ходили огромные волны, но ветер угомонился, тучи исчезли, на небе сияла луна. Серебристые отблески лунного света плясали на волнах.