Горное селение (СИ) - Логинов Святослав Владимирович

Обычно по вечерам Мурава с детьми ели чечевичную похлёбку. Не так это трудно: наколдовать горстку чечевицы, луковку, а, если получится, то и морковинку. Главное, чтобы чечевица вышла свежая, иначе вариться похлёбка будет до скончания века. Но и без того похлёбку приходится кушать вечером, когда она укипит в семейном горшочке. Отличная вещь, вечерняя похлёбка, если бы не она, семье пришлось бы сухомятничать, а это уже вовсе никуда не годится. Ещё бы соли самую каплюшечку, не в похлёбку даже, а присолить лепёшку, но соль это такая вещь, её самостоятельно не наколдуешь, а откуда она берётся у лавочника, не знает никто.

Мурава перелила похлёбку в миску, откуда будут хлебать все трое, раздала лепёшки: Арчену чуть побольше, Луре поменьше, и в этот момент снаружи раздался тонкий голосок:

— Тётя Мурава, выдь на минуту. Чо скажу…

Кто сказал, что наушничать да сплетничать нехорошо? Не принеси Пася недобрую весть, обрушилась бы та на семью внезапно, и кто знает, чем бы кончилось дело? А так Арчен доказал, что он мужчина и глава семьи. А что мужчина покуда маленький, то и семья невелика.

— Призовут тебя к ответу, — внушал Арчен матери, — ты ничего не знаешь, нигде не была, ничего не видела. Ртуть в лавке покупал я, яму в лесу копал я, воду в яме отравил тоже я, а ты в лесу вовсе не бывала, а моих делах знать не знаешь, ведать не ведаешь.

— Как же я могу на тебя сваливать…

— Сможешь. Меня так и так накажут, а ты признаешься хоть в чём-то, тебя из селения выгонят, и Лурка без тебя пропадёт. Не обо мне и не о тебе надо думать, а о Луре. Мы с тобой большие, а она маленькая.

— Я тоже взрослая, — сказала Лура, зачерпнув побольше чечевицы со дна миски.

Глава 4

Совет селения, решавший все важные вопросы и выносивший приговоры преступникам, собрался на том самом склоне, где мальчишки играли в палку. Сделано так не с проста ума. Под открытым небом совет подолгу заседать не станет, тем более что на склоне сидеть не на чем.

Арчена привели на судилище связанным. Хорошо хоть Мураву с Лурой на суд не приволокли, сумел Арчен отплеваться, взявши всё на себя.

— Люди, — начал лавочник Порш, — вот перед вами явный злодей и вредитель смирной жизни, который навёл смертную порчу на моего сына младенца Никола.

— Этот младенец постарше меня будет! — выкрикнул Арчен.

— Заткни пасть и отвечай только, когда тебя спрашивают. А покудова пусть отвечает тётка Пухана. Отвечай, как на духу: чем окормили Никола?

Промеж лавочника и лекарки сыздавна тлело недоброжелательство, и они не собирались его скрывать даже ради такого лакомого дела, как возможность засудить нахала Арчена.

— Кто ты такой, — подбоченясь, ответила Пухана, — чтобы тута допрос вести? Это дело деда Хроста, а не твоё.

— Ты, баба, никак с глузду съехала. Дед Хрост от старости себя не помнит, где ему дело разбирать по обычаю и совести. Вот и приходится мне за всё опчество стараться.

— Будет тебе. Видим, как ты стараешься и ради кого. Чего спросить-то хотел?

— Ты Николу пользовала. Верно ли, что его окормили белой ртутью?

— Видали? Чушь городит и не краснеет. Да если бы его ртутью окормили, он бы сейчас в могилке лежал. А у него только руки пострадали.

— Что же, ему руки белой ртутью обмазали? — спросил Порш, белой ртутью торговавший, но о её свойствах, почитай что, ничего не знавший.

— Да-да! — закричал Никол. — Он грозился меня ртутью отравить. Все мальчишки слыхали.

Из всех мальчишек на судилище был один только Кудря, который уже считался взрослым.

— Было такое? — спросил лавочник.

— Было, — негромко ответил Кудря. — Угрожать — угрожал, но не отравил, ушёл без драки.

— Об этом судить нам. К тому же, замах хуже удара. Теперь пусть ответит тётка Пухана. Верно ли, что на руки Никола попала белая ртуть, отчего и приключилась ужасная болезнь?

— Порш ты есть, и разум у тебя паршивый. Прямо так руки белой ртутью обмазать, язвы бы появились до самой кости, а там и смерть не замедлила. Тут отравитель особое снадобье использовал. Варил яд на белой ртути, а рецепт уже с него надо спрашивать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что-то ты много в этих чародействах понимаешь. Откуда у тебя такие знания?

— Я же тебя не спрашиваю, откуда у тебя в лавке такие зелья. Твой сынуля вполне мог в яд вмазаться, из дому не выходя.

— Я на то и лавочник, что у меня в лавке всё есть, а не только соль да сахар. И без спроса и денег никакой посетитель не сможет никакого товара коснуться.

— А я на то и лекарка, чтобы знать, отчего какая хворь приключается, и чем её пользовать.

— Будет вам собачиться, — произнёс толстый Барук. — Решайте, что случилось, кто виноват, и как его наказывать. А людям по домам пора. Обед стынет.

У каждого в селении был свой недоброжелатель. Нашёлся такой и у Барука.

— Тебе бы только об обеде думать! — съязвил Хель, мужик вредный и въедливый. — Пускай нам Никол самолично объявит, где он мог такую заразу подцепить.

— Ни сном, ни духом! — заныл Никол. — Нигде не был, никуда не совался, а вот он подошёл ко мне и говорит: «Наплачешься ты у меня!» — и палкой по рукам ударил.

В толпе угрожающе загудели, а Арчен крикнул:

— Врёшь! От первого до последнего слова — всё брехня!

— Раз так, — возгласил Хель, — послушаем твою брехню. Говори, как, по-твоему, дело было.

— Чего слушать злодея? — закричал Порш. — Казнить его беспощадно, пока он и на нас порчу не навёл!

— На всю громаду, поди, не наведёт. Пусть говорит!

— Мне нет и не было никакого дела до Никола, — начал Арчен. — Я занимался своим колдовством и для этого ушёл подальше от людей. Я не думал, что кто-нибудь сунется за мной в лес. Угодно, наказывайте меня за то, что я был в чаще, но больше я ни в чём не виновен. А вот Никол соследил меня в лесу и полез в чужое колдовство, за что и поплатился.

— Неправда! — взвыл Никол, дважды битая задница которого почуяла новую порку.

— Врёшь! — в тон Николу взревел Порш. — Мой сын никогда не окажется в лесу!

— А вот Арчен по собственному его признанию в лесу был, — Хель уверенно захватил ведение дела и никому не давал заболтать его. — Это уже преступление. И что ты делал в лесу?

— Я вырыл там яму.

— Как?

— Лопатой. Нашёл лопату на Трофейной свалке и этой лопатой вырыл яму.

— Я затрудняюсь сказать, это ещё одно преступление или целых два.

Никто не перебивал Хеля, все видели, что он быстро и напористо ведёт судебный процесс к самому суровому приговору.

— Зачем тебе понадобилась эта противоправная яма?

— Там набралась болотная вода, я высыпал туда порошок белой ртути, — по толпе прошёл стон, — а чтобы яд не растёкся по окрестностям, поставил защитный барьер: вбил осиновые колья с особым заговором.

— Зачем это тебе?

— Не ваше дело. Моё колдовство — моя тайна.

— Все слышали: преступник отказывается от дачи показаний. Кто-нибудь ведёт счёт преступлениям? — а то я уже сбился. В чём ещё ты хочешь признаться?

— Он готовил там зелье, чтобы отравить моего сына! — не удержался Порш.

— Если бы я захотел, я бы просто дал ему лопатой по башке.

— Все слышали, какие планы сметил убивец?!

— То есть, ты собирался ворваться в селение с лопатой в руках?

— Нет, конечно. Я уже говорил, Никол выследил меня в лесу, а когда я ушёл, оставив яму без присмотра, он разломал магический круг, заразив ядом лес на сто шагов в любую сторону. А потом принялся мыть руки в отравленной воде.

— Я же не знал, что она ядовитая! — заголосил Никол.

— Как видим, Никол сам признался, что тоже был в лесу, — постановил справедливый Хель. Ему было неважно, сколько человек засудить, главное — покрасоваться перед обществом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Подсудимый Арчен, если то, что ты рассказал, правда, почему ты не остановил Никола, позволив ему полоскаться в отравленной воде?

— Я его остановил. Схватил палку и ударил ему по заднице.

— Врёшь!.. — заорали одновременно отец с сыном.