Женщина в красном - Элизабет Джордж

— Двадцать два года, а ты всё ещё играешь с велосипедом! Да что с тобой такое?

«Ничего, — мысленно отвечал Кадан. — Ничего особенного. Ты считаешь, что это легко — тейблтоп, тейлвип?[1] Попробовал бы на досуге».

Разумеется, никто не пробовал. Ни члены городской управы, ни его отец. Они просто смотрели на Кадана, и выражение их лиц ясно говорило: «Сделай что-нибудь со своей жизнью. Устройся наконец на работу».

Именно об этом Кадан и хотел сообщить отцу — о выгодном предложении. Ему удалось найти место, и Пух ему в этом не помешал. Отца, конечно же, не следует посвящать в подробности. Кадан обратился в «Эдвенчерс анлимитед»[2] со своим вариантом трассы для сумасшедшего гольфа[3]. Взамен получил должность в старой гостинице и возможность совершенствовать свои воздушные трюки.

Всё, что следует знать Лью Ангараку, — это то, что сын, в очередной раз уволенный им из семейного бизнеса за миллион прегрешений (и кому нужны эти доски для сёрфинга?!), сумел за семьдесят два часа найти новую работу. Кадан подумал, что это своего рода рекорд. Обычно вынужденный отпуск длился у него не менее пяти недель.

Кадан подпрыгивал на неровной дороге, вытирая мокрое от дождя лицо, когда на автомобиле его обогнал отец. Лью Ангарак даже не взглянул на сына, хотя неприязненное выражение на его лице подсказывало, что ему не нравится зрелище, которое представляет собой сын, не говоря уже о том, что Кадан поехал в дождь на велосипеде, а не на машине.

Отец вышел из автомобиля, открыл дверь гаража и задним ходом загнал в него «Тойоту РАВ-4». Пока Кадан въезжал в сад, Лью успел окатить серфборд из шланга. В данный момент он доставал свой гидрокостюм, чтобы помыть и его. Вода из шланга лилась на газон.

Кадан понаблюдал за отцом. Он знал, что они похожи, но только внешне. Оба были крепкими, с широкими плечами и грудью и узкими бёдрами. У обоих были густые тёмные волосы, хотя у отца с годами они начали расти и на теле, из-за чего, по мнению Ангарака-младшего, отец стал напоминать гориллу. Во всём остальном они были небо и земля. Отец ратовал за постоянство, считал, что всё должно находиться на своём месте и не меняться до самой смерти. У Кадана были совершенно другие представления о жизни. Мир отца заключался в Кэсвелине, и если бы когда-нибудь он добрался до Оаху[4] — мечты, одни лишь мечты! — это стало бы самым большим чудом на свете. Кадан же, пока отец спал, отмахивал несколько десятков миль. Он надеялся, что в конце концов эти расстояния прославят его имя, на него посыплются золотые медали, а на обложке журнала «Райд ВМХ» появится его улыбающаяся физиономия.

— Сегодня на берегу ветер, — начал разговор Кадан. — Зачем ты поехал?

Лью молчал. Он окатил водой гидрокостюм, перевернул и полил с другой стороны. Вымыл ботинки, маску, перчатки и только тогда взглянул на сына и на попугая на его плече.

— Убери птицу с дождя.

— С ним ничего не сделается. На его родине часто идёт дождь. Прилив начался только сейчас. Наверное, тебе не повезло с волнами. Где ты плавал?

— Волны мне были не нужны.

Отец повесил гидрокостюм на положенное ему место — на алюминиевый стул. За долгие годы сиденье вдавилось под тяжестью мокрого костюма.

— Хотел подумать. Волны тут ни при чём, — добавил отец.

«Зачем тогда ему понадобилось доставать всю амуницию и тащить её к морю?» — про себя удивился Кадан. Однако вслух он ничего не сказал, потому что иначе отец начал бы свои обычные рассуждения. У Лью было три темы для размышлений, в том числе и сам Кадан вместе с перечнем предъявляемых к нему претензий, а потому Кадан посчитал за лучшее закрыть эту тему.

Отец вошёл в дом, и Кадан последовал за ним. Лью обтёр волосы полотенцем, висевшим для этой надобности на дверной ручке, и включил чайник. Сейчас отец заварит растворимый кофе с одним куском сахара, без молока. Будет пить его из чашки, на которой написано «Добро пожаловать в Ньюки»[5]. Встанет у окна, посмотрит в сад, сделает последний глоток и вымоет чашку. Да уж, просто мистер Неожиданность!

Дожидаясь, пока отец подойдёт с чашкой к окну, Кадан посадил Пуха на шесток в гостиной и вернулся на кухню.

— Я устроился на работу, папа, — сообщил он.

Отец пил. Беззвучно, абсолютно неслышно.

— Где твоя сестра, Кад? — наконец спросил он.

Кадан не захотел признать, что вопрос отца положил его на лопатки.

— Ты слышишь, папа? Я нашёл приличное место.

— А ты слышишь, что я тебе говорю? Где Мадлен?

— Сегодня будний день. Наверное, на работе.

— Я туда заходил. Её там нет.

— Тогда не знаю. Хандрит над супом. Плачет над кашей. Чем бы она ни занималась, ей пора взять себя в руки, как это делают другие. Можно подумать, настал конец света.

— Она у себя в комнате?

Лью по-прежнему глядел в окно, и это бесило Кадана. Ему захотелось выпить на глазах у отца шесть пинт пива, лишь бы привлечь его внимание.

— Я же сказал, что не знаю.

— Так что за работа?

Лью развернулся, прислонился спиной к подоконнику и посмотрел на сына. Кадану казалось, что глаза отца просвечивают его, точно рентген; этот отцовский взгляд он помнил с шести лет.

— В «Эдвенчерс анлимитед». Буду служить в гостинице до начала сезона.

— А потом?

— Если всё пойдёт хорошо, сделаюсь инструктором.

Это было натяжкой, но всё возможно, ведь летом всегда нужны инструкторы. Спуск по верёвке, скалолазание, походы на байдарках, плавание — он может делать всё это, а если подобные услуги не понадобятся, предложит фристайл ВМХ и усовершенствование трассы для сумасшедшего гольфа. Однако об этом Кадан молчал. Одно слово о велосипеде — и отец поймёт скрытый мотив, словно он написан на лбу у сына.

— Если всё пойдёт хорошо, — усмехнулся Лью; эта усмешка была равнозначна саркастической отповеди всё на ту же тему. — И как ты будешь туда добираться? На той штуке у дома?

Так он именовал велосипед.

— Запомни, — продолжал Лью, — ключи от машины ты у меня не получишь, и права — тоже.

— Разве я прошу у тебя ключи? — огрызнулся Кадан. — И права мне не нужны. Я и пешком дойду. Или отправлюсь на велике, если понадобится. И плевать мне, как я выгляжу. Сегодня ведь я ездил именно на нём.

Отец фыркнул. Кадан предпочёл бы, чтобы отец говорил с ним прямо, а не выражал свои мысли гримасами и не слишком приятными звуками. Если бы Лью Ангарак попросту назвал сына неудачником, тот как минимум мог бы поспорить, но Лью избрал обходной путь: молчание, вздохи и нелестные сравнения Кадана с сестрой. Мадлен была сёрфером высшего класса. По крайней мере, до недавнего времени.

Кадану было жаль сестру из-за того, что с ней произошло, однако какая-то маленькая и явно не лучшая часть его души радовалась. Он многие годы жил в тени своей сестры.

— Ну так что? Нет чтобы сказать: «Молодец, Кад», или: «Поздравляю», или даже: «Ты меня приятно удивил». Я буду трудиться и получать приличные деньги, но ты недоволен. Что, недостаточно хорошее место? Потому что не имеет отношения к сёрфингу?

— У тебя была работа, Кад. Ты не справился.

Лью допил кофе, отнёс чашку к раковине и отмыл её до блеска.

— Это всё ерунда, — заявил Кадан. — Моё участие в семейном бизнесе с самого начала было плохой идеей, и мы оба это понимали, даже если ты не хочешь признаться. У меня нет склонности к такой работе. Тут необходимо терпение, которым я не обладаю.

Лью вытер чашку с ложкой и убрал их на место. Провёл губкой по поцарапанной нержавеющей стали мойки. На ней не должно остаться ни крошки.

— Твоя беда в том, что тебе нужны одни развлечения. Жизнь устроена иначе, но ты не хочешь этого понять.

Кадан махнул рукой в сторону сада, где сохло отцовское снаряжение для сёрфинга.

— А это не развлечение? Всё своё свободное время ты проводишь, качаясь на волнах, и как я должен на это смотреть? Как на благородное стремление типа поисков лекарства от СПИДа? Как на попытку избавить мир от бедности? Ты ставишь мне палки в колёса, не позволяешь заниматься тем, чем я хочу, но о своих желаниях не забываешь. Подожди. Не отвечай. Я помню: ты выращиваешь чемпиона. Поставил себе такую цель!

— Что плохого в том, что у меня есть цель?

— Ты прав. Но ведь и у меня она есть. Просто другая. Или у Мадлен. Вернее, у неё была.

— Где Мадлен? — снова спросил Лью.

— Я же тебе сказал…

— Да помню я. Но у тебя должны быть догадки, куда могла отправиться твоя сестра, если она не на работе. Ты же хорошо её знаешь. И его. Ты и его знаешь.

— Ну уж нет. Не надо и это на меня вешать. Его репутация всем известна, но Мадлен и слушать никого не желает. Если уж на то пошло, сейчас ты беспокоишься не о том, где сейчас твоя дочь, а о том, что её планы потерпели фиаско. Как и твои.

— Ничего подобного.