Дом на полпути - Эллери Квин

— Не знаю. Недавно. Он был еще жив, когда я приехал. Он сказал... А потом умер. Эллери... Такого быть не может... с моими родными... Как я скажу об этом Люси?

— Билл, — твердым голосом произнес Эллери, — перестань скулить. Слушай меня. Ты полиции сообщил?

— Нет... нет.

— Где ты находишься?

— В сторожке через дорогу от Морского терминала. Эллери, ты должен нам помочь.

— Разумеется, Билл. Это далеко от «Стейси-Трент»?

— Три мили. Ты подъедешь? Эллери, подъедешь?

— Еду. Скажи, как туда добраться. Самый короткий путь. Говори, Билл. Возьми себя в руки и объясни.

— Да я в порядке. В порядке. — В трубке было слышно, как Билл Энджел глубоко вздохнул, подобно новорожденному, сделавшему первый судорожный вдох. — Самый короткий путь... Да. Ты сейчас на углу Ист-Стейт и Саут-Уиллоу. Где ты поставил машину?

— В гараже за отелем. Франт-стрит, кажется.

— Езжай на восток по Франт-стрит пару кварталов. Выедешь на Саут-Брод. Поверни направо, проедешь мимо суда, там снова направо на Сентр-стрит квартал на юг от суда. Пару кварталов по Сентр и направо на Ферри. Оттуда один квартал, и выедешь на Ламбертон-роуд. Там налево и по Ламбертон до Морского терминала. Ты его не пропустишь. За ним сторожка... ярдах в ста за терминалом.

— По Франт-стрит на Саут-Брод, на Сентр, Ферри и на Ламбертон. Все время направо, кроме Ламбертон. По Ламбертон-роуд налево. Буду минут через пятнадцать. Жди у сторожки. И не возвращайся туда, Билл. Слышишь?

— Слышу.

— Позвони в полицию Трентона. Я уже еду. — Эллери бросил трубку, надел шляпу и помчался словно на пожар.

Рыжеволосая женщина посмотрела ему вслед. Глаза ее блестели от возбуждения. Она резко закрыла сумочку.

Было без двадцати десять, когда Эллери затормозил около сторожки напротив терминала. Билл Энджел сидел на подножке своего «понтиака», подпирая голову ладонями и уставившись в землю. Возле сторожки стояли любопытные.

Эллери и Билл обменялись взглядами.

— Дело дрянь! — пробормотал Билл. — Дрянь!

— Понимаю, понимаю. Звонил в полицию?

— Они скоро будут. Я... я и Люси позвонил. — В глазах Билла сверкнуло отчаяние. — Ее нет дома.

— А где она?

— Я совсем забыл. По субботам она вечером всегда ездит в центр в кино, когда Джо... когда он в отъезде. Никто не ответил. Я послал телеграмму, чтобы она приехала... сказал, что с Джо... несчастный случай... Телеграмма придет раньше, чем она вернется. Нет смысла ходить вокруг да около. Правда ведь?

— Совершенно правильно.

Билл вынул руки из карманов и уставился на них. Затем поднял голову и посмотрел на черное небо. Было новолуние, и в небе светили только звезды, маленькие, яркие после дождя.

— Пошли, — с мрачным видом сказал он, и они полезли в «понтиак». Билл развернул машину и повел ее на юг.

— Не гони, — после некоторого молчания попросил Эллери, пристально вглядываясь в свет фар. — Расскажи по порядку все, что знаешь.

Билл рассказал. При упоминании женщины в «кадиллаке» Эллери взглянул ему в лицо. Оно было хмурое и жутковатое.

— Женщина в вуали, — пробормотал Эллери. — Повезло, Билл, в смысле, что Уилсон успел сказать тебе. А эта женщина и впрямь была в вуали?

— Даже не скажу. Вуали не было, когда она проехала мимо меня. Хотя... она могла засунуть ее под шляпу. Не знаю. Когда Джо... когда он умер, я сел в машину, вывел ее по боковой дорожке на дорогу и поехал в терминал. Оттуда позвонил тебе. Вот и все.

Впереди замаячила хижина. Билл начал сворачивать.

— Стой! — воскликнул Эллери. — Остановись здесь! У тебя фонарь найдется?

— В кармашке на дверце.

Эллери вышел из машины, посвечивая фонариком. Посветив туда-сюда, он представил себе всю сцену: молчаливую хижину, разбитую в кашу дорожку к задней двери, главную подъездную дорожку перед входной дверью, охватывающую дом полукругом, заросшие травой обочины вдоль дорожек. Наведя свет фонаря на разбитую дорожку, он наклонился и стал что-то рассматривать. В мягкой грязи, как он заметил, человеческих следов не было, только протекторы шин; этих было несколько. Внимательно их изучив, он вернулся к «понтиаку».

— Пошли пешком.

— Хорошо.

— А еще лучше, пожалуй, вот что. Поставь машину поперек дороги. Чтобы никто сюда не заезжал. Следов ног не видно, и это очень важно. А следы машин надо обязательно сохранить нетронутыми. Дождь нынче был прямо по Божьему произволению... Билл! Слышишь?

— Да-да, слышу.

— Тогда делай, что я скажу, — тихо приказал Эллери и бросился к тому месту, где начиналась полукольцевая подъездная дорожка. Остановился в месте ее соединения с Ламбертон-роуд, стараясь не ступать на саму дорожку. На мягкой земляной поверхности четко отпечатались следы шин. Он внимательно рассмотрел их и повернул обратно. — Я был прав. Тебе, Билл, лучше остаться здесь и покараулить дорожки. Предупреди полицию, когда они приедут. Чтоб никто тут не вздумал расхаживать; могут попасть в дом и по обочинам. Билл!

— Да я в порядке, Эллери, — отозвался тот, вертя в руке сигарету и поеживаясь. — Я понял.

Он остался стоять на съезде с главной дороги, прислонившись спиной к своему «понтиаку». В глазах его было что-то такое, что заставило Эллери отвернуться. Но потом, движимый какой-то силой, он снова повернулся.

Билл улыбался вымученной улыбкой. Эллери растроганно похлопал его по плечу и, вскинув фонарик, поспешно вернулся на разбитую дорожку; лавируя по заросшему травой краю со стороны реки, он продвигался к хижине.

Футах в пятнадцати от крылечка остановился, трава здесь кончалась, между колеей и крылечком была голая земля. Он мельком взглянул на старенький «паккард» у боковой стены. Его внимание приковывала земля вокруг и за крылечком. Некоторое время он высвечивал фонариком близлежащую территорию и с удовлетворением констатировал, что в пределах досягаемости человеческих следов не было. Затем ступил ногой в грязь.

Крылечко представляло собой маленький помост из рассохшихся досок, на несколько дюймов возвышавшийся над размокшей землей. Оставив без внимания полуоткрытую заднюю дверь и неподвижно вытянутую ногу, видневшуюся за круглым столом, он сначала направился к дальнему краю крылечка и осветил фонариком землю. От крылечка тянулась узенькая тропка к реке. Эллери хмыкнул. В грязи четко проступали две линии мужских следов. Одна к реке, другая обратно к дому. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что и те и другие принадлежали одному человеку.

Эллери направил луч по следам вдаль. Они вели к пошатнувшемуся строению у самой воды, футах в сорока от хижины. Это строение на берегу Делавэра было еще менее презентабельным, чем хижина.

Гараж или сарай для лодки, подумал Эллери, разглядывая строение. Затем торопливо выключил фонарь и направился к хижине, потому что со стороны Ламбертон-роуд послышался нарастающий шум мотора. Судя по всему, он принадлежал большой машине, и ехала она из Трентона.

Эллери быстро осмотрел комнату; он был гением беглого осмотра, и его цепкий взгляд ничего не упускал. В этой унылой норе ярким и чуждым пятном был ковер: достаточно поношенный, но отличного качества — шелковистый, с длинным ворсом, без рисунка, теплого тона и без заделанных краев. Вероятно, раньше этот ковер лежал на полу комнаты более внушительных размеров: в тех местах, где он достигал стен, его подвернули.

— Готов побожиться, подошел бы для современного будуара, — пробормотал Эллери. — Сюда только как попал?

Заметив, что ковер чистый, он тщательно обтер подошвы о порог — кто-то уже сделал то же самое до него, что сразу зафиксировал острый глаз Эллери, — и осторожно вошел внутрь.

Глаза Джозефа Уилсона были все так же открыты и чуть скошены, но теперь в них застыло подобие пленки, словно на них наложили затуманенное стекло. На груди рубашка вся пропиталась кровью, но характер проникновения был достаточно очевиден: в самом центре источника кровотечения виднелась небольшая ранка-надрез, такую проникающую рану можно нанести только режущим инструментом с узким лезвием.

Шум мотора все приближался.

Эллери быстро осмотрел стол, освещенный простенькой настольной лампой, под которой стояла дешевая фаянсовая тарелка с обгорелыми желтыми картонными спичками; ничего другого в ней не было. Около тарелки лежал нож для разрезания бумаг с бронзовым черенком, лезвие по самую рукоятку вымазано запекшейся кровью. На кончик острия было что-то надето — крошечная усеченная пирамидка из непонятного материала, потому что вся она была покрыта копотью. Но что бы это ни было, предмет долго держали на огне, и он обуглился.

Эллери перевел взгляд на мертвого и с беспокойством отметил, что в искаженном лице Уилсона было что-то такое, что привлекло его внимание с первого взгляда, но что именно, он не мог себе объяснить. Если отвлечься от гримасы смерти, лицо было привлекательное, с выразительными чертами, можно сказать, интересное и по-своему красивое. Уилсон находился в расцвете лет — между тридцатью пятью и сорока. Лоб высокий, красивой формы, рот почти женственный, нос короткий, на подбородке небольшая ямочка. Каштановые волосы чуть поредели на висках, но еще сохранили былой блеск. Эллери так и не смог понять, что же насторожило его с первого взгляда. Может, признаки тонкого интеллекта, какая-то своеобразная рафинированность, говорящая о хороших кровях.