Я. Истории из моей жизни - Кэтрин Хепберн

Он поехал в Гарвард к доктору Чарльзу Элиоту, намереваясь предложить ему стать президентом общества. Позвонил в колокольчик и, когда в двери появился слуга, передал для доктора Элиота записку, в которой излагал свою мысль. Элиот спустился вниз и сказал, что только что получил письмо от президента Соединенных Штатов с просьбой согласиться принять пост посла в Англии. Но он, однако, пришел к мысли, что предложение отца более важно. Таким образом, Элиот стал первым президентом Ассоциации социальной гигиены в Новой Англии.

В театре Парсона состоялось очень бурное собрание. Шел 1912 год. Необходимо было во весь голос заявить, какой ужасный вред наносят обществу венерические болезни и проституция. Что предпринять? Мать настояла, чтобы собрание вел мэр Хартфорда Эдвард Смит. Должны были выступить авторитетные специалисты по венерическим болезням.

Доктор Роберт Уильям из Филадельфии — светило в этой области медицины.

Доктор Эдвард Джанни.

Клиффорд Роу из Чикаго и Балтимора, известный исследованием проституции как общественного явления.

Выступали также оледователи, которые вели дела о торговле «белыми рабами».

Откровенно консервативные газеты — хартфордские «Куранты» и «Таймс» — подняли вой. Коннектикутская лига борьбы за свободные выборы отчаянно рекламировала это собрание. Оппозиция неистовствовала. Телефон в нашем доме на Готорн-стрит № 133 трезвонил без устали. Мэр попытался было отказаться от ведения собрания, но неудачно. Главным лозунгом дня стало папино кредо — «Через правду к свободе». Наконец наступил вечер, на который было намечено собрание. Отец привез ораторов в театр Парсона. По пути в театр у него прокололось заднее колесо, однако он не хотел задерживаться и ехал дальше на ободе. Функцию церемониймейстеров исполняли женщины, одетые в униформу медсестер. Давка снаружи и внутри была жуткая.

Собрание имело огромный успех, и моих родителей хвалили за их инициативу. Январь 1912 года. Это было начало публичного обсуждения тем подобного рода. Общественное мнение стало на разные лады склонять Папу и Маму. Одни ругали их, другие хвалили. Борьба продолжалась. Теперь-то все мы, разумеется, знаем, что они были правы.

В 1917 году Мама ушла в отставку с поста президента Ассоциации и вступила в Национальную женскую партию Элис Пол, поскольку ее члены проявляли большую активность. Они выиграли выборы в 1920 году.

Затем наступил черед проблемы контроля над рождаемостью.

Воспитываясь в такой атмосфере, Том и я привыкли к участию в демонстрациях и к тому, что нас оскорбляли. Со временем, конечно, оскорбления прекратились, и нас хвалили, считая детьми очень прогрессивных родителей. Таким образом, мы не только тянулись за ними, но и довольно скоро осознали, что у нас просто замечательные родители.

Они действительно были удивительными людьми. Дверь нашего дома всегда была открыта. «Добро пожаловать». «Ради Бога, расскажите, что вас заботит». «Идемте к нам — проведем вместе вечер». «Вместе пообедаем. Что вы, что вы, места предостаточно».

И я часто думаю сегодня, как же мне вас недостает. Я так привыкла обращаться к вам. Счастливое было время. Всегда можно было обратиться к вам двоим — в горе ли, в радости ли. Вы были такими сильными, веселыми. Две скалы. Боже мой, как много вы сделали для меня! Какое счастье иметь родителями любящих друг друга людей и жить в атмосфере теплоты и участия.

Я прохожу по комнатам, в которых живу, — в данном случае по комнатам моего дома. Персидские ковры. Старинная мебель из Англии и Франции. Камин, в котором, как правило, ярко пылает огонь. Запах золы. Вазы, всегда наполненные цветами в соответствии с сезоном. Сейчас, в июле, это букеты тысячелистника (белого, розового), кружево королевы Анны (белое), бабочкина трава (оранжевая и красная). Вербейник — пурпурные колосья. А в Фенвике, где наш летний дом, всегда были полевые цветы. В детстве мы каждое воскресенье ходили собирать цветы.

Особенно запомнились мне прогулки в Хартфорде. Папа сажал нас всех в автомобиль. Мы битком набивались в старенький «максвелл» — в нем не было дверей. А позже тот огромный старый «рео»? Помните? Сзади миниатюрные откидные места, два — сбоку от большого заднего сиденья. Все взрослые сидели впереди. Шел ли дождь, светило ли солнце — мы выезжали, несмотря на погоду. На озера, в лес, в горы.

Вспоминаю беднягу Синклера Льюиса, жившего в Хартфорде в ту пору, когда он работал над романом «Эрроусмит» (вероятно, в начале двадцатых), как он пытался взобраться на дерево. И никак не мог. Любая физическая работа была ему не под силу.

О, у меня есть чудесная история о Льюисе.

Он и Грейси, его жена, переехали в Хартфорд в новый дом. Боковая улица. Забыла, как называется. И разумеется, иногда мы перезванивались, ходили в гости. Однажды на вечеринке к Маме подошел Ред Льюис:

— Почему вы не звоните нам?

Мать взглянула на него, улыбнулась:

— Идите сейчас домой, и я позвоню.

Льюис ушел. Мама позвонила.

Вернувшись с вечеринки домой, она рассказала Папе, какие они очаровательные люди и что она пригласила их на обед в пятницу вечером. Потом добавила:

— Знаешь, он большой любитель выпить, надо, вероятно, запастись спиртным, шотландским виски.

Было время сухого закона. Папа отказался покупать виски. Мама была в отчаянии.

Совершенно неожиданно Папа сказал:

— Какой у него номер?

Мама назвала.

Папа позвонил Синклеру.

— Мистер Льюис, если вам, чтобы поддержать нашу компанию, необходимо завтра напиться, советую прихватить горючее с собой.

Забавней всего то, что, приходя к нам, он никогда не пил — ни капли.

Мы дружили в течение многих лет.

О, чуть было не забыла рассказать. Иной раз, становясь на голову, я думала о том, какая я молодец — такая маленькая девочка, а умею делать такое. Способна сделать стойку и держать ее три-четыре минуты: голова обхвачена руками, а согнутые локти помогают держаться вертикально. Я обнаружила, что действительно практически стою на лбу.

Потом я задалась вопросом: что же такое заставило меня стоять на голове? И стала размышлять о Папе и тех гимнастических трюках, которым он обучал нас.

Я умела стоять на руках. Умела ходить на руках. Умела делать «мостик» и, прогнувшись в поясе, коснуться руками пола, а потом ходить в таком положении — руками и ногами. Я умела делать «колесо» и полтора «колеса». Умела с плеч Папы делать прыжок кувырком вперед. С мостика умела прыгать в воду, делая полтора оборота. Папа однажды спросил, решусь ли я прыгнуть с мостика — ногами вниз, носки оттянуты, руки подняты верх? Я попробовала, приводнилась на спину и сильно ушиблась. Важно было попробовать. Мы использовали наши тела как инструменты. Чтобы подняться. Опуститься. Перевернуться.