Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить - Елена Саринова

- А молодуха то не танцует, - зевая, пропела подружка травницы.

Та зло хмыкнула:

- Оттанцевалась. Месячина и рожать. Вон какой живот.

- Это точно... Стэнка, а чего вы с Гргуром бычитесь друг на друга? Он к тебе солому стелил, а ты его...

- Чего? - скривила Стэнка рот. Еще не хватало: с этим... - Не мужик он, - сказала, как скосила.

- А кто?

- Смердяй и трус. А бычится, потому что я ему отказала. Ой, да не как девка мужику, а отвар один сварить.

- Стэнка, а что ж за "отвар" то такой?

- Из жерухи(2), - выдохнула и округлила на подружку глаза. - Вот так-то.

- О-о-о, - понимающе протянула та.

- Ого. А пусть теперь и живет с тем, что заслужил. Стерпится - слюбится.

- Так ты - назло? - удивилась Солена.

Стэнка дернула плечом:

- А что?

- А я думала, из-за греха на душу... Стэнка?

- Ты о душе моей больше меня не пекись, - вскинулась та на подругу. - Не дала травку Гргуру и всё. И какая теперь разница: почему?.. Давай больше не будем о "младенчиках"?

- Давай, - глядя на Стэнку, вздохнула Солена. - Да и какие они "младенчики"? У них уж свой... на подходе, - и, еще раз выдув носом, развернулась к танцам на дворе. - А венчанье все ж, ладно прошло.

- Ась? - оторвалась оттуда же Стэнка.

- Я говорю: красиво... Не то, что последние похороны.

Ну, в этом Солена, конечно, "специалист", выражаясь по-городскому. Да и похороны те... Не заладились.

А все дело здесь в том, что Стожкам бедственно и давно не везло на священников. Вот и церковь с колокольней свои, кирпичные, и добротный дом сбоку, а Святые отцы селились в нем всё какие-то "безгодные". Может, здешний воздух предгорный их так "отравлял"? Или глушь вокруг не те мысли шептала? Но, не везло Стожкам со священниками и всё тут. Последний, отец Крисп, и вовсе свихнулся. И хоть Стэнка в церковь - не частый ходок, а слыхала, будто помешательство его вышло на почве "говорящих икон". И началось с ночных блужданий вдоль их со свечой, а закончилось... Нет, половину потом из местного озера рыбаки, все ж, достали. В сеть у них же спёртую, замотанными, вперемешку с камнями, но вот спасти уже не смогли: деревянные основы иконостасов разбухли, краски отслоились и Святые лики стали схожи с теми, против кого они и нужны. Но, больше всего стожковцы горевали по списку(3) чудотворного Апостола Луки, и вовсе расколовшемуся в щепы... Отца Криспа вскоре после той "ловли", забрали и увезли на крытой повозке вдаль и навсегда. А церковь в Стожках в который раз опустела.

Случилось это за две седмицы до похорон мельника Житомира. События важного, хоть и в большинстве своем, неурочного. Потому что в Стожках, как и по всей Бередне, относятся к подобным щепетильно, считая смерть частью жизни, еще одним ее обрядом, в котором сам покойник - принимающая гостей сторона... Покойнику Житомиру Пичу, как "принимающей стороне", тогда втройне не свезло: умер накануне Дня Святой Троицы. Большого православного праздника, отмечаемого всклад(4) в соседних Бреговинах, да еще, как назло, грозник(5) вышел жарким... В общем, на третий день "принимающая сторона" начала сильно вонять и являться во снах всей своей семье. Естественно, с претензией: ей давно по делам пора (одной части - на Мытарство, другой - на погост), а тут лежи и радуй собой мух. Да и гости стали заметно редеть. Кто внезапно прихворнул (обезножил, засопливел, вариантов было много), кто просто торчать у ворот устал (без причин, зато честно). Хотя, уже потом половина Стожков в полголоса и по углам обсуждала "какие знатные наливки готовят в Бреговинах" и даже менялась рецептами... На пятый день староста, с лицом мрачнее обычного, привез к покойнику похмельного Святого отца именно оттуда, из Бреговин. Отпевание и похороны прошли в спешном ритме (спешили все, включая Житомира). А вот подружке Стэнки, Солене, пришлось отработать по полной: одной у гроба, потому как остальные (самые стойкие) гости и родственники "скорбели" молча, вдали и с подветренной стороны.

В тот же день, уже у свежего холмика, староста Стожков поклялся "выписать" у Синода нового Святого отца. Хорошего. Народ вздохнул и, перекрестясь, разошелся...

- Значит, все ж, "выписал", - покачала Стэнка головой.

Солена, замершая рядом, на длинном брёвнышке, ей кивнула:

- Ага. Отца Зоила... Вроде, нормальный на вид... Бабка Ясна сказала: прибыл вчера верхом через Луговины. А откуда - неизвестно.

- И надолго ль, - хмыкнула ей подружка. Потом, вдруг, вздохнула. - Ты ко мне завтра к вечеру приходи.

- Зачем? - улыбнулась в темени Солена.

- Я колечник собрала. Обветрит в сенях - отвар тебе свежий сварю.

- Благодарствую...

И обе враз замолчали... О чем думала, улыбаясь, Солена, Стэнке постичь было не по силам. Зато сама она, теребя хвост темной косы... загрустила: свадьба эта, шум людской, суета и постоянное стремление куда-то, за чем-то. Как все это от нее самой сейчас далеко. А Солена - вот она. Совсем рядышком, на бревне. С бледностью на лице и слабым сердечком. И ведь никому кроме Стэнки и догадаться не в мочь, что слабость его именно по причине, что каждый свой проплаченный плач у каждого гроба Солена пропускает через сердце. Оттого оно и слабеет.

- Я, наверно, пойду, - подскочила травница и оправила тяжелую юбку. - А ты?

- Я? - глянула на нее снизу вверх подружка. - Еще тут посижу. А как же танцы?

- Танцы? - что правда, то правда - танцевать Стэнка любила. Так, чтоб с душой и всё кружилось вокруг: земля, небо... - Не охота. Завтра приходи! - крикнув напоследок, рванула через двор, по краю освещенного круга, но через миг была схвачена под локоть:

- Куда ты, душа моя?!

- Домой, - дернулась с силой, но тщетно.

Мужчина, лысый, в годах, но еще крепкий, как гриб-боровик, ухватил девушку второю рукой:

- А уважить?

- Кого? - выдохнула ему в лицо Стэнка.

- Младенчиков. Свадьба же, - вмиг нашелся он. - Станцуем с тобой? Вратку?

Девушка беспомощно зашарила глазами, натолкнувшись ими на тянущую из-под ветлы шею Солену. Та ей сочувственно скривилась. Стэнка тоже, эхом:

- Добро... Но, только вратку, господин Новик.

- Как повелишь, душа моя, - и подхватив ее уже за талию, дернул в яркий голосящий свет.

Вдовец, господин Новик, в деревне Стожки - фигура первая, после старосты. Да и то, если по богатству их равнять, и старосту он обошел. А к власти местной не рвался - дружил с ней двумя соседними дворами, пользовался. Поэтому сейчас музыканты на крыльце враз вдарили зажигательный танец - вратку. Стэнка вдохнула по глубже и... земля с небом закружились...

Танец, он ведь, как душа наша. Полет ее над горем и обыденностью жизни. За мечтой, вечной радостью, любовью. А если твой партнер еще и тот, кто надо, к кому душа эта сама рвется птичкой, то и птички ваши кружат, бьются грудью друг об друга. Здесь все зависит от того, кто твой партнер. Хотя танцевал и этот с душой. Эй-хо-оп! Эй-хо-оп! Земля - небо. Эй-хо-оп! И Стэнка сама не разглядела, как в круженье этом очутилась на другом конце двора.