Если очень долго падать, можно выбраться наверх - Ричард Фаринья

— Вы пришли насчет квартиры?

Английский акцент. Убийца кипрских крестьян; врожденная антагонистка, будь осторожен. Соври:

— Меня зовут Иан Эвергуд, мисс, вы абсолютно правы. Позволите взглянуть?

— Здесь беспорядок — мы как раз переезжаем в квартиру над Студенческой Прачечной. Вы знаете, где это?

Боже мой, высокие каблуки с халатом, под ним что-нибудь есть? Будь благоразумен.

— Не уверен — я больше года отсутствовал, а здесь все время что-то меняют. Роскошная квартира.

— Да, неплохая.

Чертовски умно. Именно квартира, а не хата. Она меня разглядывает.

— Я немного охотник. Был в Адирондаках. Придется вам простить меня за такой вид.

— Охотились? На животных?

— Некоторым образом.

— Как это ужасно. Убивать несчастных маленьких существ, которые не могут дать сдачи.

— Вообще-то, это был волк. Медведь-шатун.

— Правда? Медведь? Проходите уж, какой смысл стоять в коридоре.

— Четвертовал троих детей, пока я до него не добрался. Ужас, ужас. Выстрел, однако, получился превосходный.

— Вы англичанин?

— Грек.

— А-а.

Зря, можно было сказать что угодно. Попробуем еще раз.

— С примесью крови Маунтбаттенов. Мебель здесь останется?

— Вот эти два плетеных кресла — их, — она кивнула в сторону запертой створчатой двери в соседнюю квартиру. — Третье мое, и это парусиновое тоже. Могу продать, если вам действительно нужно, они не очень удобные; по крайней мере, сидеть неудобно.

А что удобно? Кожа у нее над глазами изгибается, как настоящие брови. Почему бы не попробовать. На кухне что-то булькает, может, пожрать на халяву?

— Мне бы все равно пригодились. А у вас там не чайник кипит? Я просто заглянул посмотреть…

— Да, конечно. Смотрите как следует, вы первый. — Ушла в кухню, боже, она еще и в чулках. — Вам со сливками или с сахаром?

— И с тем, и с другим. — Спальни нет — просто часть комнаты в дальнем углу отгорожена бамбуковыми шторами, не очень хорошо. Но все остальное вполне прилично: абажуры из рисовой бумаги, белые стены, индейский ковер, широкий диван, камин. Посмотрим, что в кухне.

— Меня зовут Памела, — сказала девушка, наливая через деревянное ситечко чай в кружки без ручек. Халат слегка приоткрылся у шеи, кошачий пух отогнулся, светлые волоски на груди, от которых — острый спазм желания.

— Вы на каком факультете? — В промежутке между двумя чашками.

— Астрономия, — соврал он. — Теории происхождения, разбегающиеся галактики, квантовая механика, и все такое. А вы?

— Архитектура.

— Как получилось, что вы не в общежитии? — Есть надежда.

— Я на пятом курсе. Кухня вам нравится? Холодильник громадный, и хозяин дает столовое серебро. Ваша фамилия действительно Эвергуд?

— Взял фамилию матери, когда отец ушел к бенедиктинцам.

— А. Я просто из любопытства.

— Ничего. Теперь шлет мне бренди и монастырский хлеб. Чай потрясающий. Памела — а дальше?

— Уотсон-Мэй. Вы действительно застрелили медведя-шатуна? Это же, наверное, очень опасно?

А то. У тебя мороз по ляжкам от одной только мысли. Жаль, еще рано, никогда не удавались дневные спектакли. Хорошо, что парка длинная, а то бы заметила. Не люблю тощих, но эти каблуки и волосы. Нажмем немного:

— Не обязательно. Все зависит от человека и от первого выстрела. — Хо-хо.

— Да, конечно.

— Нужно или сразу бить наповал, или обходить и стрелять в сердце. Но это тяжело вспоминать. У вас нет ничего покрепче?

— А не рано?

— Сегодня можно.

— Где-то должен быть джин и, кажется, осталось немного скотча.

— А «Метаксу» вы не держите?

— Что?

— Скотч будет в самый раз; его можно прямо в чай. Попробуйте, хорошо успокаивает нервы, как я всегда говорю, ха-ха.

Она налила скотч и, чуть разведя ноги, села в парусиновое кресло. Халат задрался выше коленных чашечек, чахоточная рука вцепилась в воротник у самой шеи. Гноссос решил, что ему срочно нужен «Пэлл-Мэлл» с парегориком — отфильтровать боль, чтоб не лезла в мозги. Скотч помогал, но мало.

— Так вам понравилась квартира?

— Сколько за нее нужно платить? — Вопрос и глоток.

— Семьдесят долларов; если с кем-то разделите пополам, то, соответственно, тридцать пять.

— Конечно. А свет-вода?

— Все, кроме телефона — я могу его оставить, если вы вернете мне задаток.

Не вопрос.

— Кто там живет? — кивок, — за дверью?

— Раджаматту. Джорж и Ирма. Они из Бенареса, кажется, но очень милые люди. Целыми днями пьют джин с тоником, и еще гранатовый сироп, никого не беспокоят.

Есть какая-то связь?

— Чем они занимаются? В школе, я имею в виду.

— Джордж, кажется, учится на администратора отеля. Теория обслуживания, бакалавр по барам, в таком духе.

Радушный прием в пенджабском «Хилтоне». Паппадопулис вылил себе в чашку все, что оставалось в бутылке.

— Пожалуй, я сюда перееду, старушка. Нужно разговаривать с агентом?

— Нет, будешь платить мне. Хозяин живет за городом.

А мышам раздолье?

Раздался робкий стук в дверь. Памела крикнула:

— Минуточку, — поставила чашку, плотнее запахнула воротник из кошачьего пуха. Полиция? Разъяренный папаша? Знакомый голос ничуть не изменился.

— …объявление в газете; вот и подумал, нельзя ли взглянуть…

— Мне очень жаль, но здесь мистер Эвергуд, он, видимо, ее снимет.

— Уж не Фицгор ли это? — В дверь просунулись морковно-рыжие патлы и веснушчатый нос, от неожиданности побелевший.

— Господи Иисусе.

— Заходи, старик.

— Но ты же сдох! Замерз на каком-то севере. Есть бог на свете, Папс.

— Я воскрес, только и всего. И выбирай слова. Папс — это кастрированный папуас.

— Мне плохо.

— Пэм, можно налить этой дохлой редиске чуть-чуть джина из той бутылки? Располагайся, чучело, в моей новой хате, отдыхай. — Он встал, потряс вялую руку, похлопал низкорослого приятеля по плечам и подтолкнул к плетеному креслу, куда тот и провалился со слабой улыбкой.

— Блин, кроме шуток, тут было столько воплей. Какая-то история с Большим Каньоном, но потом тебя видели в Лас-Вегасе.

— Всего лишь тепловой удар, старик, искал богов солнца на Ранчо Привидений. Ты знаком с Памелой?

Фицгор судорожно кивнул и недоуменно уставился на коктейль цвета вишневой кока-колы.

— Это гранатовый сироп, — объяснила девушка. — Так пьют в Бенаресе.

— Еще говорили, что в Сан-Францисском заливе…

— Меня вытащил фараон. Рыба-молот отъела ему ногу; такая вот сокрушительная ирония — спастись в законе.

— Мать-Богородица!

— Ничего божественного. Обычный легавый. Кажется, ему дали очередную лычку, медальку с Микки-Маусом, точно не помню. Ладно, где Овус?

— В больнице — приходит в себя после моно. Еще ходят слухи про триппер.

— Никакого воображения у этого Овуса. Надо будет навестить. Допивай свой джин, прошвырнемся по кампусу.

— У меня лабораторная, Папс, школа же началась. Ты вернулся учиться или как?

— Всего понемножку. — Многозначительная ухмылка. — Оформляться еще не поздно?

— Могут оштрафовать на пять долларов, — сказала Памела; она включила проигрыватель и поставила пластинку, подхватив полупраздничное настроение. Девушка не без способностей, проскочила мысль. Фетиш?

— К черту, — сказал Фицгор. — Гуляю лабу.

— Вы из ирландцев, мистер Фицгор? — спросила Памела. На пластинке оказался Бах. Блин, до чего же они все одинаковы. Одна и та же полудюжина долгоиграющих дисков, стандартные книжки, восемнадцать перфокарт для «Унивака» в бирюзовом чехле, рядом фотография любимой подружки из женского землячества. Бетховен, Брубек, избранные симфонии, «Пророк», тщательно подобранные антологии, «Теперь нам шесть».

— Зови его христианским именем, Памела. Харди набожен, блюдет традиции.

— Харди, это действительно так?

— Повелось издавна, — сказал Фицгор. — Ирландский Салем. Предки из Бэк-Бэя.

Теряем время.

— Мисс Уотсон-Мэй, — Гноссос перешел на формальный тон и встал, — нам действительно нужно бежать. Квартира просто прекрасная, но есть одна вещь, о которой я должен предупредить, — это шум.

— Вы его не любите?

— Он его производит, — сказал Фицгор.

— Постоянно. Ничего не могу поделать, греческая натура берет свое.

— Если честно, мне это безразлично.

— На самом деле моя фамилия Паппадопулис. Зови меня Гноссос, если не против, Г — приглушено, ладно? До новых встреч. — Со слегка разочарованным видом она выключила Баха. Разочарована тем, что мы уходим? — Ты вечерами дома?

— Видимо буду паковать вещи.

— Может заскочу. Так и передай Раджаматтам. Мы с Фицгором, как ты это называешь, разделим квартиру пополам.

— Погоди, — последовал протест. — Я хотел один, мне нужно заниматься…

— Хаа! — проревел Гноссос, — еще как будешь. Не сомневайся.

Спустившись по заледенелым ступенькам, они вышли на улицу и двинулись по склону пологого холма вверх, к кампусу. Повсюду горы расползающегося снега, типичная зима Мистических Озер, не ко времени налетевшая с севера; зловещее небо распухло, непрерывно вываливает из себя огромные ворсистые хлопья, они сглаживают яркость спектральных тонов, стерилизуют очертания и глушат звуки, не впуская первые потоки оттепели, первые прищуры безоблачного солнца. Я не ионизирован и не обладаю валентностью.