Залечишь мои раны? - Мария Акулова

Пусть он никогда не был идеальным. Пусть и хорошим‑то он был только для тех, кого считал своим, но Снежане сложно было без него. Не просто без него — одной на всем белом свете.

На этот раз он шутил, спрашивал, как ее успехи, будто невзначай пытался узнать, что там Самарский… Снежа понятия не имела, что с ним. Живет, радуется, любит. Не ее. Приблизительно это и ответила Диме. Не про любит, про живет. А потом… Уже в самом конце, когда времени задавать вопросы у нее уже не осталось, Дима вдруг сказал, что, возможно, ему скоро придется вернуться.

Можно ли одновременно бояться и радоваться? Это очень легко, теперь Снежана знала это точно. Вернуться — значит добровольно отдаться в руки Самарскому. Самарскому, который слишком хорошо помнит предательство Димы. Самарскому, который подобного не прощает. В девушке даже надежды на то, что они просто поговорят и все будет забыто, не теплилась. Если бы Дима подставил Ярослава, слил информацию о фирме, продался конкурентам в бизнесе, было бы именно так. Нет, вернуться бы Самарский когда‑то другу не предложил, просто сделал бы вид, что Димы для него больше не существует. Но покушение на Титову… Самарскую… Покушение на Самарскую он не простит.

И в те последние секунды, что обычно занимали у них привычное «давай, пока», Снежа хотела сказать именно это — хотела отговорить, хотела взять с брата слово, что он не сделает этой глупости — не покажется в Киеве, но не успела.

И целых три часа она провела в подобных мыслях. А вдруг это еще не планы? Вдруг Дима поспешил, вдруг не решился на приезд, а просто подумал, что было бы неплохо попытаться? Вдруг еще не получится? Не веря до конца самой себе, Снежана искренне надеялась, что так и будет. Что ничего не получится, лучше Диме оставаться на Кубе, в Испании, Португалии, хоть в Гондурасе или Бангладеше, где плотность населения настолько велика, что вероятность найти нужного человека — ничтожна. Снежана даже надеялась на то, что и Димы никакого давно не существует. Что ее брат теперь Мигель или Антуан, и явно не Ермолов, пусть лучше какой‑то Сальварос или на худой конец Иванов, чтобы искать было еще сложней.

Опомнилась девушка только тогда, когда из открытого на проветривание окна донесся звук орущей сигнализации. На одну из машин упала подтаявшая изморозь с крыши. Бросив взгляд на часы, Снежана ругнулась — заказчик должен был появиться через десять минут, а ее подготовка так и осталась лишь моральной.

Самым ужасным во всей этой ситуации казалось именно то, что сделать что‑либо было не в ее силах. Она никак не могла помочь брату, никак не могла повлиять на Ярослава, никак не могла вернуться в то время и помешать произойти тому, что произошло. Ей жизнь предоставляла лишь корить себя в равной степени за то, что сделала и не сделала, а еще переживать ото дня в день, что когда‑то два важнейших мужчины в ее жизни встретятся. В такие моменты нестерпимо хотелось, чтобы кто‑то забрал этот груз с ее плеч. Вот только некому…

Снежана вздрогнула, заслышав стук в дверь, но быстро взяла себя в руки — нельзя становиться параноиком.

Дверь открылась бесшумно. На пороге показался мужчина, скривившийся от слишком яркого освещения в комнате.

Не Самарский, и слава богу.

— Добрый день, Марк Леонидович? — повернувшись к вошедшему, Снежана окинула мужчину профессиональным взглядом.

— Да.

— Отлично, проходите, вешалка там, — она указала в противоположный угол, — подождите, пожалуйста, несколько минут, я сейчас закончу с подготовкой, и приступим.

Да, лучше отвлечься. От мыслей о Диме, о его проблемах, о ее проблемах. О проблемах в принципе. В ближайший час ей предстоит занимать делом, которое она любит, а еще — за которое очень неплохо платят. И сплоховать из‑за собственной рассеянности Снежана не хотела.

Отвернувшись к столу, Снежа не видела направленного на нее взгляда, долгого, недоверчивого, оценивающего. Не видела до той поры, пока не поняла — звука шагов в направлении к вешалке она так и не слышала, и вот в этот самый момент девушка развернулась.

— Что‑то не так? — оглянувшись, она поймала внимательный взгляд своей будущей «модели». Стало неуютно. Ей всегда было неуютно под взглядом мужчин. Многие женщины, девушки получают удовольствие, зная, что их разглядывают, она к числу подобных не относилась. В таких случаях возникало непреодолимое желание сжаться, а то и оказаться от этого самого мужчины подальше, просто потому, что разглядываниями может не ограничиться. И это не значит, что очередной кобель попытается «залезть под юбку», просто в очередной раз придется деликатно отказывать в номере телефона, свидании, общих детях и зятьях для мам.

— Нет, — мужчина отмер, моргнул несколько раз, направляясь наконец‑то к вешалке. Снежа подавила вздох облегчения. Так‑то лучше. В заинтересованном в ней бизнесмене она точно сейчас не нуждалась. Слишком они успешны, красивы и уверенны в себе. Подобные выводы Снежана сделала на примере одного конкретного человека, с которым Марка объединяли три первые буквы фамилии.

— Смотрите в камеру, пожалуйста, — съемка затягивалась. Вряд ли виной тому стал мужчина. Он вел себя куда лучше, чем изначально Снежана думала о нем. Деловито кивал, получив очередное указание к действиям: голову выше, улыбнитесь, посмотрите на меня, в сторону, на потолок. Причина была в другом — Снежа увлеклась. Увлеклась потому, что наконец‑то отвлеклась. От мыслей о Диме, о его возможном возвращении, о том, что делать с этим возвращением ей. Глядя на лицо мужчины напротив в объектив, девушка забывала на какое‑то время об этом.

Был он, матовый фон за его спиной, была она, камера в ее руках, был тихий рокот работающего кондиционера, звук щелчков фотоаппарата, изредка тишину разрывали ее тихие указания, а вот «модель» молчал. Всю съемку. Будто знал, что это — лучшее, что он может сейчас сделать.

Давным — давно Снежана сделала уже достаточно фотографии не то, что для рекламной продукции, для полноценного портфолио, но она продолжала методично нажимать на кнопку фотоаппарата, играя с фокусом, цветом, режимами, с молчуном напротив и со своими мыслями в догонялки.

— Еще долго? — он не выдержал на втором часу экзекуций. Почему‑то Марк думал, что процесс займет меньше времени, а девушка все снимала и снимала, не собираясь прекращать.

— Что? — она выглянула из‑за фотоаппарата, будто растерявшись. Даже не так, не просто растерявшись, будто он только что попытался отобрать у нее единственное важное и нужное, лишить ребенка игрушки.

— Ничего, — Марк невольно улыбнулся своим мыслям. В конце концов, это действительно не так‑то важно. Если его «мучения» доставляют удовольствие фотографу, почему бы не помучиться немного дольше?