Слоны умеют помнить - Агата Кристи

– И именно из-за этого вы пришли меня повидать?

– Да, хотя сама не знаю почему. К вам это не имеет никакого отношения, и я даже не думаю, что вы этим заинтересуетесь. Меня это тоже не слишком интересует, хотя вроде бы должно интересовать, иначе зачем я пришла бы к вам узнать, что вы об этом думаете и как бы вы поступили на моем месте.

– Последний вопрос не из легких, – заметил Пуаро. – Я знаю, как бы действовал в тех или иных обстоятельствах Эркюль Пуаро, но мне неизвестно, как бы действовали в них вы.

– У вас уже должно сложиться об этом определенное представление, – сказала миссис Оливер. – Мы с вами знакомы достаточно давно.

– Около двадцати лет, не так ли?

– Право, не знаю. Никогда не запоминаю даты – вечно в них путаюсь. Я помню 1939 год, потому что тогда началась война, и еще некоторые годы, когда произошло что-нибудь из ряда вон выходящее.

– Как бы то ни было, вы пошли на литературный завтрак, и он вам не доставил особой радости.

– Сам завтрак был великолепный, но потом…

– Люди начали с вами заговаривать, – прервал Пуаро с любезностью врача, осведомляющегося о симптомах.

– Они только собирались это сделать, когда мною завладела одна из этих массивных, властных женщин, которые всегда заставляют чувствовать себя не в своей тарелке. Они словно ловят бабочек, только без сачка. Она усадила меня на диван и заговорила о моей крестнице.

– О крестнице, которую вы любите?

– Я не видела ее много лет, – сказала миссис Оливер. – Не могу же я поддерживать связи со всеми моими крестниками. Потом она задала мне очень странный вопрос. Ей хотелось, чтобы я… О боже, как же мне трудно об этом рассказывать!

– Тут нет ничего трудного, – мягко возразил Пуаро. – Каждый рано или поздно рассказывает мне обо всем. Я ведь только иностранец, так что это не имеет значения.

– Может быть, вы и правы, – согласилась миссис Оливер. – Понимаете, она спросила меня о родителях девушки – о том, убила ли ее мать ее отца или наоборот?

– Прошу прощения?

– Понимаю, что это звучит дико. Вот я и подумала, что это чистое безумие.

– Убила ли мать вашей крестницы ее отца или же ее отец убил ее мать?

– Вот именно, – кивнула миссис Оливер.

– Так все-таки кто из них кого убил?

– Ну, их обоих нашли застреленными на вершине утеса, – объяснила миссис Оливер. – Не помню, где это было – в Корнуолле или на Корсике.

– Выходит, эта женщина говорила правду?

– Что касается трагедии – да. Это произошло много лет назад. Но почему она обратилась ко мне?

– Потому что вы – автор детективных романов, – ответил Пуаро. – Несомненно, ваша новая знакомая заявила, что вы все знаете о преступлениях. Ведь речь идет о реальном событии?

– Да. Она не спрашивала, что нужно делать, если бы ваш отец убил вашу мать или что-нибудь в таком роде. Пожалуй, лучше мне вам об этом рассказать. Всего я, разумеется, не помню, но в свое время история наделала много шуму. Это случилось… думаю, лет двенадцать тому назад. Я могу вспомнить имена участников, так как была с ними знакома. Жена училась со мной в школе, и мы были подругами. Должно быть, вы читали в газетах о сэре Элистере и леди Рэвенскрофт. Они были очень счастливой парой – он, кажется, полковник или генерал, а она ездила с ним по всему свету. Потом они купили дом – по-моему, где-то за границей, но точно не помню, – а через некоторое время в газетах появились сообщения о трагедии. То ли кто-то убил их обоих, то ли они убили друг друга. Кажется, в доме был револьвер, и… Лучше я расскажу по порядку.

Собравшись с духом, миссис Оливер представила более-менее ясное résumé[7] того, что ей сообщила миссис Бертон-Кокс. Время от времени Пуаро останавливал ее, уточняя тот или иной момент.

– Но почему она так хочет об этом знать? – спросил он наконец.

– Ну, это я и хочу выяснить, – ответила миссис Оливер. – Думаю, я могу связаться с Селией. Она все еще живет в Лондоне – а может быть, в Кембридже или Оксфорде. Кажется, она получила степень и теперь преподает или читает лекции. Все в высшей степени современно – разгуливает в обществе длинноволосых молодых людей в странной одежде. Не думаю, что Селия принимает наркотики, – вроде с ней все в порядке. Я иногда получаю от нее весточки – открытки на Рождество и так далее. Понимаете, с крестниками трудно все время поддерживать связь, а ей уже двадцать пять или двадцать шесть.

– Она не замужем?

– Нет, но, очевидно, собирается замуж за сына миссис… как же фамилия этой женщины… ах да, миссис Бриттл… нет, Бертон-Кокс.

– И миссис Бертон-Кокс не хочет, чтобы ее сын женился на этой девушке, потому что ее отец убил ее мать или мать убила отца?

– Полагаю, что так, – ответила миссис Оливер. – Но какое это имеет значение? Если один из родителей девушки убил другого, так ли уж важно для матери ее жениха, кто из них кого убил?

– Об этом следует подумать, – заметил Пуаро. – Ваше сообщение весьма любопытно. Я имею в виду не сэра Элистера и леди Рэвенскрофт. Кажется, я смутно припоминаю эту историю – или похожую на нее. Но поведение миссис Бертон-Кокс крайне странно. Возможно, у нее, как говорится, не все дома? Она очень любит сына?

– Вероятно, – отозвалась миссис Оливер. – Может быть, ей вообще не хочется, чтобы он женился на этой девушке.

– Потому что она могла унаследовать предрасположенность к убийству своего супруга?

– Откуда мне знать? Вроде бы миссис Бертон-Кокс думает, что я могу ей все сообщить, однако сама она не была достаточно откровенной. Но почему? Что за этим кроется?

– Было бы интересно это выяснить, – сказал Пуаро.

– Вот потому я к вам и пришла, – кивнула миссис Оливер. – Вам нравится все выяснять – разбираться в причинах, которые поначалу никому не понятны.

– По-вашему, у миссис Бертон-Кокс имеется какое-то предпочтение? – осведомился Пуаро.

– Вы хотите сказать, предпочитает ли она, чтобы муж убил жену или чтобы жена убила мужа? Не думаю.

– Ну, – промолвил Пуаро, – мне понятна ваша проблема. Она весьма интригующа. Вы были на приеме, где вас попросили сделать нечто крайне трудное, почти невозможное, и вас интересует, с какой стороны лучше за это взяться.

– С какой же, по-вашему? – спросила миссис Оливер.

– Мне нелегко на это ответить, – сказал Пуаро. – Я не женщина. Особа, с которой вы познакомились на приеме, изложила вам свою проблему и попросила в ней разобраться, не приводя никаких сколько-нибудь вразумительных причин.

– Верно, – кивнула миссис Оливер. – Ну и что же делать бедной Ариадне? «Что должна делать А.?» – как спрашивалось бы об этой проблеме в газете.

– Полагаю, – ответил Пуаро. – А могла бы сделать три вещи. Во-первых, написать миссис Бертон-Кокс: «Сожалею, но не могу помочь вам в этом деле». Во-вторых, вы могли бы связаться с вашей крестницей, сообщить ей, что к вам обратилась с просьбой мать молодого человека, за которого она как будто собирается замуж, и узнать у нее, соответствует ли это действительности. Если так, то не может ли она предположить или не говорил ли ей жених, что за идея пришла в голову его матери. Интересно также выяснить, что думает девушка о своей будущей свекрови. Третье, что вы могли бы и что я бы вам искренне советовал сделать, – это…

– Знаю, – прервала миссис Оливер. – Не делать ничего.

– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро.

– Конечно, это кажется самым простым и разумным выходом, – продолжала миссис Оливер. – С моей стороны было бы чертовской наглостью рассказывать крестнице о том, что вынюхивает ее будущая свекровь. Но…

– Понятно, – кивнул Пуаро. – Простое человеческое любопытство.

– Я хочу узнать, почему эта противная женщина обратилась ко мне с такой просьбой. Как только я это сделаю, то смогу расслабиться и обо всем забыть. Но до тех пор…

– До тех пор вы будете просыпаться по ночам и, если я вас хорошо знаю, придумывать самые невероятные объяснения, которые, возможно, сумеете превратить в очаровательный детектив или триллер.

– Может быть, я и в самом деле смогла бы это сделать.

– Бросьте эту затею, – посоветовал Пуаро. – Осуществить ее будет крайне трудно. Да и вроде бы для этого нет особых причин.

– Я бы хотела убедиться, что причин в самом деле нет.

– Человеческое любопытство – интересная вещь, – вздохнул Пуаро. – Не знаю, кто изобрел его. Обычно любопытство ассоциируется с кошкой, которую оно убило. По-моему, изобретателями были греки. Они хотели знать. А до них никто особенно этого не хотел. Людей интересовало лишь то, кто правит страной, где они живут, и как бы их не лишили головы, не посадили на кол или не проделали бы с ними что-нибудь столь же неприятное. Они либо повиновались, либо не повиновались, но не хотели знать почему. Но потом многие люди захотели это знать, и в итоге появились корабли, поезда, самолеты, атомные бомбы, пенициллин и множество других вещей. Мальчик наблюдает, как пар поднимает крышку чайника, который поставила кипятить его мать, – в результате у нас есть паровозы, а также забастовки железнодорожников. И так далее.