Дамы из Грейс-Адье и другие истории - Сюзанна Кларк

Три дамы вошли в детскую. Мисс Тобиас, закутавшись в шаль, уселась в темном уголке. В сумраке комнаты сияли две свечи, одна – у постели девочек, другая – на шатком столике у двери, чтобы никто не вошел незамеченным. Где-то в глубине дома, в конце длинных и мрачных коридоров слышались мужской смех и пение.

Мисс Флора взволнованно спросила с кровати, – нет ли в комнате сов?

Мисс Тобиас уверила воспитанницу, что никаких сов нет и в помине.

– Но ведь они могут появиться, – испуганно продолжила мисс Флора, – когда вы уйдете!

Мисс Тобиас отвечала, что уходить пока не собирается.

– Если будете лежать тихо, мисс Парбрингер расскажет вам историю.

– Какую историю? – спросила Кассандра.

– О Короле-вороне, – отвечала мисс Урсула.

– Хорошо, – согласилась Кассандра.

И вот какую историю она рассказала: «Когда Король-ворон еще не был королем, а был просто Вороненком, он жил в прекрасном доме с дядей и тетей. (На самом деле они были ему не родственники – просто добрый джентльмен и его жена, приютившие сироту). Обычно дядя сидел в своей огромной библиотеке и читал магические книги. Однажды он позвал Вороненка и любезно поинтересовался его житьем. Вороненок отвечал, что всем доволен. – Хм… ну, хорошо, – сказал дядя Оберон, но мне этого мало. Я твой опекун и защитник, человечье дитя, поэтому мне нужно убедиться. Покажи мне сны, которые ты видел этой ночью.

Вороненок извлек свои сны, а дядя расчистил для них стол. Там лежало множество занятных вещиц: учебники по ненатуральной истории, схема связей между Мужским Двуличием и Женской Прямотой (и как избавиться от первого и обрести второе), а также набор превосходных медных духовых в ящике красного дерева. Хитроумные инструменты измеряли Честолюбие и Зависть, Любовь и Самопожертвование, Преданность государству и Мечты о цареубийстве, а также прочие пороки и добродетели, которые не худо знать за своими ближними. Все это дядя Оберон сложил на полу – он был не слишком аккуратен, и ему часто за это пеняли. Затем дядя Оберон развернул сны Вороненка на столе и пристально всмотрелся в них сквозь очки в проволочной оправе.

– Ого! – воскликнул дядя Оберон. – Я вижу сон о высокой черной башне в дремучем заснеженном лесу. Стены башни торчат, как обломанные зубы. Черные взъерошенные птицы кружат над башней, а ты заточен внутри. Человечье дитя, когда ты видел этот ужасный сон, неужели ты не боялся?

– Дядя, – отвечал Вороненок, – прошлой ночью мне снилась башня, в которой я родился. Птицы приносили мне воду, когда я был так мал, что не мог даже ползать. Чего же мне бояться?

Дядя Оберон всмотрелся в другой сон и выкрикнул: – А этот сон о злобных блестящих глазах и щелкающих челюстях? Человечье дитя, когда ты видел этот ужасный сон, неужели ты не боялся?

– Нет, дядя, – отвечал Вороненок, – прошлой ночью мне снились волки, которые вскормили меня и согревали своим теплом, когда я был так мал, что не мог даже ползать. Чего же мне бояться?

И снова дядя Оберон всмотрелся в сон Вороненка, вздрогнул и произнес:

– А вот сон о глубоком озере. Печальный дождливый закат. Зловещий молчаливый лес. По озеру скользит призрачная лодка. Лодочник стар и скручен, как древесный корень, лицо его в тени. Человечье дитя, когда ты видел этот ужасный сон, неужели ты не боялся?

И тогда Вороненок в гневе стукнул кулаком стол и топнул ногой.

– Дядя Оберон! – вскричал он. – Ведь то была волшебная лодка и волшебный лодочник, которого вы с тетей Титанией сами за мной послали! Это он привез меня в ваш дом! Чего же мне бояться?

– Ага! – раздался третий голос. – А дитя гордится своей отвагой!

Говорил слуга дяди Оберона. До этого мгновения он изображал бюст мистера Вильяма Шекспира на высокой полке. Неожиданное появление слуги весьма удивило дядю Оберона, но не Вороненка, который никогда не забывал о его присутствии.

Слуга дяди Оберона взирал на Вороненка с высокой полки, а Вороненок смотрел на него снизу вверх.

– На земле и на небесах многие желают тебе зла, – промолвил слуга. – Огонь хочет поглотить тебя. Мечи жаждут вонзиться в твою плоть. Веревки мечтают связать тебя. Тысячи и тысячи страхов, о которых ты даже не подозреваешь. Год за годом злобные создания будут похищать твои сны, пока ты не забудешь о том, кто ты есть; люди, которые еще не родились на свет, будут проклинать тебя и замышлять недоброе. Пришло твое время бояться, человеческое дитя!

На это Вороненок отвечал:

– Робин Добрый Малый, я всегда знал, что именно ты посылаешь мне эти сны, но я – человечье дитя, и потому я хитрее тебя. А когда все эти злобные создания придут за мной, я и их обману, ибо я – человечье дитя, и вся каменистая, политая дождями английская земля принадлежит мне. Я – английское дитя, и весь воздух, наполненный биением черных крыл и слезами призрачных серых дождей принадлежит мне. Так чего же мне бояться, Робин Добрый Малый?

С этими словами Вороненок тряхнул волосами цвета воронова крыла и пропал.

Робин бросил тревожный взгляд на дядю Оберона, ожидая, что тот будет недоволен его дерзостью. Однако дядя Оберон (который был довольно стар) уже не вслушивался в разговор, а искал книгу, которую давно потерял. В книге содержалось заклинание, которое позволяет превратить членов парламента в полезных членов общества. Дядя Оберон как раз решил им воспользоваться, но обнаружил, что не может найти книгу (а ведь каких-нибудь сто лет назад он держал ее в руках!) Поэтому Робин Добрый Малый ничего не сказал и снова преспокойно обратился бюстом Вильяма Шекспира».

А в доме приходского священника мистер Стрендж читал книгу. Он добрался до сорок второй главы, в которой Хикмен рассказывает, как Мария Авессалом одержала победу над своими недругами. В Призрачном доме она показала врагам истинные отражения их сердец в зеркале. От столь мерзостного зрелища враги утратили отвагу (ибо в глубине души не сомневались в его правдивости) и бежали. На затылке у мистера Стренджа было одно весьма чувствительное место. Его друзья знали, что когда вблизи творилось волшебство, это место начинало зудеть и пощипывать. Вот и сейчас мистер Стрендж бессознательно почесал в затылке.

– Сколько темных коридоров, – размышляла Кассандра, – хорошо, что я знаю дорогу. Кто-нибудь другой непременно заблудился бы. Бедняжка, идти так долго, он успел бы изрядно испугаться. Я-то знаю, что большая лестница рядом, и скоро я выскользну из дома и затеряюсь в саду.

Дамы решили, что миссис Филд останется присмотреть за детьми до утра, поэтому Кассандра отправилась домой одна.

Вот только (думала Кассандра) передвинуть бы куда-нибудь это высокое светящееся окно! Скажем, влево или назад. Когда я входила в дом, его здесь не было. Неужели я заблудилась? Как же теперь… А вот и голоса этих негодяев раздаются по коридору. Они уже напились, а у меня нет никаких прав здесь находиться.

Кассандра плотнее закуталась в шаль.

– И чего я так переполошились? – пробормотала она.

– Чёртов дом! – воскликнул Уинбрайт. – Кругом одни жуткие темные коридоры. Что там, Фред?

– Всего лишь сова. Хорошенькая маленькая птичка. И как она сюда забралась?

– Фред, – снова начал Уинбрайт, прислонившись к стене и сползая вниз, – сбегай за моим пистолетом, будь другом.

– Слушаю, капитан, – воскликнул Фред, отсалютовал Уинбрайту и тут же забыл о своем обещании.

Капитан улыбнулся.

– А вот и мисс Тобиас!

– Сэр, – спросила мисс Тобиас, внезапно появляясь из темноты, – что вы тут делаете?

– Дом кишмя кишит треклятыми совами. Мы собрались их перебить.

Мисс Тобиас оглянулась на птицу, кружащую в темноте, и торопливо промолвила:

– Неужели, сэр, вам неведомы предрассудки? В таком случае советую вам заняться изданием атеистической энциклопедии. Я аплодирую вашему бесстрашию, джентльмены, но не разделяю его.

Мужчины молча, уставились на нее.

– Не пугайте меня, мисс Тобиас, – сказал капитан Уинбрайт, – а то я начну видеть во тьме вороньи перья. Этот дом словно создан для подобных вещей. Черт возьми, что она себе позволяет, Фред? Ведет себя, словно моя гувернантка.

– Она похожа на вашу гувернантку? – спросил Фред.

– Кто ее знает? Сколько их было и все уходили от меня. Вы ведь не оставите меня, мисс Тобиас?

– Не уверена, сэр.

– Фред, – обратился к другу капитан Уинбрайт, – смотри, теперь сов уже две. Какие симпатичные пташки! Вы – настоящая Минерва, мисс Тобиас! Такая высокая и мудрая, такая суровая к нашему брату. Минерва с двумя совами. Кажется, вас зовут Джейн?

– Для вас я мисс Тобиас, сэр.

Уинбрайт уставился во мрак и вздрогнул.

– Помнишь йоркширскую игру, Фред? Ну, ту самую, когда детей посылают одних в темноту, чтобы вызвать Короля-ворона. Какие слова при этом говорят?

Фред вздохнул и замотал головой.

– Что-то о съеденных сердцах – это всё, что я помню.