Разделенные океаном - Маурин Ли

Ну вот, первая и, скорее всего, худшая часть путешествия осталась позади, решила Молли, лежа на койке. Она смертельно устала, но заснуть по-прежнему не могла, хотя и насчитала столько овец, сколько не хотела бы увидеть до конца своих дней. Откуда-то из дальней части корабля доносилась музыка.

— Я без ума от Гарри! — пела какая-то женщина.

Молли поспешно укрылась одеялом с головой, когда одна из их соседок вошла в каюту, разделась и воспользовалась туалетом, кряхтя и постанывая. Каюту наполнила ужасающая вонь. Внизу заскрипела койка, когда женщина улеглась на нее.

Вторая пассажирка явилась спустя несколько часов или несколько минут: голова у Молли кружилась от усталости, так что сколько прошло времени, сказать она не могла. Снизу донесся гортанный голос:

— Я видеть вас на палуба с мужчина. Вот как вы зарабатывать на жизнь, получать плата за гулять с мужчина? Поэтому вы плыть в Америка?

— Не суй нос не в свое дело, любопытная немецкая корова. Тебе просто завидно, потому что ни один мужчина не пойдет с тобой и за сотню соверенов.

Молли приоткрыла один глаз. Похоже, свет здесь не выключается. Она увидела молодую женщину со смазливым личиком и яркими желтыми волосами, в шляпке с мятым пером, надетой набекрень, и потертой меховой накидке. Картинно поводя плечами, она сняла шляпку и накидку, сбросила сапожки, расстегнула пуговицы атласной блузки и выскользнула из черной шелковой юбки (которая выглядела слишком тонкой для такой холодной погоды), а потом юркнула в постель прямо в нижней юбке, оставив одежду валяться на полу.

— Завтра я доложить о вас стюард. Почему у вас нет багаж? Ваше место не в каюта, а в четвертый класс с остальными иммигрантами.

— Ой, да заткнись, Герти. Ты мешаешь мне спать.

— Меня зовут Гертруда Штраус, мисс Гертруда Штраус.

— Бай-бай, Герти.

В каюте воцарилась тишина, и вскоре Герти захрапела, а Молли наконец провалилась в благословенный сон.

Когда она проснулась, из иллюминатора, расположенного слишком высоко, чтобы в него можно было заглянуть, лился тусклый свет. Аннемари по-прежнему спала как убитая, а желтоволосая женщина, уже одетая, сидела на койке внизу и обрабатывала пилочкой свои короткие ярко-красные ногти. Она улыбнулась, когда заметила, что Молли смотрит на нее.

— Привет, — жизнерадостно пропела она. — Ты проснулась. Меня зовут Оливия Рэйнес, и я из Лондона, из Дептфорда. А кто ты и откуда?

— Меня зовут Молли Кенни. Я родилась в графстве Килдэр в Ирландии. На койке над вами спит моя сестра, Аннемари.

— Какое красивое имя — Аннемари. Да и сама она настоящая красавица. И волосы у нее просто прелесть, такого необычного иссиня-черного цвета. А глаза у нее какие?

— Фиолетовые, а волосы — почти до пояса и очень всем нравятся.

— Неужели? Кстати, — добавила женщина, словно спохватившись, — ты тоже ничего.

— Ну, мне далеко до Аннемари.

Молли, с ее самыми обычными каштановыми волосами, самыми обычными карими глазами и лицом, которое в лучшем случае называли всего лишь «интересным», всегда знала, что и в подметки не годится своей красавице сестре. Она свесилась с верхней полки, чтобы познакомиться с Герти, но койка внизу была пуста.

— Мисс Штраус отправилась прогуляться перед завтраком. — Оливия выразительно закатила глаза. — Ты уже успела с ней познакомиться?

— Нет, но я слышала, как она пришла вчера ночью. И вас я тоже слышала.

— Ты слышала, что она сказала?

— Да.

Молли знала, что имела в виду Герти, когда говорила, что Оливия получает деньги за то, что встречается с мужчинами. На окраине Дунеатли в коттедже жила одна женщина, которая зарабатывала на жизнь аналогичным способом. Ее звали Эйлин. Никто из женщин не заговаривал с ней, а сама она никогда не ходила на мессу — возможно, просто не осмеливалась. Молли часто спрашивала себя, почему Доктор не отправился к Эйлин, хотя не исключено, что он беспокоился о своей репутации и решил, что лучше навязать свое общество дочерям.

— A-а, ладно. — Оливия лукаво взглянула на Молли. — Девушка вполне может заработать несколько шиллингов так, как считает нужным. А как ты зарабатываешь себе на жизнь, Молли?

— Я никогда не работала, ну, по-настоящему. Мама хотела, чтобы я училась в школе, пока мне не исполнится шестнадцать, а затем сделала карьеру, как мой брат Финн, но мама умерла почти два года назад, и с тех пор я ухаживаю за Доктором, Аннемари и двумя младшими братишками.

На самом деле все было далеко не так утомительно, как казалось. Фран Кинкейд приходила каждый день, чтобы выполнять тяжелую работу, а Нанни, которая ухаживала за всеми детьми, начиная с Финна, присматривала за Тедди и Айданом. Главной же заботой Молли было готовить обед, выступать в роли секретаря Доктора и вносить записи в истории болезни пациентов.

— Доктор? — Оливия выразительно приподняла изогнутые брови, которые и без того были на дюйм выше, чем следовало. Корни ее светлых волос оказались темно-каштановыми.

— Это мой отец, — коротко ответила Молли.

— Странное прозвище для родного отца — Доктор. Ну ладно, Молли. — Оливия сунула пилочку для ногтей в потертую кожаную сумочку. — Ты не могла бы отвернуться, пока я воспользуюсь туалетом?

Молли с головой нырнула под одеяло, пока Оливия не сделала свои дела, после чего последовала примеру соседки, попросив ту отвернуться. Затем Молли умылась над маленькой раковиной в углу, оделась, заплела волосы в толстую косу, перебросила ее через плечо и завязала голубой лентой.

— Когда у них завтрак? — поинтересовалась девушка, зашнуровывая сапожки.

— С восьми до десяти. — Оливия тем временем красила губы ярко-алой помадой, глядя на себя в ручное зеркальце. — Не спрашивай у меня, который час, потому что я понятия об этом не имею. На палубе полно народу, так что, полагаю, восемь утра уже наступило. — Словно в подтверждение ее слов, за дверью в коридоре послышались шаги и детский смех. — Ты надолго в Нью-Йорк, Молли?

— Мы будем там жить вместе с нашей тетей Мэгги в Гринвич-Виллидж, — ответила девушка.

— А как же Доктор — твой папочка? Он не возражает? Я имею в виду, кто станет ухаживать за ним теперь, когда ты уехала?

— Доктор не станет возражать. Скоро он найдет себе кого-нибудь, кто будет и дальше заботиться о нем.

Оливия прищурилась.

— А ты ведь убежала из дому, верно? Это клево, Молли. Я знала людей, которые убегали из дому, но чтобы в Америку — никогда.

Отрицать очевидное смысла не было, и Молли не стала этого делать.

— А как насчет вас? Вы тоже убежали из дому?