Время любить - Жюльетта Бенцони

– Эта женщина не в состоянии продолжать дорогу, – сухо сказал он. – Она, конечно, может побыть на службе, но мы оставим ее на попечение монахинь.

Катрин обещала себе быть мягкой и терпеливой, попытаться задобрить и умаслить Жербера, но почувствовала, что ее терпения надолго не хватит.

– Кто это решил? – спросила она с необыкновенной мягкостью.

– Я! Я руковожу этим паломничеством. Я и решаю!

– Думаю, вы ошибаетесь. Вы не полководец, а мы не ваши солдаты. Мадам Жилетта желает продолжить путь и продолжит его!

Опять молния ярости, которую Катрин уже знала, блеснула в его серых холодных глазах. Катрин стойко выдержала его взгляд и даже холодно ему улыбнулась.

– Успокойтесь, мадам Жилетта никак не будет вам в тягость: она поедет верхом.

– Верхом? Но где это вы думаете сыскать лошадь?

Эрменгарда, которая до сих пор с интересом следила за их перепалкой, посчитала своевременным вступить в разговор. Она проковыляла до Жербера:

– У меня есть лошади, и я ей дам одну из них! У вас есть возражения?

Такое вмешательство явно не доставило удовольствия клермонцу, он нахмурил брови и, посмотрев на старую женщину с видимым пренебрежением, произнес:

– Это еще кто? Откуда взялась эта старуха?

И он за это получил. Вдовствующая мадам де Шатовиллен вдруг побагровела. Твердо уперевшись своими костылями, она выпрямилась во весь рост, и этого оказалось достаточным, чтобы ее лицо возникло в нескольких дюймах от лица Боа.

– Это у вас, мальчик мой, нужно было бы спросить, откуда вы взялись, да с таким плохим воспитанием! Вы первый человек, кто осмелился назвать меня «старухой», и советую вам не повторяться, если не хотите, чтобы мои люди вас научили вежливости. Я намерена присоединиться к вам. Я графиня Эрменгарда де Шатовиллен, и герцог Филипп взвешивает свои слова, когда обращается ко мне! Вы что-нибудь хотите сказать?

Жербер Боа открыл рот, закрыл его, пожал плечами и в конце концов произнес:

– Не в моей власти помешать вам присоединиться к нам.

Он ушел, но мимоходом Катрин перехватила брошенный на нее взгляд. Отныне этот человек стал ее врагом, она была в этом уверена.

Катрин машинально вышла из церкви, как и другие, получила кусок хлеба, который у ворот богадельни раздавал монах, и опять двинулась в путь в рядах паломников. Она отказалась от лошади, которую ей предлагала Эрменгарда.

– Я попрошу вашей помощи, когда совсем изнемогу, – сказала она Эрменгарде, которую две приютские монахини взгромоздили на большую лошадь, такую же рыжую, какой она сама была когда-то. Две другие усадили Жилетту на мирного иноходца, на котором до этого ехала одна из служанок вдовствующей графини де Шатовиллен. Обе камеристки, устроившиеся на одной лошади, и четыре вооруженных всадника составляли свиту мадам Эрменгарды. Они двигались в арьергарде всей группы паломников.

Ворота вновь раскрылись перед путниками, которые теперь выглядели бодрее. Солнце сияло в голубом небе, и свежесть утреннего часа предвещала прекрасный и теплый день. Едва переступив порог старого приюта, паломники вступили на дорогу, прямую и каменистую, протянувшуюся прямо по склону долины. Это была первая площадка на гигантской лестнице, спускавшейся в глубокую долину Ло, откуда поднимался голубоватый туман.

Рубины Сент-Фуа

За два дня они прошли трудную дорогу от Обрака через долину Ло и узкие ущелья Дурду к святому городу Конку. В Жербера Боа будто вселилась неистовая злость: он не хотел слышать ни жалоб, ни вздохов от паломников своей группы.

Для Катрин эти два дня показались адом кромешным. Растертая нога заставляла ее жестоко страдать, но она упорно отказывалась ехать верхом. Ей казалось, что, дай она себе поблажку, не пройди она весь этот покаянный путь как нищая из нищих паломников, Бог не смягчится к ней. Свои муки она жертвовала Богу на благо Арно, страстно желая, чтобы Господь Бог дал ему выздоровление, а ей самой позволил его найти. За такое счастье она с радостью пошла бы по раскаленным углям…

Когда вечером перед паломниками появилась маленькая деревушка, а рядом с ней аббатство на склонах узкой долины реки Уш, Катрин уже почти потеряла сознание. Безразличным взглядом она смотрела на великолепную базилику, перед которой ее спутники в едином порыве упали на колени.

– Вы еле дышите! – пробурчала Эрменгарда. – И не пытайтесь идти за другими в аббатство!.. Там же нет места. Меня уверяли, что здесь есть где-то хороший постоялый двор, и я намереваюсь направиться туда.

Катрин заколебалась, опасаясь презрительных слов Жербера, но их пастырь только и сказал, пожав плечами:

– Селитесь где сможете, каждый устроится как придется. Пользуйтесь сараями, гостеприимством деревенских жителей. Делайте как вам будет угодно. Но не забывайте о торжественной службе и о шествии, которое мы устроим потом.

– Так в котором часу мы уйдем? – с беспокойством спросила Катрин.

– Только послезавтра! Вы, наверное, сестра моя, понимаете, что это – одно из главных мест нашего паломничества. Оно заслуживает того, чтобы посвятили мы ему хотя бы день!

Сказав это, он сухо поклонился и, повернувшись на каблуках, ушел к воротам аббатства. Катрин хотела возразить. Несмотря на усталость от длинных переходов, ей бы хотелось идти не останавливаясь.

– Сколько потерянного времени! – прошептала она, предлагая руку Эрменгарде, которую только что не без труда спустили с лошади ее служанки. Вдовствующая графиня де Шатовиллен, тоже устав часами сидеть в седле, совсем одеревенела, но не утратила бодрого настроения.

– Спорим, что я знаю, о чем вы думаете, милочка!

– Ну, скажите! – улыбнулась Катрин.

– Вы много дали бы, чтобы завтра утром вскочить на доброго коня и, бросив всех этих святош, галопом поскакать туда, где кто-то вас ждет.

Катрин не стала возражать.

– Ваша правда, Эрменгарда! Медлительность этого похода меня убивает. Подумайте только, мы находимся совсем рядом от Монсальви, и мне так просто было бы встретиться и поцеловать моего сына. Но ведь я отправилась в паломничество и не стану лукавить с Богом! Я должна выяснить, где мне искать Арно, я продолжу путь вместе с моими спутниками до конца. И потом, хорошо, когда нас много. Дорога опасная, бандитов всюду полно. Лучше затеряться в толпе, идти среди людей. С вашими служанками и воинами, хоть они и вооружены, нас будет всего семеро.

Постоялый двор Сент-Фуа принял графиню де Шатовиллен со всем уважением, которого заслуживал ее ранг. Впрочем, Эрменгарда умела заставить уважать себя. В заведении было много народа, но она достала все-таки целых две комнаты: одну для Катрин и себя, другую для своих камеристок и Жилетты де Вошель, которую она решительно взяла под свою опеку.