Возвращение домой - Шэрон Кендрик

— Кстати, — произнесла она ядовито-сладким голосом, — в то время как ты здесь упорно заколачивал гвозди, я научилась говорить по-итальянски так же хорошо, как и… — она в упор взглянула на его бедра, где джинсы протерлись наиболее основательно, — одеваться.

— То есть малопривлекательно, — бархатным тоном добавил Дрю. — Шелли, от твоей наглости дух захватывает.

— Значит, это достойный ответ на твою.

— А где он?

Она прикинулась непонимающей:

— Кто?

— Твой любовник, твой наставник, твой жеребчик…

— Прошу тебя, не говори так о нем.

— А почему бы и нет? Неужели тебя обижает правда? — Дрю с преувеличенным вниманием стал осматривать пляж. — Полагаю, он теплый и уютный, верно? И чистит твои туфли ручной работы?

Она метнула взгляд на его ноги. На нем были грязные старые парусиновые туфли, надетые на босу ногу. На босу ногу! Марко согласился бы скорее сесть в тюрьму, чем выйти на улицу в такой обуви. Он бы сказал, что такая обувь годится только для бродяг. И тем не менее Дрю каким-то образом ухитрился не быть похожим на бродягу. С легким ужасом Шелли почувствовала, что выглядит он немыслимо сексуально…

— Зато ты похож на тех, кто стоит на углу и клянчит милостыню! — выкрикнула она и сверкнула глазами.

Тело его напряглось, как будто он боролся с вселившимся в него демоном.

— Насколько я понимаю, мы обменялись всеми оскорблениями, которые припасли друг для друга. Давай-ка, Шелли, расскажи, надолго ты к нам? Просто проездом? Или хочешь выставить мамин дом на продажу?

Она задумалась, хотя, вероятно, этого не требовалось. Вероятно, она давно знала ответ.

— Дрю, я приехала домой, — сообщила она и почувствовала скорее горечь, чем злорадство, при виде застывшего Дрю. — Чтобы жить здесь.

Крик чайки перекрыл непрекращающийся вой ветра и плеск прибоя.

— Ты останешься? — Он прищурился. — Надолго?

— Я еще не решила. А если бы и решила, то с какой стати я должна говорить об этом тебе?

Он обдумал ее слова.

— Шелли, а где именно ты будешь жить?

— Естественно, в мамином доме. Где же еще? — Она вновь посмотрела на Дрю. — Прости. Я сказала что-нибудь смешное?

Все еще улыбаясь, он покачал головой.

— Здесь скорей ирония, а не смех.

— Что-то для меня это слишком тонко. Не разъяснишь мне, в чем тут соль?

Он пожал плечами. Его крепкий мускулистый торс неудержимо притягивал взгляд Шелли.

— Просто я не могу себе представить, как твой богатый возлюбленный проводит в старой развалюхе ночь любви.

— Ты ошибаешься. Марко никогда не был снобом.

— Разве? Коли так, значит, у тебя, Шелли, проблемы с самолюбием. Ведь ты ни разу не привезла его в Милмут! Ни разу! — Теперь он открыто обвинял ее. — Даже… — он тяжело перевел дыхание — на похороны твоей матери!

Стоит ли ему объяснять, что такой шаг представлялся неуместным? Что ее мать ненавидела Марко едва ли менее сильно, чем любила Дрю?

В представлении Вероники Тернер, Шелли и Дрю не стали бы разрывать помолвку, не появись Марко. Долгое время Шелли соглашалась с ней, а теперь поняла: Марко оказал ей громадную услугу.

Шелли была тогда в прострации от горя. Она едва ли была в состоянии делать хоть что-то. Но разве это не нормальная реакция на внезапную смерть? И ей казалось, что проще будет управиться самой, чтобы не допустить безобразных сцен…

— Что толку в объяснениях? — проговорила она устало. — Ты поверишь только в то, во что захочешь поверить. Дрю, я знаю, насколько ты меня ненавидишь.

— Ненавижу тебя? — В первое мгновение он вроде бы удивился, а потом слегка растерялся, как если бы у нее началась истерика. — Ненависть, Шелли, означала бы, что тебе принадлежит какое-то место в моей жизни. Это не так. И я ничего для тебя больше не значу. Дюк! Ко мне!

Собака затрусила в их сторону.

И он пошел вместе с Дюком прочь, не говоря ни слова, даже не оглянувшись на прощание.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шелли помнила Дрю Гловера с тех самых пор, как начала помнить себя.

Их семьи делили небольшой домик, притулившийся в беднейшем районе Милмута, то есть в миллионе световых лет от импозантных эдвардианских [2]вилл, расположившихся над морем, в западной части поселка. Шелли была почти на семь лет моложе Дрю, она была ровесницей его младшей сестры Дженни.

Шелли привезли в Милмут еще в грудном возрасте. Она была беспокойным, впечатлительным ребенком, чей характер формировался в атмосфере неуверенности в завтрашнем дне. Если верить рассказам мамы, уже тогда Дрю подбирал выброшенные ею из колыбели игрушки и торжественно вручал ей. Надо заметить, что он сам имел двух младших сестер.

— Какой он был золотой мальчик, — сказала дочери с радостной улыбкой Вероника Тернер в тот день, когда Шелли и Дрю решили пожениться. — Да он и сейчас такой.

Шелли запомнилась его любознательность. Его покровительство. Он первым когда-то встал на ее защиту, услышав, как другие дети дразнили ее.

— А почему это у тебя папы нет, а, Шелли Тернер?

Шелли было тогда примерно семь лет, и она страстно хотела быть как все. Милмут — очень маленький и очень провинциальный поселок. У всех других детей было двое родителей.

Ее личико сморщилось, губы скривились, и неизвестно, что бы она ответила, если бы невесть откуда не появился Дрю — высокий, крепкий, намного старше — и не гаркнул:

— У Шелли есть отец! Просто он не живет с ней, вот и все.

— А где же он живет? — отважился спросить один из насмешников.

Даже спустя много лет Шелли помнила, как взглянула в глаза Дрю — глубокие, синие, уверенные — и сразу поняла, что ей нечего стыдиться. Вот только бы она помнила…

— Он живет в Америке, — без колебаний ответила она. — Он зубной врач.

Эта сцена произвела впечатление на ребят, и они успокоились на время. Но Шелли все-таки оставалась чужой. Вероника Тернер учила дочь держаться тихо и незаметно. Не приглашать никого в дом, пока она твердо не убедится, что этот человек ей нравится и, самое главное, что она ему нравится. Лучше слыть нелюдимой, чем стать изгоем.

Тогда мать Шелли хорошо знала, что значит быть изгнанницей. Именно это определило ход всей их жизни: темная, постыдная тайна, которую они старались глубоко прятать. Один Дрю знал обо всем, и Шелли навсегда запомнился тот день, когда она ему все рассказала.

Шелли сидела на невысоком заборчике, отделявшем их домишко от главной улицы, по которой приезжали в Милмут на лето дачники, и считала проезжающие машины.

Мимо просвистел красный автомобиль. Шелли старательно записала его номер в тетрадочку.