Эрхегорд. Сумеречный город - Евгений Рудашевский

Я рванул вперед.

Перехватило дыхание, будто мне изнутри всю грудь обложили ледяными пластинами. Движения были тяжелыми, но точными. Мысли разом зашумели, как разворошенное осиное гнездо, бесновались, кричали, перебивали друг друга. Я знал, что не должен так поступать, но у меня не было времени все обдумать. Проклиная себя и то, что не ушел из зала раньше, я всем телом толкнул коменданта в спину.

Звонкий хлопок, словно на грифе аркебулы лопнуло сразу несколько струн. И кислый запах гари. Лаэрный самострел сработал. Но Зельгард промахнулся.

Комендант едва удержался на ногах. Отскочил в сторону. Его лицо исказилось гневом. Шрам растянулся еще сильнее.

– Взять! – надрывно проревел он.

От дверей ко мне, на ходу обнажая клинки, бросились три стражника.

Я понимал, что сопротивляться бессмысленно, и поднял руки, показывая, что не представляю угрозы. Оэдна удивленно посмотрела на меня. Стражник отпустил ее. Женщина непроизвольно сделала шаг вперед.

– Кто ты? – прошептала она, а в следующее мгновение вздернула руки – стражник сзади пронзил ее мечом.

Онемев, я смотрел на окровавленное острие, разорвавшее и плоть, и рубашку, и парчовую куртку. А потом меня сбили с ног.

– Ты спятил?! – кричал Зельгард.

Я лежал на каменном полу, придавленный тремя стражниками. Один из них так навалился мне коленом на грудь, что, кажется, мог проломить все ребра разом.

– Полуумок! Уведите его!

Я не сразу понял, что теперь Зельгард обращался к стражнику, который убил его жену.

– Но, саир… Я ведь…

– Сказано, только я! Никто не трогает! Свою мерзость я сам, своими руками, ясно?!

Я судорожно обдумывал происходящее, пытался хоть как-то объяснить поступки всех этих людей. «Ее убили… Жену коменданта. Зачем? Или это была не жена? Но тогда почему он ее так называл?..»

– Ты! – Зельгард встал надо мной. – Захотел на Гадрильскую лестницу? Решил сгнить в Роктане?

Это я тебе устрою. – Теперь он говорил спокойнее. И только окаменевшие скулы выдавали его злость. – Всю оставшуюся жизнь будешь копаться на рудниках! Но не переживай, тебе останется недолго. Слышал про Слепую каэрну? Отряд каторжников, в котором тебе за первую же провинность выжгут глаза. Потом бросят в каменный колодец, к каэрнским сарычам. И будешь там без глаз до безумия отмахиваться, не зная, где сарычи, а где камни. А потом все равно упадешь без сил и будешь просыпаться, только когда сарычи начнут из тебя выдергивать куски мяса. Понимаешь? Да откуда тебе… Ты ж у нас хангол[5], вольный путешественник.

Выговорившись, Зельгард успокоился. Его лицо разгладилось, в глазах появилась неожиданная усмешка.

– Ты ведь только сегодня приехал в Багульдин? А в Харгое долго был?

Я промолчал.

– Отвечай, когда спрашивают! – Один из стражников еще сильнее навалился мне на грудь.

Я почувствовал, как начинают глухо хрустеть ребра, и простонал:

– Два дня.

– Два дня… – задумчиво повторил комендант и теперь усмехнулся шире. – Так ведь ты даже не знаешь, во что ввязался! Да? Ты ведь даже не догадываешься, что тут происходит?

Я качнул головой.

– Пустите его, – тихо скомандовал Зельгард, и его приказ был мгновенно исполнен.

Стражники вскочили на ноги и теперь стояли вокруг меня, готовые по первому слову коменданта пустить в ход мечи.

Ощупав грудь, вдохнув поглубже, я оправил на себе путевой костюм. Не спеша встал.

– Это любопытно… – с язвительной улыбкой бросил мне Зельгард. – Да, забавно. Посмотрим, что из этого получится. На первый раз прощаю. Но запомни, что свою мерзость у нас принято подчищать за собой самостоятельно. Надеюсь, когда придет время, у тебя рука не дрогнет. Тогда и посмотрим, чего ты стоишь. В любом случае мечи моих людей всегда наготове. Понял?

Я нехотя кивнул и тут заметил, что тело Оэдны уже унесли. И только на одной из лавок лежали ее одежды. «Что они с ней сделали?»

После всего случившегося можно было не сомневаться, что Зельгард, как и стражники, как и привратник, сошли с ума. Я не знал, что стало тому причиной – туман или что-то иное, – но это было не так уж и важно. Глядя на то, с какой улыбкой комендант приказал выпроводить меня из ратуши, и услышав, как со смехом переговариваются стражники, я понял, что в Багульдине нужно быть настороже, а лучше при первой возможности покинуть его. Я был слишком близок к цели, чтобы вот так походя рисковать и своей судьбой, и своей жизнью.

Вечером, лежа в «Нагорном плесе», я вновь и вновь перебирал в памяти события сегодняшнего дня, вспоминал все услышанное и увиденное, пытался найти этим событиям и словам логичное объяснение и не находил его. Утешало лишь то, что я наконец добрался до теплых подушек на вааличьем пуху, хоть и не мог, растревоженный, сполна ими насладиться.

Глава 2

«Нагорный плес»

Земли Эрхегорда, в наших краях больше известные как Западный Вальнор, так же входили в Великое торговое Кольцо, наследием чему осталась экономическая развитость этого горного государства, а главное – единый для всего Кольца язык, который мы чаще называем долгим, а реже – общим. Краткий язык, прежде распространенный в Западном Вальноре, назывался ворватоильским по Землям Ворватоила, откуда в Западный Вальнор спустились первые переселенцы. Теперь он используется редко – сохранился, прежде всего, в именах и названиях.

Путешественник должен быть готов к тому, что долгий язык в Землях Эрхегорда отличается в словах и звучании от привычного нам языка, чему виной окончательный распад и забвение Кольца. К тому же вальнорцы, особенно в окраинных местах, говорят с неприятным гортанным акцентом – таким, словно они вознамерились подражать диким птицам, а больше всего – нарскому ворону.

– Лучше я тебе расскажу про Мертвые леса Деурии. Слыхал о таких? Нет, конечно. Туда даже нерлиты не заглядывают, а уж эти куда только не лезут со своими проповедями.

Громбакх в один мах опорожнил чашу с хмелем, ударил ею о стол, стер пену с толстых темно-фиолетовых губ и продолжил:

– Там, в этих лесах, на много дней вокруг ничего нет. Ни одного деревца или там кустика. Понимаешь? Каменная пустыня, и всё. Но штука в том, что днем на камнях видны тени ветвей. Колышутся себе, будто настоящие. Словно вокруг лес как лес. На тени посмотришь, так там и трава, и стланик, и чего только нет. А поднимешь глаза – пусто. Ни деревца, ни кустика, ни захудалого листика.

Про Деурию много чего говорят. И страшного, и веселого. И про диких зверей, которые там ходят, опять же – тенью. Но мне вот другое было интересно. Я как-то услышал, что в чащобе… Ну как, в чащобе – в каменной пустыне, где теней столько, что и солнце до земли не проглядывает. Так вот там, по слухам, была деревушка: тени домов, сараев, навесов всяких, а между ними ходят тени людей. Живут себе своей жизнью. По теням даже можно разобрать, чем они заняты: изгородь чинят или сено в стога закидывают. Понимаешь? Вот мне и захотелось отыскать эту деревушку.

Отвлекшись от рассказа, Громбакх подозвал служанку и попросил еще две чаши хмеля с соком эльны.

Сидевший напротив меня следопыт Тенуин молчал. С тех пор как я присоединился к их столу, он не проронил ни слова. Почти не шевелился, будто вовсе спал. Я не видел его лица, так как оно было спрятано под глубоким капюшоном бурнуса, заметил только белую кожу гладко выбритого подбородка. Альбинос.

А вот лицо Громбакха, с его щетиной, широкими шрамами на скулах и не менее широкими черными бровями, я разглядел во всех деталях. Охотник то и дело, развеселившись, ударял меня ладонью по плечу и хохотал, раскрывал рот так, что были видны все зубы. Успокоившись, он с видимым наслаждением принимался жевать мелко порезанные корни синюшки, которые тут называли клютом[6]. Из-за клюта все зубы, язык и губы у него были темно-фиолетовые. Синюшка пенилась, и охотник изредка сплевывал в пустую чашу густую, почти черную слюну. Каждый раз, когда он забрасывал в рот очередной кубик корня, меня окутывал пряный аромат.

– Долго я там шарахался, – продолжал Громбакх. – Один. По дурости, конечно. Чуть портки не обделал, точно говорю! Людей никого. Пустыня. А под ногами мельтешат тени. Тени ветвей, птиц, мелких зверушек: грызунов всяких, масличек.

Идешь. Кругом тихо. А только кажется, что за тобой следят, – пройдутся по твоей тропе и прячутся. Ночью так совсем пакостно. Тени без солнца пропадают, зато появляются звуки, будто весь день только и ждали, чтоб после заката раскудахтаться во всю дурь. Воет кто-то, скребется. Листва шелестит, сучья ломаются.

Глаза закроешь, а селезенка вся сжимается от страха. Сна нет. Кажется, что лежишь не в пустыне, а в нормальном лесу. Ну как, в нормальном?.. Где-нибудь под Гиблодолом. – Громбакх схватил меня за плечо, вплотную приблизил свое лицо к моему и шепотом продолжил: – Вылезешь из палатки, зажжешь светильник, и кругом сразу тихо. Все негораздки, которые шумели, молчат. Только земля и камни. А по ним от твоего фонаря сразу просыпаются тени. Куда посветишь, видны тени деревьев, кустов. Мне бы мозгами раскинуть да бежать оттуда, а я дальше пошел – деревню искать.