Новое платье королевы - Перси Шелли

И похоже даже, что все эти маленькие «видения» действительно стали происходить со мной чаще, то есть они происходят именно со мной, а не с любым человеком, кто их заметил. Недавно любопытная вещь случилась, когда я гулял в парке. Хотя зима уже кончилась, фонтаны открывают только через месяц, и в парке пока никого нет, кроме ворон. Статуи упрятаны в деревянные ящики, похоже на пасеку, только Самсон стоит голый посередине, и я невольно улыбнулся, заметив человека в спецовке, который уселся в объятиях Самсона, словно маленький ребенок у отца, и ковырял каким-то инструментом в огромной пасти льва. Но то, о чем я хочу рассказать, случилось позже, у каскада «Золотой Горы».

Там внизу есть два фонтана, они — мои любимые во всем парке. Возможно, это потому, что в них нет никаких статуй, просто два круглых бассейна, а в центре каждого — куча камней, из которой и бьет фонтан. Так вот, когда я проходил мимо, один из них заработал. Конечно, можно сказать, что это случайное совпадение, какая-нибудь там плановая профилактическая проверка фонтанов началась именно в этот момент... Со мной и раньше бывали такие случаи — идешь ночью по городу, и вдруг тот фонарь, что прямо над тобой, гаснет, а ты идешь себе дальше. Но в последнее время, как я уже вам писал, таких совпадений случается со мной чересчур много, и я как-то по-особому воспринял этот взлетевший в небо столб воды, почувствовал что-то такое... вроде необходимости ответа. Я снял ботинки и носки и пошел к фонтану. Вода была прохладной, но только вначале, а потом мне даже понравилось — она как будто оживляла. И подойдя ближе к центру, я увидел радугу — сначала кусочек, а чуть повернувшись, всю. Она была круглой, метра два в диаметре, начиналась и кончалась у моих ног. Рубашка и брюки уже намокли от водяной пыли, ничего не было видно сквозь эту белую завесу, но чем ближе я подходил к водяному столбу, тем ярче разгоралось передо мной радужное кольцо...

Грубый окрик вернул меня к действительности, и видя, что ко мне идет какой-то человек и грозит кулаком, я вылез из фонтана и ушел. Но все-таки...

Ого, сколько уже накатал! Не знаю, интересно ли вам читать такие длинные письма. Поэтому закругляюсь, спасибо за очередную картинку, с нетерпением жду новых!

Ваш С.»

«Привет!

Знаешь, мне казалось, я уже привык, что в каждом твоем ответе — «новый поворот». Но твое последнее послание все-таки вывело меня из равновесия, хоть и ненадолго. Ей-богу, нормальные человеческие реакции так трудно вытравить! Я уверен, что любой нормальный человек, получив в ответ связку своих собственных писем, реагировал бы однозначно. И я, надо признаться, не отличился оригинальностью. Решил, что ты совершенно разобиделась и отослала мне обратно весь мой бред вместо нового рисунка. Долго перечитывал все эти письма, особенно последнее, стараясь понять, что же я сделал неправильно. В конце концов решил, что все это — совершенно дурацкая игра двух скучающих психов, и хорошо, что она закончилась, пора уже! Тем более что мне пришло еще два письма от женщин в ответ на мое объявление. Письма, конечно, довольно нудные, но ведь это настоящая жизнь, я сам должен делать ее веселее.

Вот в таких примерно думах я ходил и злился целых два дня. А потом у меня заболел зуб. Я был в это время в городе, поэтому зашел в поликлинику около Некрасовского рынка, там как-то раз лечила зубы одна моя знакомая. Врач оказался и вправду неплохой, только все время жевал мятную резинку, даже когда сверлил, и на яблоке правого глаза у него была какая-то нехорошая точка с отходящей от нее красной сетчатой жилкой.

Мне запломбировали сразу два зуба, я вышел из кабинета совершенно выжатым, и на лестничной площадке увидел бабочку. Бабочка из твоего последнего рисунка! Только тут она была уже ярче и крупнее. Она сидела на стеклянной двери, слегка шевеля крыльями... Через пару минут кто-то, проходя мимо, задел меня, и я понял, что стою и разглядываю обратную сторону таблички «Выход», наклеенной на стекло. То, что я принял за бабочку, было узором растекшегося и застывшего клея. Я тут же бросился домой, поскольку мне пришла в голову одна мысль... и оказалось, что я прав!

Как же я мог этого не заметить! Среди моих писем, которые ты прислала обратно, оказался чистый листок бумаги! Вернее, письма были завернуты в него. Я вынул стеклянную дверцу из книжного шкафа, потом развел на палитре несколько акварельных красок и стал капать ими на стекло, не особенно думая о том, какой рисунок образуют капли, но подчиняясь каким-то внутренним импульсам. Когда я почувствовал, что достаточно, я отложил палитру, прижал к стеклу листок и тут же перевернул его...

Ха! До этого момента я писал письмо, думая, что пошлю его тебе вместе с этим чудным рисунком. Какой дурак! Я опять собирался похвастаться, и чуть было не сделал очередную глупость. Ведь эта акварель, отпечатанная со стекла — это и есть письмо от тебя мне!.........»

На этом заканчивалось последнее письмо — его, похоже, не дописали, зато в нескольких местах на бумаге виднелись бледные разноцветные пятна. Я бросил его на стол к остальным. Было тихо, только во дворе ветер кружил сухие листья. Но овладевшее мной ощущение — тревожное, хотя и любопытное находилось в странном контрасте с этим внешним спокойствием. Казалось, я сижу в мягком и неподвижном кресле самолета, который в это время беззвучно разгоняется и отрывается от земли. Или я нахожусь в уютной теплой комнате, где-то в детстве, в мягком свете настольной лампы, и вдруг замечаю, что по стене, оклеенной аккуратными розовожелтыми обоями, бежит трещина, и в ней что-то непрерывно движется, мерцает... Только сейчас все было наоборот снаружи все пребывало в неподвижности, но что-то летело, менялось внутри...

<Picture>Я вынул чистый лист бумаги из большой пачки около компьютера и положил его перед собой. Белоснежный прямоугольник подействовал успокаивающе: видение с треснутой стеной исчезло. Я поставил на листе свою подпись. Потом расписался еще несколько раз, стараясь получить красивый автограф одним небрежным и быстрым движением, без отрыва ручки от бумаги. Потом перешел на чистую половинку листа и начал рисовать пересекающиеся ломаные, затем — более плавные петли и узелки. При этом я продолжал думать о человеке из писем, о его принципе — изучать чужой язык, а не навязывать свой... Я пытался представить себе, как он выглядит, как живет один в Петергофе, где я был лишь однажды... Как он получает одну за другой какието ненормальные открытки, и в конце концов то ли сходит с ума, то ли... С бумаги на меня глядел уже с десяток узелков, и я начал соединять их волнистыми линиями, стараясь, чтобы линии подольше шли одна вдоль другой, не пересекаясь. То ли, то ли... То ли что?