Билл, герой Галактики, на планете закупоренных мозгов - Роберт Шекли

– А ты быстро соображаешь. То-то и оно, приятель. Твое исчезновение послужит поводом для вторжения.

– Мне это не нравится.

– А тебя никто и не спрашивает. Исполняй приказы и заткнись.

– Я отказываюсь! Отмените приказ!

– Заткнись! – Полицейские затолкали Билла в корабль и пристегнули ремнями к креслу, обтянутому красивым материалом и очень удобному. Однако Биллу было не до восторгов. Он раскрыл рот, чтобы закричать, но тут ему в горло хлынула струя какого-то напитка. Он поперхнулся, но сумел проглотить, и выдохнул:

– Что… Что это такое?

– «Апатия-24» с двойной порцией экстаз-трикарбоната. Крепость сто пятнадцать оборотов. – Билл снова приложился к бутылке; полицейский кивнул: – Распробовал? Бутылку можешь оставить себе.

Напиток и впрямь оказался замечательным – настолько, что Билл и не заметил, когда ушли полицейские и закрылся люк. Должно быть, корабль стартовал, потому что, посмотрев на экран, Герой Галактики увидел, что находится в космосе. Кругом звезды и тому подобное. А внизу – нечто похожее на планету. Допивая бутылку, Билл восхищался бурями, что бушевали на ее поверхности. Зловещие молнии распарывали багрово-черные тучи, в динамике трещали статические разряды.

Динамик? Билл принялся крутить ручки. Наконец послышался чей-то голос, который звучал вполне отчетливо, но произносил что-то невразумительное:

– Нет шлептать в моя не мой величина галош.

Билл ухмыльнулся и хотел было щелкнуть переключателем, когда у него над ухом что-то зажужжало. Он быстро моргнул – и вспомнил, что ему прикрепили транслятор.

– Что они говорят?

– Минутку, – брюзгливо отозвался транслятор. – Все, кажется, расшифровал. Говорят на цурихианском. Вопрос в том, на каком диалекте – верхнегарпейском или самсловишском.

– Какая разница? – пробормотал Билл, вытрясая из бутылки последние капли метаболической отравы.

– Интересная проблема для лингвистического анализа, – объяснил транслятор. – На первом диалекте фраза означает: «Пожалуйста, не бросайте яичную скорлупу на траву».

– А на втором? – спросил Билл, изображая интерес.

– «Чешите колени в степях».

– И так, и так белиберда.

– Весьма разумное заключение, – согласился транслятор.

Ладно, пускай говорят что хотят, потом разберемся. Внимание Билла привлекло зрелище, которое открывалось внизу. Через прозрачный корпус корабля он разглядел на поверхности Цуриса громадные яркие цветы.

– Шш… Шикарно, – проговорил он, чувствуя, что не отказался бы от еще одной бутылки.

– Ты не собираешься менять курс? – спросил транслятор.

– Зачем? Посмотри, какие прелестные цветочки.

– Цветочки? Бедная моя кремниевая задница! – энергично высказался транслятор. – Это же ракетные шлейфы! По нам стреляют!

Билл мгновенно протрезвел и весь покрылся холодным потом. По нему стреляют? Внезапно он вспомнил о своем задании. Кораблик неожиданно содрогнулся.

– Авария! Авария! – надрывался транслятор. Звездолет клюнул носом, зарыскал из стороны в сторону, вошел в штопор – словом, начал вытворять все то, что вытворяют подбитые корабли. Билл попытался ухватиться за поручень, промахнулся – он все же протрезвел не окончательно – и ударился головой. Потеряв сознание, он погрузился во тьму, что было не так уж плохо, учитывая то, что случилось следом.

Корабль Билла развалился при столкновении с атомной торпедой.

– Гравишют, – пробормотал Билл, кое-как придя в себя. – Великолепно.

Он опускался сквозь туман, который на деле, естественно, представлял собой облачный покров Цуриса, становящийся особенно плотным, когда кто-то пытается сфотографировать поверхность планеты. Посмотрев вниз, Билл увидел, что земля приближается очень быстро. Но ведь он летит на гравишюте? Где тут ручки управления?

Кляня все на свете, Билл зашарил вокруг себя, но, прежде чем ему удалось нащупать ручки, земля будто прыгнула навстречу и хорошенько огрела по голове, так что Герой Галактики снова окунулся в благословенную обморочную тьму.

Глава 5

Билл неохотно пришел в себя и обнаружил, что плавает в тепленькой питательной жидкости. Плотность жидкости была отрегулирована таким образом, что голова Билла постоянно оставалась на поверхности, и ему не приходилось прилагать к тому ни малейших усилий. Чудесно. Над головой сверкали разноцветные лампы. Билл моргнул. Их сверкание напомнило Герою Галактики фестиваль дефлорации, организованный фундаменталистами-зороастрийцами в день зимнего солнцеворота дома, на Фигеринадоне. Неверующие называют этот праздник Рождеством. На глаза Билла навернулись слезы, сбежали по носу и упали в питательную жидкость.

Тут же прозвучал сигнал тревоги или нечто вроде того: этакое пронзительное электронное бурчание в животе. В помещении появилось диковинное создание. Определить точнее было затруднительно. То ли существо, то ли робот, то ли что-то среднее. Большая сфера около трех футов в диаметре, из-под которой торчат четыре тонкие черные ножки. Сверху – сфера поменьше, а на той – еще одна, совсем маленькая. Интересно, из чего они сделаны? Билл деликатно икнул и сообразил, что ему вообще-то плевать. В ванне было приятно и удобно. Внезапно он слегка забеспокоился. Оказался на чужой планете, плавает в питательном растворе; может, не стоит плевать? Он вновь поглядел на существо. Сферы как будто состояли из смеси и розовой плоти. На верхней сфере, которая приблизительно соответствовала человеческой голове, было нарисовано улыбающееся лицо.

– Пожалуйста, не делайте так больше, – проговорило существо, поскрежетав шестеренками.

– Как так?

– Не плачьте в питательный раствор. Вы изменяете уровень кислотности. Это может повредить вашей коже.

– А что случилось с моей кожей? – спросил Билл. – Я что, обгорел?

– Ни в коем случае, что вы! Мы просто хотим, чтобы ваша кожа была здоровой и мягкой.

– А зачем?

– Об этом мы поговорим позднее. Между прочим, если вам интересно, а я уверена, что интересно, меня зовут Иллирия. Я ваша медсестра.

В ванне Билла продержали несколько часов. Когда он наконец выбрался из нее, его кожа стала здоровой и чистой. Цурихиане вернули ему одежду, которую выстирали и высушили каким-то своим, инопланетным, но эффективным способом. Биллу позволили прогуляться по коридору или по крайней мере по тому, что выглядело как коридор. Однако среди вещей оружия не оказалось, а ничего подходящего поблизости не обнаружилось. Впрочем, даже если бы у него и было оружие, разве можно в одиночку справиться с населением целой планеты?

Когда за ним пришла Иллирия, Билл принялся забрасывать ее вопросами. Он спрашивал, она отвечала. Герой Галактики выяснил, что Иллирия – типичная цурихианка, двадцати лет от роду, довольно образованная для девушки, которая еще всего лишь год назад жила и работала на родительской ферме. Она окончила колледж с отличными оценками, что позволило ей устроиться в клинику инопланетных форм жизни в Грейптнутце, столице Цуриса.

Каждый день Билла навещали цурихиане мужского пола. Они были значительно старше Иллирии, о чем свидетельствовала седоватая щетина на средних сферах, которые, как установил Билл, служили вместилищем батарей, обеспечивающих жизнедеятельность цурихиан.

Ему быстро стало ясно, что цурихиане не находят ничего жестокого или неестественного в том, как они планировали с ним поступить.

– Мы, цурихиане, всегда возрождаемся в чужих телах, – сообщил Биллу врач. – Или не возрождаемся вообще.

– Замечательно, но как быть со мной? – проскулил потрясенный Билл. – Со мной-то что будет?

– Сгоришь как лампочка. – Цурихианин состроил гримасу; впрочем, выражение нарисованного лица если и изменилось, то совсем чуть-чуть. – Неужели в тебе нет ни крупицы духовности? Неужели ты, в глубине своей душонки, не хочешь послужить на благо всех разумных существ?

– Пожалуй, нет, – ответил Билл.

– Жаль, – сказал врач. – Тебе было бы гораздо легче, если бы ты научился воспринимать все правильно.

– Слушай, приятель, – проговорил Билл, – если от меня останется один мозг, значит, я исчезну, то бишь помру. Чему тут радоваться?

– Считай себя избранным.

– Чего?! – Билл сорвался на визг.

– Каждого из нас для чего-то избирают.

– Да ну? Тогда пускай тот тип переселится в тебя, а не в меня, и избранным станешь ты.

– О, – воскликнул врач, – я об этом как-то не подумал.

Даже Иллирия приходила теперь гораздо реже.

– Кажется, меня в чем-то подозревают, – сказала она, забежав на пять минут. – Поглядывают искоса, по-нашему. Ты понимаешь, о чем я?

– Нет. – В голосе Билла прозвучало отчаяние, которое пронизывало все его естество.

– Я все забываю, что ты родился на другой планете. Смотреть по-нашему значит то же самое, как если бы ты сказал: «Я знаю, что тут не все чисто, но буду молчать, потому что сам по уши в грязи».