Рассказы и повести - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А что делать? - тихо пожаловался Дима. - Не могу же я сам его отравить...
- А зачем сам? Отведите в ветлечебницу. Его усыпят и все.
Когда человеку плохо, он бежит туда, где его любят, где ему верят.
Дима побежал к Ляле.
Волосы у нее на этот раз были желтые, рассыпанные по плечам. Если бы рядом с ней поставить Бриджит Бардо, было бы совершенно невозможно отличить: которая из них Бриджит, а которая Ляля.
День стоял весенний, и половина мостовой была сухая, яркая, а другая половина находилась в тени, асфальт там был влажный и темный.
Дима стоял на солнечной стороне. Привалившись к водосточной трубе, слушал лицом теплое солнце и чувствовал такую усталость, будто он пронес по городу тяжелые чемоданы.
- Я понимаю тебя, - печально проговорила Ляля и провела ладошкой по худой Диминой щеке. Она понимала его и жалела. Это была настоящая женщина. - Заведи себе другую мечту.
- Но это предательство! - воскликнул Дима и сложил три пальца вместе, будто собирался молиться.
- Почему предательство? - удивилась Ляля. - Осуществленная мечта уже не мечта.
- Если я не сохраню тигра, я не знаю, как это объяснить, но от меня уйдет лучшая часть меня.
- А если ты его сохранишь, он вырастет и сожрет тебя. И от тебя вообще ничего не останется.
Лялина ладонь показалась Диме холодной и жесткой. Он снял ее со щеки, потом приподнял плечо и ветер щеку о плечо.
Ветлечебница ничем не отличалась от человеческой поликлиники, и Дима почувствовал себя в привычной обстановке.
Он снял в гардеробе пальто, потом подошел к окошечку, над которым было написано "Справочное".
- Вы первый раз? - спросили в справочном.
- Первый, - сказал Дима. - И последний.
- Это нас не интересует, - строго заметили в справочном. - Обратитесь в регистратуру, на вас заведут карточку.
Дима сделал два шага вправо и сунул голову в окошечко рядом.
- Кличка... - спросила регистраторша. Здесь говорили конспективно и коротко. Только о главном.
- Чья? - не понял Дима.
- Как вы думаете, чья? Не ваша, конечно...
Дима смутился.
- Тигр, - сказал он.
- Кот?
- Тигр, - повторил Дима.
- Я спрашиваю: кот или кошка?
- Из семейства кошачьих, - неопределенно ответил Дима. Регистраторша подняла на него глаза. Дима молчал, она пожала плечами и что-то пометила в карточке.
- Фамилия?
- Чья?
- Ну не кошки, конечно. Ваша.
- Коростышевский.
- Тигр Коростышевский, - продиктовала себе регистраторша и протянула Диме талон.
В коридоре было несколько кабинетов. На скамеечках сидели люди и ждали.
Дима тоже сел на скамеечку, покрытую бежевой масляной краской, и стал дожидаться своей очереди. Перед ним сидела толстая женщина с хозяйственной сумкой на коленях. Из сумки выглядывала собачья морда - белая и лохматая, похожая на хризантему.
- Вы хотите ее усыпить? - осторожно спросил Дима.
- Бог с вами! - испугалась женщина и отодвинулась от Димы. - У нас нервное переутомление, мы ходим на уколы Б-прим.
Очередь двигалась медленно, и Дима был рад, что она двигалась так медленно. Он смотрел на концы своих ботинок и мысленно мечтал, чтобы сегодняшний день скорее прошел и наступило завтра. Чтобы можно было скорее забыть о сегодняшнем дне.
Ветеринарный врач внимательно выслушал Димину историю, и, когда слушал, то почему-то не смотрел на Диму, а рисовал на рецепте восьмерки.
- Мы не можем взять на себя такую ответственность, - сказал врач. Это же не кошка, а тигр. Огромные деньги.
- Возьмите даром, - взмолился Дима. - Я даром отдам.
- Не надо нам даром, - врач перестал рисовать восьмерки и поднял на Диму глаза: - Нам и даром не надо...
И вернулся Дима домой, а тигра нет.
- Не знаем, - сказали родители.
- Не знаем, - сказали соседи.
Дима обошел все полезную площадь квартиры и места общего пользования, но тигра не было нигде.
- Наверное, убежал, - сказали соседи, - в уссурийскую тайгу.
- Хищники, они неблагодарные, - сказали родители.
Дима долго не ложился спать, а когда, наконец, лег, то никак не мог заснуть. Он все время ждал, что в дверь позвонят и, когда он ее приоткроет, просунут в щель тигренка.
Дима лежал и прислушивался, глядя над собой, и в голове у него крутилась фраза из какой-то песни. Он никак не мог освободиться от этой фразы и от напряжения. Но никто к нему не пришел и тигренка не просунул. Может быть, он действительно сбежал в уссурийскую тайгу.
Прошла неделя.
Дима по-прежнему работал в неотложной помощи и уже видел в своей работе большой смысл.
И любовь по имени Ляля выходила к нему и разговаривала, потому что Дима был хоть и со странностями, но с серьезными намерениями.
И родители согласились, что лучше быть таким тюфяком, как Дима, чем таким ловким, как Замский.
И соседи стали приветливее. Люди вообще не любят, когда кто-то живет иначе, чем они.
Все шло хорошо - гораздо лучше, чем прежде. Дима поправился, и посвежел, и стал забывать о том времени, когда рядом с ним в комнате жил тигр. Но однажды, придя с ночной смены, он лег спать, и тигренок приснился ему во сне - большеголовый, с зелеными глазами, зрачки вертикальной черточкой. Вокруг черного кожаного носа расходились черные круги, а уши торчали на голове, как два равнобедренных треугольника.
Дима проснулся. Голова гудела, и было такое чувство, будто он наелся ваты. Стояли сумерки, и он никак не мог понять - утро сейчас или вечер. Потом, догадавшись по некоторым приметам, что вечер, оделся и вышел на улицу.
Дима зашел в пельменную и неожиданно для самого себя напился.
Если ему было хорошо, то от выпитого становилось еще лучше. А если плохо, то еще хуже. Сейчас ему стало хуже, и он понял, что, значит, до этого ему было плохо.
Дима хмуро глядел в мраморный столик и слушал своих старых знакомых Охрименку и другого, в плоской кепочке. И у Димы было впечатление, что с того раза, как он их здесь встретил два месяца назад, эти люди отсюда не выходили.
- Ну что, прислал тебе Филиппов письмо? - спросил Дима у Охрименки.
- Нет, еще не прислал. А ты достал себе тигра? - спросил Охрименкоу Димы.
Дима поглядел на него и вдруг задумался: если он сознается сейчас в том, что мечта сбежала сама, ему, кроме как на себя, не на кого будет пожаловаться. И вообще он окажется неинтересным человеком, безо всякой мечты.
- Я не вовремя родился, - сказал Дима и сложил пальцы так, будто собирался молиться. - Лишний человек. Трагическая личность. Вот Энгельс сказал: "Что такое трагедия? - Столкновение желания с невозможностью осуществления".
Безызвестному Охрименке стало жалко Диму, но он ничего не сказал. Он сам находился в таком же положении.
УЖ КАК ПАЛ ТУМАН...
Челку поправь! - приказала Ирка.
- Как? - виновато поинтересовалась Наташа.
- Как, как, господи! - расстроилась Ирка, вытерла руки о фартучек и задвигалась вокруг Наташи. Двигалась она легко, прикосновения у нее были легкие, и пахло от нее французскими духами.
Ирка обладала тем типом внешности, о котором говорят: "Ничего особенного, но что-то есть". У Ирки было все: она работала в Москонцерте, в нее были влюблены все чтецы и певцы, ездила за границу - то за одну, то за другую. Собиралась замуж - у нее было наготове три или четыре жениха.
Наташа обладала тем типом внешности, о котором говорят: "Вроде все хорошо, но чего-то не хватает". То, что все хорошо, - считала Наташина мама и еще несколько доброжелательных людей, остальная часть человечества придерживалась мнения, что чего-то не хватает. Со временем доброжелательные люди примкнули к остальной части человечества, верной осталась только мама. Она говорила: "У тебя, Наташа, замечательные волосы, к тебе просто надо привыкнуть".
- Сиди прямо! - приказала Ирка.
Она вышла из кухни, потом вернулась с французскими духами. Ирка не жалела для Наташи ни духов, ни одного из своих женихов, но это никогда ничем не кончалось. Певцы пели песни советских композиторов, чтецы читали: "Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.." Фокусники показывали фокусы со спичками.
Не веря больше в эстрадный жанр, Ирка раздобыла где-то настоящего мужчину, который плавал в Бабельмандебском проливе и ходил с ружьем на медведя.
- Щас я тебя пофурыкаю, - предупредила Ирка.
- Не надо...
- Понимала бы, - Ирка заскакала вокруг Наташи, опрыскивая ее из пульверизатора.
- Не надо, - Наташе жаль было духов, которые назывались "Chat noir", что в переводе означает: "Черная кошка". - Все равно ничего не получится.
- Неизвестно, - возразила Ирка. - Он строил ГЭС, не помню какую, в труднейших условиях. Строитель лучшей жизни. Про таких Пахмутова песни пишет, а он к нам живой придет.
- Может, не придет? - с надеждой спросила Наташа.
В это время позвонили в дверь.
Наташа вздрогнула и посмотрела на Ирку, Ирка - на Наташу, выражение лиц у обеих на мгновение стало бессмысленным. Потом Ирка метнулась в прихожую, и оттуда послышались голоса.