Дочь понтифика - Дарио Фо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что же сам Родриго? Он – дядя, любящий и чрезвычайно ласковый. Такой щедрый: приходит каждый вечер, и всегда с подарками. В доме есть небольшая комнатка, внизу, на первом этаже, скрытая за потайной дверцей. Итак, смеркается. Подставной муж исчезает; ближе к ночи (о! какая приятная неожиданность!) появляется дядя-кардинал. Обнимает и целует детишек, идет в свою опочивальню как бы спать, но через некоторое время потихоньку отправляется к уже поджидающей жене суррогатного отца. Если по дороге попадается ребенок, ищущий маму, потому что приснился страшный сон, дядя успокаивает несмышленыша, берет на руки, уносит в кроватку и даже поет колыбельную. А потом спешит убаюкать мамочку.
По правде говоря, из всех ролей самую неутешительную приходится играть подставному мужу. Весь день изображать отца и супруга, на закате исчезать, на рассвете появляться вновь и опять изображать благоверного до вечера – не самое изысканное амплуа. Но когда за это неплохо платят и обеспечивают прочное должностное положение, можно и расстараться.
Однако, как и в любой комедии дель арте (а жанр этот как раз тогда входил в моду), неожиданно случился резкий поворот сюжета: в одночасье умер лжемуж, он же лжеотец. Уж не насильственный ли это слом композиции? Вовсе нет, здесь все чисто. Но в маленькой труппе образовалось вакансия, и, похоронив подставного отца своих детей, Родриго, проводя время в молитвах и слезах, прикидывает, кого бы назначить на освободившееся место. Ага, Карло Канале: поэт, ровесник Ваноццы – этот вполне подойдет. Естественно, за хлопоты вокруг небезутешной вдовы и воспитание чужого потомства ему тоже будет причитаться недурной оклад содержания.
Честно отрабатывая полученные преференции, Канале вскоре заметил, что его (не его) дети весьма одарены в самых разных областях. Особенно разносторонней и восприимчивой оказалась шестилетняя Лукреция. Ей с необычайной легкостью давались и латынь, и греческий; она запросто запоминала и стихи, и прозу, и научные сведения.
Минуло шесть лет, и мы вновь подходим ко времени эпизода, упомянутого в самом начале повествования, в предисловии: 23 июля 1492 года Иннокентий VIII, прозванный истинным папой за внушительное потомство, рожденное от него самыми разными женщинами, впадает в предсмертную кому.
Нельзя не отметить, что с тех пор, как умер Каликст III (а это было тридцать пять лет назад), избрание всех последующих пап проходило под самым пристальным присмотром Родриго Борджиа, чье умение просчитывать ходы и передергивать карты делало его все более незаменимым на посту вице-канцлера. Его креатурами были и Пий II, и Павел II, и Сикст IV, и помянутый Иннокентий; теперь кардинал решил, что настало время посадить на святой престол себя самого. Тогда не придется разыгрывать роль щедрого дядюшки, приходящего вечером и уходящего на рассвете: понтифику плевать на сплетни, которые непременно появятся, как только станет широко известно о его детях и метрессе. Но семья должна быть подготовлена, пора рассказать потомству правду.
Даже при отсутствии достоверных документов легко представить себе сцену признания. Он собирает вокруг себя семейство и говорит:
– Дорогие дети, ваш дядя скоро станет папой.
Крики, аплодисменты, объятия и поцелуи, все ребятишки в восторге: и старший, Хуан, которому восемнадцать, и шестнадцатилетний Чезаре, и Лукреция двенадцати лет, и Джоффре десяти.
Лукреция, прижавшись к Родриго, спрашивает:
– Но ведь мы по-прежнему сможем называть тебя дядей или ты станешь для нас вашим святейшеством?
Кардинал переводит дыхание, просит всех, включая Ваноццу и ее мужа, сесть поближе, и наступает момент истины:
– Нет, вам больше не придется называть меня дядей, потому что я не брат вашей матери. Карло Канале только кажется ее вторым мужем, а ваш покойный отец на самом деле не был вашим отцом.
Родриго Борджиа (папа Александр VI)
Дети ошарашены.
Первым приходит в себя Чезаре:
– Если так, то кто же мы и кто ты?
– Я отец, настоящий ваш отец. Не только духовный, но и плотский, породивший всех вас во чреве вашей матери.
Чезаре, с обидой в голосе:
– Значит, всю жизнь нас обманывали? Зачем?
– Затем, что кардинал и вице-канцлер с четырьмя детьми, рожденными от него любимой женщиной, – это скандал. Не хотелось вас в него втягивать.
Лукреция и Джоффре плачут.
– Вы сами всегда нам говорили, что лгать дурно, – рыдает дочь, – уж лучше горькая правда, чем сладкая ложь. А теперь оказывается, что всё в нашем доме какое-то вымышленное. Ты лгал, когда брал нас на руки, мама врала, ложась с тобой в постель, и муж у нее насквозь фальшивый. Что мы скажем нашим друзьям, если они с насмешкой спросят: «Так чьи же вы дети на самом деле?»
– А вы в ответ, – спокойно говорит Родриго, – спросите их: «А вы чьи?» Да будет вам известно, что в Ватикане и окрестностях законнорожденных можно по пальцам пересчитать. В любом случае знайте, что я всегда любил вас как своих детей, а теперь смогу делать это открыто.
– Почему же только сейчас?
– Все просто, дорогие мои. Через несколько дней я встану на вершину пирамиды, основание которой составлено тысячами людей. Эти, нижние, поддерживают вышестоящий ряд, более узкий. Те – следующий, который еще у́же. И так далее, и так далее – пока не дойдет до вершины. Те, что стоят внизу, должны подчиняться строгим правилам, иначе их либо раздавит чудовищным весом, либо вытолкнет наружу, и на смену придет кто-то более подходящий. Единственный, кому никогда не грозит быть ни расплющенным, ни выброшенным – тот, кто находится на самом верху, то есть папа. Лишь смерть может лишить его достигнутого. Вот почему ни сплетни, ни клевета, не говоря уж о неприятной правде, не будут способны затронуть ни меня, ни моих детей. «Так устроена пирамида», – говорят ученые умники. «Так устроен мир», – говорю я. И такое положение вещей вполне меня устраивает.
Хитросплетения страсти
Мы совсем забыли сказать, что незадолго до признания детям и признания детей своими Родриго встретил невероятно привлекательную юную красотку. Вот именно, речь идет о Джулии Фарнезе, представительнице семейства, которому в ближайшее время предстоит обрести необычайную силу.
Джулия выросла в деревне недалеко от Каподимонте, однако получила прекрасное образование, неплохо разбиралась в литературе, танцевала
