Надежда - Север Гансовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверное, вокруг нее ухажеров всегда полно, — сказал матрос.
— Никогда. — Мальчик приподнялся на своей трубе. — Она, знаешь, какая строгая. К ней так не подъедешь, как к некоторым…
Он помолчал, затем добавил:
— Она мне в каждом письме пишет: «Приезжай скорее».
— А что же ты не едешь? Ты ей напиши, она тебе денег вышлет на дорогу.
— Я гордый, — сказал мальчик. — Раз я решил, что приеду сам с деньгами, я уж у ней не попрошу… Вот к лету заработаю и тогда поеду.
Уже засыпая, матрос спросил:
— А тебя как зовут? Ты говорил, но я забыл.
— Томми.
— Ну, будем спать?
— Давай.
Они заснули. Ночью мальчик просыпался три раза и подолгу кашлял. Один раз ему пришлось даже встать и закурить, чтобы приступ кончился.
С этого дня так и пошло. Матрос и мальчик стали вместе работать на помойке. Хотя заработки были очень небольшие — платили не больше двух долларов в день, — Майк решил перебиться там до того времени, когда схлынет основная масса безработных в порту и можно будет попасть на судно.
Теперь у матроса была возможность ходить в ночлежный дом, но ему не хотелось отрывать от своей зарплаты по 50 центов в день. Да и на трубах было спокойнее, чем во всегда переполненной ночлежке.
Матрос и Томми почти не расставались. Рано утром они поднимались и шли умываться к колонке. Умывшись, завтракали в закусочной и там же брали по бутерброду, чтобы съесть во время перерыва на работе. Вывозка мусора длилась всегда до темноты, потому что платили сдельно, и рабочие старались полностью использовать дневное время. Поздно вечером матрос с мальчиком шли в кафетерий и возвращались затем к себе.
Томми обычно болтал всю дорогу. У него была способность выдумывать истории. Когда они шли по улице, он говорил:
— Видел сейчас вот этого в сером костюме, который прошел?
— Видел. Ну и что?
— Хочешь, я расскажу, куда он идет?
— Ну давай.
— Ну вот, — начинал Томми. — Он идет к сестре. Но на самом деле она не его сестра. Она позвонила сейчас к нему и сказала, что с ним хочет поговорить его сестра, которую он не видел десять лет. Он очень удивился, потому что его сестра умерла в сентябре прошлого года. Но он всё-таки пошел. Ты видел у него в галстуке булавку?
— Нет.
— А я видел. Она его просила взять эту булавку и сказала, что по ней его узнает…
После этого шел рассказ с погонями, похищениями, утаенными завещаниями и сыщиками. Рассказ длился долго, иногда переходил на следующий вечер. Потом герои этого рассказа вдруг всплывали в новом.
— Подожди, — говорил матрос, лежа на верхней трубе, — это тот самый, который выиграл скачки в Нью-Йорке?
— Ну конечно, — отвечал мальчик.
— Но ведь он же утонул в бассейне. Помнишь, когда та женщина, как ее звали…
— Элла, — подсказывал Томми.
— Когда Элла приказала отнести его сонного туда.
— Ну и что! Я забыл тебе тогда сказать, что его потом откачали. Уже думали, что он совсем умер, но потом оказалось, что сердце еще бьется.
— Ага. Значит, это он. Ну и что дальше?
Иногда случалось, что человек, вокруг которого сплетались эти удивительные приключения, попадался им снова. Тогда мальчик останавливался, как громом пораженный. Он хватал матроса за руку:
— Смотри.
— Что?
— Смотри. Видишь, пошел Фергюсон.
— Где?
— Ну вот. Возле автобусной остановки. Разве ты его забыл? — Лицо мальчика принимало озабоченное выражение. — Значит, он вернулся сюда, — говорил он задумчиво. — Выходит, он сразу сел на пароход. Что же теперь будет делать Мэри Сати?
Тот, кого Томми называл Фергюсоном, садился в автобус, не подозревая, что только вчера ему пришлось выдержать страшную схватку с дикарями возле озера Чад, которое мальчик перенес из Африки в Австралию.
Майка поражала эта способность. Он сам бывал во многих странах, но ничего не умел рассказать о них, Иногда Томми пытался выспрашивать его.
— А ты был в Турции?
— Был.
— Ну как там?
— Ничего… Жарко…
— Ну, а что там интересного?
Матрос задумывался.
— Да всё, как везде, — говорил он недоуменно. — Жара.
— А на каком языке там вывески?
Матрос старался вспомнить.
— Пожалуй, на английском.
— Но ведь они же крючками пишут. Знаешь, такой алфавит. Называется арабским.
— Не помню… Я помню, что жарко.
— А там слоны есть?
— Не помню. Кажется, есть… Мы там всё время водой обливались на вахте. У одного кочегара был солнечный удар. Чуть не умер.
— Раз жарко, — значит, слоны должны быть, — говорил Томми.
После этого в новом рассказе фигурировала Турция, в которой было очень жарко и где по улицам ходили слоны. Лежа на трубе и глядя в узкий просвет ночного неба между двумя кирпичными стенами, он пускался в далекие путешествия на пароходах, самолетах или верблюдах.
Рядом на улице капало с крыш, шлепал по грязи одинокий прохожий, в воздухе висела едкая городская сырость, а Томми, блестя глазами, увлеченно говорил:
— Тогда они решили пробиваться к океану. Проводник убежал, но Джон умел определять направление по солнцу…
Мальчик был сообразительнее матроса, и Майк скоро это понял. Обычно Томми был в курсе всех городских новостей и дел. В закусочной он слушал радио, и, если ему случалось найти брошенную кем-нибудь газету, он всегда прочитывал ее, не пропуская даже столбцов биржевых курсов.
Иногда, возвращаясь вечером вместе с матросом с работы, Томми останавливался.
— Вот в этом доме живет мисс Эдна Смит.
— Какая?
— Ну, которая на прошлой неделе вышла замуж. Помнишь, мы в газете читали, на той странице, где свадьбы?
— А откуда ты знаешь?
— А вот посмотри.
Он подходил к стеклянной доске, на которой значилось: «Американская ассоциация железных дорог. Вашингтон. Александр Смит — представитель».
— А откуда ты знаешь, — спрашивал матрос, — что это та Смит? Смитов, знаешь, как много.
— А там же было сказано, — отвечал мальчик, — что ее муж — мистер Фредерик Тпитч работает в ассоциации железных дорог. Они через отца и познакомились.
Однажды на помойку пришла жена грузчика, на месте которого работал Майк. Она жаловалась, что фирма отказалась платить за увечье мужу, лежавшему теперь в больнице. Томми посоветовал ей рассказать обо всем в газете «Голос народа».
— Вы только до суда не доводите, потому что это долго будет, а согласитесь на компенсацию. Если адвокат фирмы увидит, что газета вас защищает, он вам предложит немного денег.
Женщина так и сделала и потом приходила благодарить мальчика. От фирмы она получила 200 долларов.
Рабочие на помойке любили Томми. Несмотря на маленький рост и хилое сложение, он был проворен и не отставал от других за транспортером. Работа была однообразной и монотонной, и мальчик скрашивал ее своей болтовней и шутками. За транспортером он тоже рассказывал свои истории.
Матрос удивлялся памяти Томми. Мальчик почти наизусть помнил то, что прочитывал.
Идя вечером с Майком по улице, он показывал ему на витрину магазина искусственных шелков.
— «Нейлоновый маркизет „сокол“, — начинал он, полузакрыв глаза, — ослепительно чист и мягок, как вата»… нет, «и мягок, как облако. Хорошо стирается и не выгорает».
Он проходил мимо витрины, где был выставлен кленовый шкаф, и без заминки монотонно произносил:
— «Клен — любимое дерево многих поколений американцев— приобретает новую красоту в мебели фирмы „Крукс“. Изящные линии и удобная конструкция нашей мебели приносят ее владельцам вечное, неувядающее удовольствие».
Пораженный матрос с уважением смотрел на своего спутника.
— Как ты всё это запоминаешь? Мне бы ни за что не выучить.
— Я раз прочту, — отвечал Томми с гордой улыбкой, — и у меня оно всё так и стоит перед глазами.
— Тебе учиться надо, — говорил матрос. — А ты на помойке работаешь.
Томми оправлял свой грязный, изорванный пиджак.
— Я и буду учиться. Обязательно. Заработаю денег и буду учиться.
Одной из постоянных тем разговора у мальчика были его родные во Флориде.
После трех недель совместной ночевки на трубах матрос знал уже столько о сестре и родителях Томми, как если бы они несколько лет были его соседями.
Однажды во время пятнадцатиминутного обеденного перерыва Томми сказал матросу:
— Сходим сегодня на почту. Наверное, уже есть что-нибудь от Фриды.
После ужина они отправились в почтовое отделение недалеко от труб.
Почтовый чиновник уже знал мальчика. Когда тот с матросом робко вошел в просторное помещение с кафельным полом, он издали кивнул мальчику.
— Есть.
Томми с радостным волнением взял письмо и принялся рассматривать конверт.
— Она теперь в голубых посылает. Значит, желтые кончились. Она всегда покупает по, десять штук.