Чёртово семя, или Русалка - Иван Николаевич Блинов

прогулке не отвязывается, идёт как будто по своим делам, а сам попятам, попятам!.. Да прогони же его! – ворчунья дёрнула Лиссу за локоть. – Не уйдёт он, любит он меня. – Такой дурак! Тебя! – усмехнулась ворчунья, – да объясни ты ему, что не ровня, что рыбацкому сыну не пристало на птиц охотиться. Лисса молчала. – Ишь какой, – обернулась ворчунья, – в сторону смотрит, не замечает… Вот что! – остановилась она, взяв Лиссу за плечи, – сходи в дом, сама знаешь какой! Там тебе всё расскажут, растолкуют. – Вот ещё, – Лисса попыталась скинуть руки ворчуньи. – Ты послушай, сходишь, принесёшь гостинцев! Да ты послушай! У тебя за спиной, там, за спиной – появится твой суженный – я сама не была, но девки рассказывали – только он как из тумана будет, рукой проведёшь, растает. Убедишься, что не этот твой, сама ему расскажешь, как на духу, он всякую надежду потеряет! И не будет уж тебя беспокоить, я же вижу, как ты измаялась… – Вот ещё! – вырвалась Лисса. – Ну, прохвост, – обернулась ворчунья, – в кустах вон притаился!..

Осот, по велению ветерка, заглянул в окно, слетел на постель и приластился к девице, обнял её и зашептал. О чём был его шёпот? – а только Лисса проснулась и нашла себя в купальне лунного света. На стекле расцвела дымка, словно зима задышала, а в саду дремала яблоня чёрной лапой склонённая над землёй. Лисса присмотрелась, смахнув сон с ресниц, и в паутине ветвей заприметила тень, ощутив её взгляд всей кожей. Снова задул ветерок, ветки зашевелились, и тень ушла, словно и не было её там. И вслед за тенью ушёл осот, желавший провести ночь с девицей, но та была непреклонна и до утра не смыкала глаз.

Она постучала чуть громче. Скрипнув, дверь выдалась вперёд. Лисса заглянула в проём и услышала какое-то мерцанье. Ничего, если я войду? – подумала она и осторожно открыла дверь. К удивлению Лиссы внутри было прохладней, чем снаружи, а в печи горел огонь. И правда, из трубы не шёл дым, ответила Лисса сама себе. У стены напротив печки на больших ногах стояла кровать с накинутым покрывалом, у изголовья кровати – бутыль с мотыльком. Мотылёк смирно сидел в стеклянном домике и не шевелился. Лисса не стала тревожить насекомое, которое, почему-то показалось ей смешным, и поставила рядом корзинку яблок, хлеб и банку мёда. Больше в доме ничего не было, кроме пола и потолка, а ещё мерцанья, там, у стены. Лисса подошла ближе, как вдруг заметила, что огонь, горящий в горниле позади, горит и прямо перед ней, но не весь, только его малая часть. Скатерть чуть сползла, и зеркало зашептало о том, как пламя глодает деревянные косточки. Как это интересно, проговорила Лисса, скользнула взглядом по тёмной скатерти, а за взглядом повела рукой, сбросив завесу. Большие светлые глаза посмотрели на неё. Лисса улыбнулась, узнав себя в отраженье. Она подошла совсем близко, поглядела и так и так, обернулась – позади треск в горниле и застеленная кровать. Отошла от зеркала, покрутилась, спросила, как нравится её платье, обернулась – закрыла дверь или она сама? Странно, словно и не замечала, что так красива. Густые иссиня-чёрные волосы, кожа нежная, как небесная парча, зубы белые, губы для поцелуев созданы, да ласковые слова проговаривать, и другими дарами одарена, о которых молчит и не хвалится, обернулась – только холодом повеяло и так зыбко под ногами стало, а в душе загорелось, точно печь жаром поделилась. И шагу ступить не может, ладони на грудь положила и смотрит, смотрит в зеркало, смотрит, смотрит…

Лисса не заметила ухажёра. Он дожидался её, чтобы первым узнать, что она узнала. Василь понял, Лисса ничего не расскажет, если не потребовать. Но и тогда она молчала и всё шла не оглядываясь. Он закричал – отзовись! А в ответ раздавалось молчанье. – Знаю, почему ни слова, – не вытерпел юнец, – меня ты увидала, вот и не рада! А всё равно моей будешь, Лисса!.. Но Лисса не обращала никакого вниманья на горячие слова, она свернула с дороги, прошла сквозь траву, прямиком к озеру, сквозь ромашки и васильки – едва Лисса растворилась в зарослях, Василь поспешил за ней.

Она спустилась к озеру маленькой тропинкой, прошлась по бережку и присела на камень, наполовину лежащий в тёплой воде. Василь наблюдал из-за берёз, как Лисса снимает обувку, как опускает белые ноги в озеро, опираясь о камень и как рада она видеть солнце, пасущее овец на лазоревом лугу. Где-то закукарекал петух и птицы, закрашенные рощей, защебетали, засвистели, запели, словно теперь появилось о чём петь. Василь скоро спускался по тропинке, взметая лошадиную пыль. Не пленяя лицо дурным настроеньем, Лисса подняла ноги из воды и обхватила колени руками.

– Лисса, – произнес безутешный Василь, – отец наказал жениться до осени. Он уж и пару мне подыскал, но я не хочу, Лисса, слышишь? Я о тебе!..

– Уходи, – повторила она, – уходи, прошу, уйди. Василь закачал головой – И не подумаю. Лисса оглянулась, и юноша поймал насмешку на её устах, – Я равнодушная к тебе, не нужен ты мне, и мальчишкой был не нужен и сейчас не нужен! Юноша схватился за пояс и процедил – Пусть тогда роща мне женою будет, а ты… – и сорвался с места, и побежал прочь, в самую рощу, откуда выхода нет.

На поляне средь трав и былинок рос клевер и кровавая герань, кое-где красовалась перелеска и папоротник, трепеща крылышками, тянулся к небесам. Деревья, словно тени древних стражей окружили светлую поляну, и молча наблюдали. К их высоким стволам прижались брусника и будра, чуть поодаль мелко рассыпался вербейник. По веткам и листве сбегали лучезарные ручьи, меж редких сучьев разливаясь золотом, а в густой куще застывая мёдом. И тёплый ветерок, робкий, как дитя, прогуливался средь цветов и трав, а за ним еле заметно поднималась пыльца – точно звёзды рождались землёй. В самой середине лесного сада был Василь. Он стоял неподвижно, одни плечи вздымались и затухали от частого дыханья. Лисса перешагнула перелеску, боясь потревожить причудливый цвет, и лёгкой поступью приблизилась к юноше. Лисса не видела его лица и не сразу решилась обратиться к тому, кто стоит спиной. – Василь, – проронила она, наконец. Юноша обернулся. Что-то переменилось в его глазах, он не смотрит на неё как раньше, в ожидании ласки – он крадёт желанную ласку, тянет холодным взором точно шёлковую нить и проглатывает. – Василь! – вскрикнула она. Каменные пальцы пронзили её плечи и лишили чувств. Она рухнула обессиленная, чудовищный звон сокрушал её изнутри. – Расплетай косу, – донеслось