Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Неважно, что у А. Миллера подспудно не раз проявляется желание убедить читателя в том, что Россия «отнюдь не была той империей зла», о которой говорят, и что «политика империи выглядит совсем не так мрачно». Пусть каждый несет бремя прошлого как может. Превосходная источниковая база книг Миллера – свидетельство тому, что он отлично понимает, в чем состоит история. Именно в этом мы близки. Все, что читатель найдет в моей книге, совпадает с определением «новой истории империи», данным Миллером: «Это именно та сложная ткань взаимодействия имперских властей и местных сообществ, которую нужно стремиться воссоздать во всей ее полноте».

Результат сорокалетних исследований французского историка становится доступен новому, открытому поколению российских историков.

И последнее – эта книга не увидела бы свет без самопожертвования моей жены Терезы, которая вместе со мной в 1963 г. написала в МГУ дипломную работу о греческих колониях Северного Причерноморья… Я рад тому, что благодаря настоящему переводу мы продолжаем наш русский путь.

Париж, август 2010

Карты

Карта 1. Три губернии Правобережной Украины в Российской империи

Карта 2. Административная карта юго-западных губерний. Уезды и их центры

Карта 3. Распределение польского дворянского землевладения по уездам на 1890 г.

Часть I

1793 – 1830 годы

Глава 1

О СТОЯЩИХ И НЕ СТОЯЩИХ ВНИМАНИЯ ПУТЯХ ИССЛЕДОВАНИЯ

«Историческая правда» – явление преходящее, шаткое, зависимое от обстоятельств, а потому во вводной главе необходимо пояснить, какие, несмотря на всю их заманчивость, пути исследования были отвергнуты, а какие – стали определяющими для всей работы.

Соблазн красивых историй об интеграции и ассимиляции

Зачастую до сих пор приходится сталкиваться с выводами о принципиальной открытости Российской империи для иностранцев и ее готовности к их якобы постепенной интеграции и ассимиляции. Основу таких убеждений составляют примеры привлечения отдельных представителей «чуждой» аристократии или местных элит в административные структуры империи или в ее высшее общество. Подобные выводы лежат в основе концепции «многонациональной империи», когда не учитывается существование вдали от столиц, царского двора, а также центральной власти, не замечаются менее заметные группы населения. Надо сказать, что с целью представления в лучшем свете царского и советского империализма, как в российской историографии до 1917 г., так и в позднейшей, воспевшей «дружбу народов», делался упор на российское гостеприимство и открытость. Более того, примеры прибалтийских баронов, грузинских князей, татарских мурз и др., ставших частью российской элиты, призваны были служить, и служат, не только объединяющей россиян идее «всеобъемлющей любви», так близкой еще в XIX в. панслависту Тютчеву, но и выдвинутому Солженицыным лозунгу «двести лет вместе», с помощью которого тот пытается вновь в начале XXI в. объединить евреев и русских.

Процесс интеграции польской аристократии, хотя и принято подчеркивать ее прозападные (бонапартистские, позднее пронаполеоновские) настроения, также может быть на руку сторонникам вышеописанной концепции. Прежде всего это касается той польской аристократии, которая к моменту разделов Речи Посполитой была связана с интересующим нас регионом – Правобережной Украиной, т.е. практически с половиной присоединенных к России территорий. Местечко Тарговица, давшее название польской шляхетской конфедерации 1792 г., которая по замыслу Петербурга стала поводом для второго раздела, а через три года привела к окончательному исчезновению Речи Посполитой, находится, что знаменательно, в этой же части Украины. Именно здесь три крупнейших польских магната, о которых в дальнейшем пойдет речь, перешли на службу к Екатерине II. Как известно, Россия, начиная с конца XVII в., постепенно стала оказывать все большее влияние на внутреннюю политику Речи Посполитой. В XVIII ст. в Польше трижды избирались короли, которым покровительствовала Россия и ради избрания которых она шла на вооруженную интервенцию. Двое из них, Август II и Август III, из саксонской династии были избраны в 1697 и 1734 гг., а Станислав Август Понятовский – в 1764 г. Что уж говорить в этой связи о военных кампаниях против Станислава Лещинского, дважды избранного при поддержке Франции в 1704 и 1734 гг. и дважды низложенного. Однако все это было бы немыслимо без значительной поддержки со стороны магнатов Речи Посполитой, в которой пророссийская котерия контролировала положение дел2.

В середине XVIII в. пророссийскую котерию возглавила «Фамилия» – могущественный род Чарторыйских3, поместья которых находились на Украине. Местечко Чарторыйск, ставшее колыбелью рода, находилось в волынских землях. После первого раздела Польши Адам Казимир Чарторыйский вместе с королем Станиславом Августом Понятовским пытался придать видимость автономного существования польскому правительству. Однако во время восстания 1794 г. под руководством Т. Костюшко он предпочел укрыться в Вене, позаботившись о сохранении своих обширных владений на Украине, где был генеральным старостой подольских земель4. Единственной возможностью сохранить от конфискации Екатериной II владения, насчитывавшие 194 местечка и села, оказалось выслать в знак преклонения перед победительницей двух сыновей в качестве заложников в Петербург. Это решение привело к тому, что молодые князья, прежде всего Адам Ежи (1770 – 1861) и Константин (1773 – 1860), сделали поразительную карьеру при царском дворе. Этот пример удачной интеграции историки, предпочитающие обращать внимание скорее на исключительные явления, а не на общий социальный контекст, могут принять за символ полной открытости империи. Князь Адам Ежи, близкий друг великого князя Александра, любовник его жены Елизаветы, стал министром иностранных дел Российской империи в 1804 г. и сохранил крайне близкие дружеские отношения с царем, несмотря на некоторое охлаждение, произошедшее в 1812 г. Кроме того, он был сенатором, членом Государственного совета, попечителем Виленского учебного округа, а в 1815 г. – одним из основоположников и важных фигур Царства Польского. Его пути с Россией окончательно разошлись лишь в 1831 г., когда он эмигрировал в Париж5.

Ни одному поляку не удалось достичь в царской России подобного уровня. Несчастный Станислав Август Понятовский после низложения, возможно вспомнив о временах своего романа с будущей царицей Екатериной II, приехал доживать свой век (ум. в 1798 г.) в Петербург, где остановился в пожалованном ему Павлом I Мраморном дворце. Однако это жалкое 11-месячное существование можно рассматривать как проявление привязанности к России разве что в плане горькой иронии истории6. Оплатить все долги короля могла лишь Россия, сперва вознесшая его на престол, а затем низвергшая.

Крупнейшие магнаты Украины быстрее и лучше других поняли, откуда ветер дует. Станислав Щенсны Потоцкий, владелец пышной резиденции в Тульчине, чей портрет – в латах (!) кисти И.Б. Лампи Старшего хранится в Лувре, смог ценой подписания Тарговицкой конфедерации и оказания содействия Екатерине II при разделах Речи Посполитой сохранить свои несметные владения, насчитывавшие 312 местечек и сел, а к 1805 г. создать один из лучших в Центральной и Восточной Европе садово-парковых ансамблей, названный Софиевка, в честь его третьей жены Софии де Витте. Жизнь и удивительная судьба Потоцкого – наиболее типичный пример безболезненного превращения гражданина Речи Посполитой, в которой существовала выборная монархия, в подданного Российского государства с установившейся абсолютной монархической властью. Хотя фигура Потоцкого уже привлекала внимание историков, исследователи еще не раз будут обращаться к ней в будущем7.

Не меньшим состоянием обладал еще один участник Тарговицкой конфедерации – Франтишек Ксаверий Браницкий. В середине XVIII в. при дворе в Петербурге он участвовал в похождениях будущего польского короля, потом, выступая на стороне России, он командовал малочисленными отрядами того же короля против барских конфедератов в 1768 – 1772 гг. Затем, отвернувшись от него, Браницкий стал частым гостем при дворе Екатерины II, где раскрывал перед царицей со всей широтой души – «по-сарматски» – суть так называемой природной склонности Варшавы к «деспотии». Прежде чем вырыть могилу польской независимости, он позаботился о приумножении своих богатств, женившись в 1781 г. на Александре Васильевне Энгельгардт, принадлежавшей к одному из самых богатых семейств империи. В ее честь он также разбил парк «Александрия» неподалеку от столицы своего небольшого «удельного княжества» – Белой Церкви. Согласно ходившим сплетням, его жена была первой среди внебрачных детей – плодов любовных утех Екатерины II. Это, несомненно, дает повод для размышлений о существовавших семейных и матримониальных стратегиях, как принято «ученым образом» называть альковные тайны. Сущность менталитета этого магната выражена в совете, который он дал юным братьям Чарторыйским, собиравшимся с визитом в Царское Село и не знавшим, как этикетом предписано целовать руку Екатерине II. Итак, согласно «Мемуарам князя Адама Чарторыйского», изданным на французском языке в Париже, Браницкий сказал: «Целуйте туда, куда пожелает, лишь бы вернула вам поместья»8.