Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность - Матвей Песковский

Отзываясь с большою похвалою о семейной школе Градовского, ее порядках и учителях, Н. А. Корф с особенной любовью и признательностью останавливается на личности швейцарца Бешра, талантливого педагога. Этот добрый, умный, живой и разносторонне сведущий руководитель был не только хорошим преподавателем французского языка, но и воодушевленным товарищем детских игр, разного рода занятий на свежем воздухе и затей. Нисколько не в ущерб престижу учителя и воспитателя, Бешра умел быть ребенком с детьми, не чуждался даже строить вместе с ними мельницы на ручьях, не упуская, однако, случая сообщать им при этом и разные полезные сведения, но умея не надоедать своими поучениями. Понятно, что у такого преподавателя знание французского языка само собою переливалось в детей, и Коля, в придачу к русскому и немецкому языкам, овладел еще и французским.

Благоприятные условия воспитания в семье Градовского, особенно же грандиозные картины южнорусской природы, с ее величавостью и ширью, с ее табунами в 500 лошадей, оставили в душе ребенка неизгладимый след на всю жизнь. Эта пора жизни была особенно благоприятна для маленького Коли еще и в том отношении, что тетка, на попечении которой он находился, как сестра покойной его матери невольно воплощала в себе образ последней, – и ребенок не чувствовал своего сиротства.

К сожалению, только два года продолжался этот розовый период в жизни Коли, с шести до восьми лет. Совершенно неожиданно приехал отец и увез его с собою в Новгород, где он состоял тогда управляющим палатою государственных имуществ. Мальчик очень любил отца, сильно обрадовался его приезду, но, тем не менее, со слезами оставил школу Градовских. Жить ему в отцовском доме было тяжело. В его отсутствие умер верный и преданный друг его, няня Альберти, так что, кроме самого отца, в семье не было для него близкого человека. Своих сестер, т. е. дочерей отца от второго брака, он почти совершенно не знал. Его поселили в отдельном флигеле с немцем-гувернером. Этот последний сильно подвинул его вперед в немецком языке, так что девяти лет от роду Коля с восторгом прочитал Робинзона Крузо в немецком изложении.

Манкируя занятиями, вводя в обман Корфа-отца, гувернер-немец, однако, принес немалую пользу своему питомцу. Во время прогулок по городу он сумел заинтересовать мальчика историческими памятниками, познакомив со своеобразным и поучительным прошлым Новгорода и новгородцев, и внушил ему глубокое уважение к его древностям.

Вспоминая о своем годичном пребывании в Новгороде, барон Н. А. Корф очень симпатично очерчивает нравственный образ своего отца, наиболее памятный ему в это время. Это был человек образованный и независимый для своего времени. Не интересуясь высокими чинами, он избрал скромный род службы, чтобы приносить пользу на месте. И он действительно приносил ее. Даже спустя 15 лет после его смерти государственные крестьяне Новгородской губернии с благодарностью вспоминали о времени управления Корфа. Просителей-крестьян он принимал не иначе как в кабинете. Со своими крепостными обращался вполне гуманно. Даже в ту дикую пору крепостного разгула он не позволял себе обращаться со своей прислугой, бывшей из его же крепостных, в форме приказаний и сурово запрещал делать это своему маленькому сыну. Под влиянием примера отца барон Н. А. Корф очень рано начал думать о том, как он будет относиться к крестьянам, когда настанет его время, и что он обязан сделать для них.

Пребывание в Новгороде было последним свиданием маленького Коли со своим отцом, с которым он в возрасте десяти лет вновь расстался – и уже навсегда. После этого он всего один раз видел отца, в Петербурге, но настолько разбитого параличом, что тот едва узнал своего сына.

Год жизни Коли в Новгороде, в доме отца, окончательно убедил последнего в невозможности дальнейшего пребывания мальчика под своим кровом, и он отправил его в Лифляндскую губернию, в город Верро, где очень славилось в то время учебное заведение Крюммера. Корф-отец умер в 1847 году. Таким образом, Н. А. Корф остался круглым сиротою тринадцати лет, проведя притом все свое детство, начиная с 6-летнего возраста, в скитальчестве по разным городам и весям России, но вынеся, однако, из этого целостное и сильное впечатление русского воспитания.

Глава II. Школьные годы

Учебное заведение Крюммера; его особенности и влияние. – Неожиданный переезд в Петербург. – Резкий переход в образовательно-воспитательном отношении. – Пансион А. Я. Филиппова и личность директора. – Влияние последнего на барона Н. А. Корфа.

Школьная пора барона Н. А. Корфа протекла при таких же резких переходах, как и раннее его детство. На десятом году жизни он очутился в истинно немецком учебном заведении Крюммера, где все преподавание велось на немецком языке, где разговорным языком был только немецкий, где весь склад жизни не только учебного заведения, но и города не имел в себе ничего русского, служил точною копией германского быта.

Как ни крут был такой перелом в жизни десятилетнего мальчика, но под влиянием неблагоприятных впечатлений, оставленных в нем временем, проведенным в Москве и Новгороде, его не тянуло в отцовский дом, в котором против воли отца он чувствовал излишние стеснения и гнет. Германизированный уголок с его привольем, ширью и отсутствием гнета более всего напоминал ему семейную школу Градовских (в Волчьем),– и мальчик быстро сжился с ним и полюбил его. Сам по себе Верро как незначительный городок, но очень благоустроенный, более походил на обширное село, чем на город, вполне благоприятствуя учащимся широко пользоваться всеми условиями сельского быта и летом, и зимой.

В ту пору в учебном заведении Крюммера находилось около ста воспитанников всех возрастов – от самого младшего, находившегося под женским присмотром, до так называемых «студентов» старшего класса, непосредственно переходивших в Дерптский университет, из которых каждый имел отдельную комнату и жил совершенно самостоятельно. Такая многочисленность и разношерстность состава заведения не помешала, однако, последнему удержать семейное начало. Барон Н. А. Корф удостоверяет в своих «Записках», что в учебном заведении Крюммера он «чувствовал себя в семье… Я чувствовал себя дома, под влиянием близких мне людей, и в классной комнате главного корпуса, и в обширнейшей зале его за обедом, и там же во время воскресной молитвы, совершавшейся самим директором, при полном сборе воспитанников, под звуки органа». Такой же «теплый, семейный характер» имели и акты, происходившие в этом учебном заведении, и гимнастические праздники в огромном манеже при нем, и катанье на коньках через все озеро, примыкавшее к саду заведения, при участии учителей и дирекции. На всех этих празднествах и развлечениях присутствовали жена и дочери директора, знавшие по именам каждого из воспитанников всех возрастов.