Узорчатая парча - Тэру Миямото

– Твоя связь… В этот раз ты перешел все границы! – выпалила я. После такого мирный ход беседы стал уже невозможен. В конце концов, я была всего-навсего женщиной, к тому же совершенно незрелой. Теперь-то я понимаю это.

– Ты ведь едва не лишился жизни! Поразительно, что ты вообще выжил! – добавила я. Вы выслушали мою тираду молча, даже не обернувшись.

Хорошо помню, как я упрямо бросала Вам в спину жестокие слова. Эти статейки в газетах, набранные крупным шрифтом, эти пересуды и пересмешки даже на фирме отца… По кварталу Короэн наша домработница Икуко ходила с низко опущенной головой…

Я все больше расходилась, и голос мой невольно срывался на визг: в нем зазвенели слезы. Ваше молчание приводило меня в исступление.

– Не знаю, смогу ли я жить вместе с тобой после такого, – вдруг вырвалось у меня под конец, и я, сама испугавшись того, что сказала, умолкла. После этого заявления мне действительно показалось, что нам с Вами придется расстаться. После того ужасного происшествия я, конечно, злилась на Вас, но до того момента даже не помышляла о том, что мы разойдемся. Я молилась лишь о том, чтобы Вы не умерли, чтобы смерть пощадила Вас. Ни о чем другом я просто думать не могла. Я смотрела на Вашу спину, и мне казалось, что душа моя обратилась в осколок льда. Ну почему мы должны расстаться? Почему на нас обрушилось это несчастье, разделившее нас? И вообще, как это случилось, что мы, любящие друг друга, счастливые муж и жена, должны разлучиться? Но Вы упорно молчали. Было ясно, что Вы не намерены говорить. Я и так плохо владела собой, а Ваше упорное нежелание объясниться лишь подлило масла в огонь.

– Ты так и будешь молчать? – не выдержала я.

Лучи уходящего весеннего солнца осветили Ваше иссиня-бледное после тяжелой болезни лицо, и на мгновенье оно стало похоже на маску театра Но, освещенную пламенем факелов. Вы, наконец, обернулись. На губах у Вас играла легкая усмешка. То, что я услышала, показалось мне неслыханной дерзостью, даже наглостью. Даже теперь, когда я вспоминаю эти минуты, во мне закипает жгучая ярость. Вам следовало сказать иные слова. Но Вы произнесли именно это: «Если даже я извинюсь, – неужели сможешь простить?…»

Думаю, мы оба вели тогда себя недостойно. Сообщив, что врачи собираются выписать Вас дней через десять, я удалилась, так и не присев за все время, что я пробыла в палате. Выйдя из больницы, я побрела к воротам по асфальтированной дорожке – и тут увидела подъезжающую машину отца. Тот выглянул из окна и несколько растерянно посмотрел на меня. Он приехал в больницу тайком, но столкнулся со мною нос к носу, а потому вид у него был довольно сконфуженный. Похоже, он собирался о чем-то побеседовать с Вами. Но встреча со мной изменила его планы. Он велел мне сесть в машину и приказал водителю, Кодзакай-сан, остановиться у какого-нибудь кафе. Отец откинулся на спинку сиденья, будто ужасно устал, и без конца щелкал крышкой зажигалки, то открывая, то закрывая ее.

– Представь себе, что скаковая лошадь сломала себе переднюю ногу, – сказал он вдруг, когда мы сели за столик в небольшом кафе. – Вот такие дела…

Потом взглянул на меня с каким-то ужасным выражением на лице и добавил, что «кувшин разбился вдребезги». Я поначалу никак не могла взять в толк, что он имеет в виду не наши с Вами супружеские отношения, а Ваше положение на фирме. Когда же до меня, наконец, дошло, я осознала весь ужас ситуации. При всей любви ко мне отец всегда оставался прежде всего бизнесменом, и в Вас он видел не столько мужа единственной дочери, сколько своего преемника. У отца не было наследников, потому он возлагал на Вас большие надежды. Вам, наверное, это прекрасно известно. Он буквально «тянул» Вас в компании «Хосидзима кэнсэцу», делая все, чтобы именно Вы сменили его на посту. Само собой разумеется, некоторым в компании не нравилась эта затея. Например, вице-президент Коикэ-сан, а также его приспешники Мориути-сан и Тадзаки-сан отнюдь не приветствовали Ваше появление в «Хосидзима кэнсэцу». В то время отец планировал пробыть на посту президента еще лет пятнадцать. Через пятнадцать лет Вам – его зятю – исполнилось бы сорок два. Так я, во всяком случае, поняла. Отец сам создавал эту компанию, но со временем, по мере развития дела, фирма стала принадлежать не только ему. Изначально это было семейное предприятие: Главным директором отец поставил своего младшего брата, управляющим делами – двоюродного брата, директором головного предприятия – племянника. Но после того, как он приблизил к себе деловитого и расторопного Сигэдзо Коикэ, подняв его до вице-президента, ситуация начала постепенно меняться. И это Вам, должно быть, прекрасно известно. Можно сказать, что Вы явились для отца заветной звездой. Вы бы, наверное, поразились, узнав, скольких сомнений и колебаний стоил ему выбор мужа единственной дочери. Я и сама узнала об этом от посторонних людей лишь после того, как мы развелись. Изначально существовало мое желание – выйти замуж за юношу по имени Ясуаки Арима. Это был, как говорится, свершившийся факт. Мы состояли в близких отношениях еще со студенческой поры, и оба хотели соединить свои судьбы. Но отец не счел наши желанья достаточно веским основанием для заключения брака. Он обратился в сыскное агентство, попросив досконально проверить Вас. Причем проверкой Вашей личности занималось не одно, а целых три агентства! Вы рано потеряли родителей и росли под присмотром дяди. Похоже, это особенно тревожило отца. Я не спрашивала у него, каким был результат трехсторонней проверки, но, поскольку вопрос решился положительно, думаю, что ничего дурного они не смогли откопать. Помните, как оценивающе смотрел на Вас отец при первой встрече? Словно пытался проникнуть к Вам в сердце. Это так в его духе! Как-то я случайно узнала от одного человека, что говорил ему мой отец: мол, у этого парня много хороших человеческих качеств, но не знаю, насколько он соответствует требованиям, предъявляемым к бизнесмену; и поскольку я выбираю не мужа для дочери, а преемника для президента «Хосидзима кэнсэцу», то не имею права на скоропалительное решение… Другому знакомому отец откровенно признался, как же мучительно трудно дается ему этот вопрос.

Учитывая, что он привык решать все практически единолично, не советуясь с кем бы то ни было, это было довольно странное заявление. Можно сказать, что он благословил наш брак потому, что принял решение вверить «Хосидзима кэнсэцу» постороннему человеку по имени Ясуаки Арима, не связанному с нашей семьей кровными узами.

Сидя в кафе и затягиваясь сигаретой, отец сказал: «Он мужчина, а поэтому ничего страшного не случилось бы, измени он тебе пару раз. Но то, что он сделал, – это уж чересчур». Отец глубоко вздохнул. Метнул на меня сердитый взгляд и опять завел разговор о том, что «лошадь сломала ногу», а «кувшин разбился вдребезги». Было ясно, что возврата к прежним отношениям уже не может быть.

В тот вечер к нам в дом пришел незнакомец. Отец уехал в Токио по служебным делам вечерним экспрессом «Синкансэн», и мы с Икуко остались одни. По домофону посетитель представился как отец Юкако Сэо. Мы с Икуко переглянулись, не зная, стоит ли принимать этого человека. В доме только женщины, час поздний, мужчина совершено незнакомый – все это рождало сомнения. К тому же какое дело может быть ко мне у отца покойной Юкако Сэо?… Но мы все-таки впустили его в дом.

Пройдя в гостиную, старик (вообще-то по годам его нельзя назвать стариком, но маленький, с седыми волосами, он выглядел крайне старообразно) принялся смущенно благодарить за честь и все никак не мог остановиться, потом, странно скривив изрезанное глубокими морщинами лицо, стал извиняться за случившееся. Высказавшись, он умолк и низко-низко опустил голову. Я не знала, что и ответить, потом пробормотала что-то вроде того, что хорошо понимаю, как ему тяжело после кончины дочери. Сначала я опасалась, что отец Юкако Сэо начнет допытываться, что, да как, и почему, но, увидев его простодушное лицо и незатейливые манеры, я поняла, что страхи мои напрасны. Видимо, он решил, что будучи отцом женщины, совершившей такой ужасный поступок, он не может уехать, сделав вид, что ничего не случилось, и пришел принести свои извинения. Старик рассказал, что сегодня как раз сорок девять дней со дня смерти дочери, и потому он заказал в Киото немудрящую поминальную службу, а вот теперь собрался домой. Он посидел на диване, помаргивая маленькими глазками, и вдруг произнес: «Вот уж не думал, что у Юкако с господином Арима дойдет до такого!» Мне это показалось несколько странным, и я спросила: «Так Вы давно знаете Ариму?» В ответ старик поведал историю, которая привела меня в некоторую растерянность. Из его слов выходило, что Вы и Юкако Сэо какое-то время учились в одном классе средней школы. Похоже, старик и сам вспомнил об этом совсем недавно, поскольку на допросах в полиции ни словом не обмолвился, видно, запамятовал. Оказывается, когда скончалась Ваша матушка, а через короткое время за ней последовал и отец, Вы жили у родственников в городке Майдзуру, прежде, чем Вас забрал к себе дядя. Тогда Вы учились в средней школе. В Майдзуру Вы прожили каких-то четыре месяца, а потом возвратились в Осаку. Но эти несколько месяцев Вы ходили в местную школу, где и познакомились с Юкако Сэо. Однажды Вы даже побывали у нее дома. Ее родители держали табачную лавочку, семья и жила при ней. Уехав в Осаку, Вы изредка обменивались с Юкако письмами. Старик рассказал, что после окончания школы дочь перебралась в Киото и работала в универмаге. «Я-то думал, что она так и трудится там… Из-за чего она умерла? Даже посмертной записки никому не оставила…» – сказал он. И снова принялся извиняться, еще ниже опустив голову. Мол, его дочь не только разрушила нашу семью, но и едва не лишила жизни моего супруга, так что он, отец Юкако, даже не знает, какими словами просить у меня прощения.