Сатана в Горае. Повесть о былых временах - Исаак Башевис-Зингер

Горай, старый еврейский город, было не узнать. Когда-то здесь шла спокойная, налаженная жизнь. Мастера и поденщики работали, купцы вели торговлю. Зятья получали в доме тестя пропитание и могли изучать Тору. Мальчики ходили в хедер, а к девочкам приходили учительницы. И за всем присматривали большие люди во главе с реб Элузером Бабадом. Стоило кому-то согрешить, как его тут же вызывали на суд к раввину. А если он не подчинялся решению суда, били палками или приковывали цепью к позорному столбу у синагоги. По четвергам и пятницам нуждающиеся ходили с сумой по домам. По субботам у каждого на столе были свежий хлеб и мясо, рыба и овощи. Для бедной невесты община собирала приданое, девушку выдавали за сироту или за вдовца, и семья не один год могла жить только за счет свадебных подарков. Потом муж начинал заниматься каким-нибудь ремеслом в городе или уезжал на заработки, получив от общины сопроводительное письмо. Не все, конечно, шло гладко. Бывало, муж с женой ссорились и ехали разводиться в Янов, ведь у реки в Горае было два названия, и не знали, какое из них писать в разводном письме. Случалось, человек уезжал и пропадал без вести, а его покинутая жена даже через много лет не могла выйти за другого, потому что никто не знал, умер или жив ее пропавший муж. Каждый раз перед Пейсахом вспыхивала ссора. Пшеницу для мацы община отдавала на откуп кому-нибудь из уважаемых людей, а он подмешивал в муку отруби. Все его проклинали, но через год происходило то же самое. На Симхас-Тойру в синагоге портных всегда случались драки, а погребальное братство напивалось и колотило посуду. Пару раз в год бывали эпидемии, и могильщик Мендл зарабатывал несколько злотых. Но ведь такое происходит всюду. С мужиками из окрестных деревень жили мирно, а в самом городе христиан почти не было: один следил за баней, другой выполнял по субботам разные поручения, да еще несколько жило на окраинных улочках за высокими заборами, чтобы не слишком бросаться в глаза. Правда, перед христианскими праздниками евреи продавали вино бочками.

На ярмарки в город съезжалась вся округа. Ржали лошади, мычали коровы, блеяли козы. Лошадиные барышники, здоровенные еврейские парни, зимой и летом в ватных камзолах и мохнатых овчинных шапках, хлопали по шее разгоряченных жеребцов, покрикивали, как деревенские мужики, низкими, хриплыми голосами. Мясники, с острыми ножами за поясом, с окровавленными руками, тащили за рога упиравшихся быков, уже негодных для плуга. В амбарах, доверху набитых зерном, пировали разжиревшие мыши. Шинкари разбавляли водку целыми ведрами воды. Простолюдины веселились на свой лад. Танцевали с деревенскими девками, сидели в корчме на полу, распевали, присвистывая, похабные песни. Девки визжали, парни бились на кулаках. Чем только евреи не торговали! Цветастым ситцем на женские платья, баранками и калачами, детскими игрушками, сапогами, пряностями и орехами, гвоздями, лемехами и прочим железом, будничной и праздничной одеждой, колотушками для ночных сторожей и масками, в которые гои рядятся на Рождество. Хотя реб Бинуш не раз запрещал торговать тем, что связано с церковью и христианскими праздниками, евреи все равно втихаря продавали трефные молитвенники в деревянных переплетах с позолоченными застежками, восковые свечи и даже лики святых с нимбами. Где-то в задних рядах стояли малочисленные горайские гои, продавали кроваво-красную колбасу и белое свиное сало, похожее на жир, из которого делают свечи. Бывало, заезжий шляхтич зажимал с отвращением нос и бормотал:

— Господи Иисусе, что они жрут… За милю воняет!..

К вечеру крестьяне разъезжались. Пьяные мужики валялись в канавах, бабы вытаскивали их оттуда, ставили на ноги и за ухо волокли домой. Просторная, круглая площадь была полна мусора, конского навоза и уютных деревенских запахов. В еврейских домах зажигали масляные лампы, свечи, лучину. Довольные женщины в широких фартуках с глубокими карманами, поплевав на ладони, чтобы не сглазить, пересчитывали медные монеты и клали их в горшки, а кто-то не считал, ведь благословение не приходит на то, что сосчитано. Много нужд у горайских евреев. Кто-то должен содержать зятя, чтобы он мог изучать Талмуд, кто-то должен купить подарок к свадьбе дочери. Нужны атласные кафтаны и крытые бархатом шубы на праздник, меховые шапки и женские чепчики, чистая мука для мацы, турецкие талесы с длинными кистями, ханукальные светильники из золота и серебра, шкатулки для благовоний, чтобы украсить заповеди. Требовались деньги, чтобы задабривать жестоких и жадных помещиков и уберегать себя от наветов. Не раз приходилось отправлять ходатая в Люблин. Опять же общинные дела. Надо содержать раввина с помощником, казначея, синагогальных служек и ешиботников, богадельню, микву и баню. Сколько раз Горай, эта дыра, выручал деньгами другие общины, пострадавшие от грабежей или пожара!

В те времена реб Бинуш был в Горае царем. С легкими вопросами шли к его помощнику. К самому раввину приходили только с трудными, а также на суд. Реб Бинуш закатывал рукава шелкового кафтана, вникал в дело и выносил приговор строго по закону, не считаясь ни с кем. Нередко по пятницам служка Гринем ходил по городу, стучал в ставни и предупреждал, что миква сегодня нечиста и к женщинам, вернувшимся после омовения, прикасаться нельзя. Случалось, реб Бинуш только потом понимал, что ошибочно признал скотину кошерной, и полгорода било глиняную посуду и прокаливало на огне металлическую, выливало суп и выбрасывало мясо.

Теперь Горай обеднел. Лучших, крепких хозяев перебили, осталась только молодежь да женщины. Хотя в стране и установился какой-то порядок, страх не проходил. Хуже всего было то, что именно сейчас, когда надо было держаться вместе, каждый шел своим путем, не желая поддерживать других. Сколько реб Бинуш ни собирал народ в синагоге, люди дремали или смотрели в потолок. Ничего не получается, никому ничего не надо, даже слова не с кем сказать. Конечно, у реб Бинуша были сыновья, но сейчас он ненавидел их больше, чем когда бы то ни было. Ойзер, пустая голова, целыми днями торчит на кухне оборванный, грязный. Играет с детьми в волка и козу или препирается с матерью, почему она не дает ему поесть того, что он любит. Лейви с женой, злые на весь мир, сидят запершись в своей темной комнате, и кажется, что они, как два огромных паука, плетут ядовитую паутину, чтобы кого-нибудь поймать и высосать кровь…

Глава 5

НЕОБЫЧНЫЕ ГОСТИ

Слухи о том, что времена Мессии приближаются, понемногу пробудили затерянное среди гор местечко.

Некая женщина, уже несколько лет ездившая по стране в поисках пропавшего мужа, рассказала, что вся Польша говорит об избавлении. В пустынях Святой Земли стали расти деревья, приносящие чудесные плоды, в ее соленом море вдруг появились золотые рыбы. Странница ходила из дома в дом. Ее лицо было морщинистым, как капустный лист, но на нем блестели молодые черные глаза. Атласные ленты пламенели на высоком чепце, позвякивали длинные серьги в ушах. Без устали разносила она утешительные вести. В каждом доме пробовала варенье, которое наварили за лето расторопные хозяйки, громко сморкалась, широким шелковым рукавом вытирала слезы, блестевшие на ее увядших щеках и падавшие на широкополую бархатную шубу. От женщины пахло пряниками и весельем, дальними еврейскими городами и добрыми известиями. О Стране Израиля она рассказывала так, будто только что оттуда вернулась, говорила, что Святая Земля, еще недавно тесная, узкая, как ссохшаяся шкура оленя, с каждым днем становится все больше, все просторней. Мечети проваливаются сквозь землю, и турки бегут оттуда или принимают еврейскую веру, пока не поздно. Даже польские паны стали оказывать милость евреям, засыпать их подарками, ведь они тоже слышали, что сыновья Израиля скоро возвысятся над всеми народами. Женщины толпой ходили за странницей, не уставая расспрашивать ее, и она отвечала, вставляя словечки на святом языке, как мужчина. Она молилась в синагоге во весь голос, и стали даже поговаривать, что она носит талес. Богачи давали ей золотые монеты, и она аккуратно, не спеша завязывала их в платок, будто собирала деньги не для себя, а для кого-то другого. Когда реб Бинуш узнал о ней, он послал служку, чтобы тот привел женщину к нему, но было слишком поздно: она уже сидела в санях, готовая к отъезду. Ее укутали платками, укрыли ноги соломой. Дали в дорогу пирога и кувшинчик вишневой наливки. Ее длинный, горбатый нос покраснел от мороза и благочестия. Женщина сказала:

— Передайте раввину, что мы с ним, даст Бог, встретимся на Святой Земле… У ворот Храма…

Странник, который из года в год появлялся в Горае еще до резни, поведал, что на Волыни евреи от радости танцуют на улицах. Домов больше никто не покупает, а шубы и тулупы повыбрасывали, ведь в Стране Израиля всегда тепло. Свадьбы откладывают, чтобы сыграть их в Иерусалиме. В Нароле все учат Иерусалимский Талмуд, а в Модлибожице один богач раздал беднякам все свое добро.