Фабрика звезд по-русски - Дмитрий Серебряков

Опять выручили коллеги с «Радио-Стиль». Ведущий передачи «Хроника происшествий» знал всех и вся в учреждениях, которые соответствовали духу радиопрограммы. Звонок в областную ГАИ — и пожалуйста: Чертков Александр Иванович, 1970 года рождения, проживает в городе Москве, работает водителем ЗИЛ-131 в строительно-монтажном управлении номер такой-то, домашний адрес, телефон…

— Спроси, кто погиб вместе со Снегиревой, — внезапно вспомнил Совин.

— Да, Василий Сергеевич, — среагировал журналист, — а как звали хозяина машины? Ну, того, который погиб вместе со Снегиревой. Не погиб? Записываю… Ага. Ага. Спасибо. До свидания.

Непогибшего друга Марины звали не Олегом.

Владимир Борисович Глебов. Коммерсант из Москвы. Тридцать пять лет. Адрес, телефон. Судя по характеру полученных травм, стал инвалидом. Из владимирской больницы его забрала жена через полтора месяца после катастрофы.

Дмитрий поблагодарил коллегу и двинулся осматривать город. Золотые ворота, Успенский собор, Дмитриевский, музей в бывших архиерейских палатах…

Вернулся часов в десять вечера, ближе к полуночи полез в сумку и вот тут-то и выяснил, что в бумагах кто-то рылся.

Серьёзно загрустил. С тем и заснул.

Вечер четвёртый

СРЕДА, 6 МАЯ

Надо было что-то решать. К этой простой мысли Совин пришел еще во Владимире. Он выехал из Владимира утром, как следует отоспался в автобусе, побродил по магазинам, чтобы купить каких-нибудь продуктов, принял ванну и теперь сидел, наслаждаясь пивом с воблой. На экране включенного телевизора что-то происходило с крутым Уокером. Кого-то он бил ногой в живот, решая тем самым различные американские проблемы.

Совин решал свою. Одну, но большую проблему: что делать дальше со свои самодеятельным расследованием.

Продолжение не сулило ничего хорошего. Если некто решил, что расследование мешает его денежным интересам, то Совина ждут события, назвать которые неприятностями можно только в шутку. Разум подсказывал, что дальше углубляться не стоит.

За «делом Снегиревой» стояли большие деньги и очень серьезные люди. Эти шутить не будут. И если потребуется остановить доморощенного следователя, остановят наиболее эффективным способом. Иллюзий на этот предмет Дмитрий не питал. Силы были явно неравны.

И Совин как разумный человек решил отказаться от мысли продолжать начатое во Владимире расследование…

Вечер пятый

ПЯТНИЦА, 8 МАЯ

«Ну и рожа у тебя, Шарапов!» — глядя на себя в зеркало, отметил Совин словами Жеглова — Высоцкого из знаменитого приключенческого фильма. Прихватил пальцем мазь из обнаруженного в аптечке тюбика и бережно смазал глубокие царапины на левой щеке. Синяк под правым глазом смазывать не стал — бесполезна. Еще раз скептически осмотрел свою «рожу» и, нехорошо ругаясь при каждом шаге, начал передвигаться в сторону кухни. Само собой разумеется, пить чай и думать…

Шестое и седьмое мая Совин провел с любимой женщиной. Восьмого с утра она поехала к матери, где и собиралась провести праздники.

Они познакомились два года назад. К так называемой тусовке Татьяна, к счастью, никакого отношения не имела. Работала она в одно научно-исследовательских институтов в отделе по контактам с иностранцами. На очередной презентации Татьяна оказалась случайно: у ее подруги пропадал пригласительный билет, припасенный для приятеля, который именно в этот вечер оказался в командировке.

Обменялись парой замечаний, потом разговорились. Она сразу понравилась Дмитрию, и он от нее не отходил. Подруга тактично затерялась в толпе гостей и журналистов.

Совин проводил ее до дома, они обменялись телефонами.

Через день Совин позвонил. Через месяц сказал «люблю».

Ещё через месяц услышал «люблю» от неё.

Совин жил у Татьяны неделями, приносил ей зарплату, занимался хозяйственными делами в доме, но предложения не делал. Иной раз, нечасто, только когда работа требовала сосредоточиться, уезжал жить в свою однокомнатную квартиру. Но выдерживал не больше трёх-четырёх дней и возвращался. Он был по-настоящему счастлив…

Весь день восьмого мая он бродил по Москве. Посидел в кафе, зашел в кинотеатр на гремевшего «Титаника». Короче — наслаждался ничегонеделанием. Видеть никого почему-то не хотелось.

К вечеру двинул к себе домой, на «Щелковскую»…

Его ждали в подъезде. Из темноты вылетел кулак и четко вписался в скулу. Потом ударили сзади по почкам. Потом ещё раз спереди — в солнечное сплетение. Потом, уже лежащего, несколько раз пнули. Хорошо, что он успел принять грамотную позу — скорчился, закрыл голову руками. Сознания не терял, оттого и смысл произнесенных слов воспринял четко. Типа «прошу», как говаривал Жванецкий. В переводе с непечатного на обычный русский язык они звучали как дружеский совет не интересоваться чужими делами. Новые друзья, правда, оказались какими-то неласковыми, не захотели остаться на чай и довольно быстро ушли.

Дмитрий кое-как поднялся на четвереньки, потом, держась рукой за стену, встал на ноги. Сильно тошнило. Каждый вдох отдавался болью во всем теле. Окружающая действительность приобрела размытые очертания. Совин, с трудом передвигая ноги, поднимался по лестнице. И черной завистью завидовал героям боевиков и триллеров. Еще бы! Их так бьют, а они находят в себе силы вставать и последним ударом отправлять на тот свет главных злодеев. А потом красиво идти в сторону восходящего (вариант — заходящего) солнца…

Ключ с трудом нашел замочную скважину, рука с трудом этот ключ повернула, и Дмитрий практически ввалился в прихожую. Кое-как запер дверь. Прислонясь к ней побитой спиной, медленно разделся, бросив одежду на пол. Прошлёпал босыми ногами в ванную и встал под душ. Сначала горячий, потом — нанедолго — холодный. Снова горячий.

С трудом перелез через бортик ванны, кое-как промокнул полотенцем капли воды. Критически посмотрел на побитое тело.

И серьёзно обиделся.

Совин очень серьёзно обиделся. Во-первых, получил в морду. Во-вторых, без достаточных на то оснований, потому что от дела уже отказался. Оправдывало неизвестных «друзей» только то, что они об отказе знать не могли. Оттого, наверное, и устроили эту «дружескую» встречу.

Обиделся Совин и на себя. Потому что не смог посопротивляться даже для виду.

И снова Дмитрий вернулся к проблеме, которую обдумывал прошедшим вечером. То есть: что делать дальше со своим самодеятельным расследованием.

Совин терпеть не мог принуждения. И в случае, когда считал себя правым, мог пойти на конфликт с кем угодно, с начальником любого ранга. Вплоть до увольнения с работы. Понятно, не начальника.

Здесь случай иной. Речь шла не о работе. Но принцип был тем же — принуждение. Причем в особо грубой форме…

Сорокатрёхлетний Дмитрий Совин был человеком общительным. Родился и прожил пятнадцать лет на севере, в городе Котласе Архангельской области. Позже отца перевели работать в Москву. Здесь Дима закончил школу, учился в институте, менял места работы, увлекался многими вещами и друзей имел множество. Пути друзей то сходились, то расходились. Но они друг друга из виду не теряли. Встречались нечасто, но то и дело перезванивались, вместе отмечали праздники, ездили на рыбалку, иной раз собирались в какой-нибудь кафешке, чтобы просто посидеть, поболтать о том, о сём.

Жизнь в период начала строительства капитализма перевернула все. Кто подался в бизнес, кто — в бандиты, кто — в политику, кто — в правоохранительные органы. И везде друзья и знакомые Совина занимали не последние посты — в возрасте «за сорок» каждый уже заработал себе положение. Шла нормальная смена поколений — уходили старики, на их место приходили те, кто помоложе. Сейчас было время совинского поколения. Так что в случае неприятностей Совину всегда было к кому обратиться. Иной раз и обращался, но старался делать это пореже. Похоже, что сейчас настал ещё один «иной раз»…

Дмитрий выключил чайник, налил себе чаю. Поднялся, доковылял до ванной, снова критически осмотрел лицо. Постоял, раздумывая, и произнес: «Ну, гады, коли вы так, я вас достану!» Наверняка кому-то в этот момент икнулось…

Особенностью характера Совина было то, что он редко отступался от принятых решений.

Чай — и спать. Побитые мышцы просили отдыха.

Вечер шестой

СУББОТА, 9 МАЯ

Вопрос. Почему его били? Хотя это не вопрос. В подъезде ему на него ответили «по-дружески» чётко и недвусмысленно. Не следует интересоваться гибелью Марины Снегиревой.

Но почему не следует? Что стоит за гибелью Снегиревой?

Почему она погибла? Или поставим вопрос по-другому. Что знала в своем провинциальном Владимире скромная и безобидная женщина такого, из-за чего её убили?