Sindy rella - Андрей Сергеевич Прокопьев

день, и через неделю, и через девять месяцев. Когда она родила девочек двойняшек, дала им красивые аристократические имена и фамилию отца, и сама стала величаться его именем.

Сцена пятая. Вдовец и послушная девочка

Вдовец и осиротевшая девочка проводили миссис Релла в последний путь. После печальных известий маленькая Синди не проронила ни слова. Мрачный взгляд голубых глазок наполнялся слезами всякий раз, когда она вспоминала, счастливые минуты. Уже сейчас ей казалось, что это было очень давно, и слабо верилось, что когда-то она снова сможет впустить радость в своё сердце. От этого становилось лишь больнее.

Похоронить Вивиан было принято поодаль поместья, у большого развесистого дуба, под которым она любила сидеть, играть с дочкой, читать ей занимательные истории, давать наставления по жизни. Ветви могучего дерева свисали практически до земли, прикрывая её тяжёлой листвой, это место и стало её последним пристанищем. Яркое солнце пробивалось сквозь густую зелень, освещая собой свежую могилу. Мистер Релла сухо прочитал молитву, вбил самодельный крест и повязал его основание цепочкой с карманных часов супруги, стрелки которых замерли на сегодняшний полдень. После чего не спеша удалился, оставив девочку проститься наедине. В голове Синди кружилось множество слов, но она никак не могла подобрать подходящие, чтобы выразить то, что испытывает на душе. Тонкие пальчики сдерживали изящную ветвь лещины с тремя орешками на ней. Она чуть присела и возложила веточку на могилу, после чего тихонько ушла.

Отец старался не проявлять слабость на глазах дочери, что давалось ему слишком тяжело, поэтому решил посвятить всё свободное время работе. На его радость горожане будто нарочно ломали механизмы и несли их мастеру. Часовщик не отказывал никому, и даже за мизерные гроши, что мог самый склочный житель, неизменно брался за работу. Стоит сказать, в деньгах он нуждался меньше всего, ведь за время работы сумел сколотить хорошее состояние. В былые дни люди самых разных чинов обращались к нему, и пиком его гордости являются драгоценные часы, созданные лично для монарха. Хоть мистер Релла не знал наверняка пришлись ли они королю по нраву, но до него доходили сплетни, что Его Величество рад подарку от маститого мастера, что, несомненно, вызывало горделивую улыбку. По роду работы он также часто отлучается из дома, уезжает в далёкие города в поисках необходимых деталей, там же знакомится с людьми, до которых уже дошла его слава, и, конечно, требуют смастерить часы лично дня них. Вот и сейчас пришло время снова отправиться в дорогу.

— Моя милая Люсинда, моё сокровище… — от добрых снов отца девочка поёжилась и дрогнула. Так, её называла мама, когда злилась за непослушание, неусидчивость при музицировании или чтением поэзии. Строгое «Люсинда» всегда действовало безотказно, и юная ученица тут же собиралась и продолжала занятие, что проводила миссис Вивиан. Сейчас же, внутри что-то затрепетало в груди и поднималось всё выше, не давая вдохнуть, а на глазах наворачивались слёзы… — даже когда я буду очень далеко от тебя, знай, я всегда рядом… — мистер Релла легонько дотронулся до румяных щёчек дочки, погладил и приобнял её. Синди же прижалась к отцу всеми силами, что могла вложить в свои объятия. Она не хотела плакать и просить папу остаться, так как знала, что этого не случится. Мужчина крепче обнял девочку, ну тот же тихонько прошептал: — Пора…

Странствие часовщика продолжалось уже больше месяца. Неудобные повозки, шедшие по ухабистым дорогам ему, казались уже настолько родными, что, когда удавалось останавливаться в постоялом доме, в удобной кровати и никак не мог уснуть без тряски и качки. Непостоянные ночлежки вызывали только большую тоску по дому, и как бы радушно ни встречали его хозяева, никому не удавалось приблизиться к тому уюту, которое создавала для него супруга… и только после осознания невосполнимой утраты, старался отпустить настигнутые мысли прочь и уснуть как можно быстрее. Одной из таких хозяек оказалась миловидная леди, которая всеми силами старалась угодить, поняв, какого ранга гость заехал к ней. И хоть постоялый дом был довольно мрачным, повидавшим благие времена, она собрала всё самое лучшее, что могла подыскать, чтобы достопочтенный мистер был доволен. Две юные помощницы крутились рядом, и в угоду строгой матери, всегда были на подхвате.

Массивный деревянный стол, покрытый самодельной кружевной скатертью, был накрыт на манер столичных приёмов. Чашки и блюдца хоть и выполнены из дорогого фарфора, сколами и исшарканными цветочными узорами выдают истинный возраст. Блёклые фиалки изящно огибали кайму столового сервиза, отводя трапезника на благоухающие прогулки в дворцовых садах. Маленькие чашки с горячем чаем, с потускневшими позолоченными ручками, представлялись как ледяные озера, которые так приятно дарят прохладу. Хозяйка пансиона стояла поодаль накрытого стола и любезным взглядом приглашала гостя присесть. При тусклом свете свечей её бордовое платье было сложно рассмотреть, но даже с другого конца комнаты были заметны множественные декоративные элементы, драпировки с кружевом и россыпью украшений. Блестящие каштановые волосы с вкраплением седины, были собраны в высокую причёску, и лишь небрежные локоны, выбивающиеся из общего строя, выдавали вчерашний срок парикмахерского убранства. Мистер Релла пристально глядел на изящную тонкую даму, мучая себя, стараясь подобрать слова для начала диалога, но никакие, даже самые элементарные вопросы не приходили на ум. Тогда же, инициативу перехватила женщина с искрящимися глазами: — Не каждый час в наше захолустье приезжают высокопоставленные и многоуважаемые лорды! — голос её был тонок и лёгок, словно ненавязчивая беседа, она сразу решила разузнать всё о новом госте.

— Хо-хо, леди! Это вы обо мне высокого мнения! — слова хозяйки неизменно смогли расположить к разговору, а причастие своей личности к лордам не могла не приободрить нрав и достоинство зажатого мужчину. — И хоть я не крайний слева, и далеко не последний среди всех, до королевской знати мне далеко! — воодушевление росло с каждым словом, и вот, казалось, что часовщику уже и не нужен был оппонент для диалога, он сам без промедления выдал о себе всё как на духу. Женщина успевала только кивать и восторженно вздыхать и восхищаться, когда тот делал небольшие паузы. Последним фактом из жизни он поведал о скоропостижной смерти супруги и юной дочери, что ждёт его в большом доме.

— Мистер Релла, простите меня за моё извечное любопытство… — леди нарочито стала оправдываться за то, что ей пришлось услышать, и хоть мужчина пытался высказаться, что разговор не привёл его чувству неловкости и воспоминаниях о недавней потере, Маргарет извинилась ещё несколько раз и выразила соболезнования. После этого оба замолчали. Лишь спустя минуту, она первая