Мастерица Ее Величества - Карен Харпер

– О моя дорогая! – воскликнул Кристофер и поцеловал мне руку, словно он был благородным рыцарем, а я – его дамой. – Артур, – обратился он к мальчику и потрепал его по голове, так что волосы стали похожи на птичье гнездо. – Джил, – он кивнул и похлопал моего зятя по плечу. – Я возвещаю вам великую радость, как говорится в Евангелии.

Этот человек всегда был весел, если у него были слушатели, хотя, как ни странно, в последнее время он не мог развеять мое мрачное настроение. Он не разделял моего горя и утешал меня тем, что мы просто заведем другого сына вместо Эдмунда, если я соглашусь выйти за него. Но Кристофер не только был другом моего мужа, он знал моего отца, Саймона Ваксмана, что для меня много значило, потому что я обожала своего утонченного и талантливого, постранствовавшего по миру предка. Ребенком я страшно хотела путешествовать вместе с ним, но мало где бывала за пределами Лондона.

– Скажите нам, господин Гейдж, пожалуйста! – просил Артур.

– Мне сходить за Мод? – спросил Джил.

– Разумеется, – ответил Кристофер. Но как только мой зять вышел из комнаты, он сообщил нам: – Свечных дел мастера приобрели землю для нового места собраний Гильдии за Мейден-лейн, там, где сейчас стоит таверна «Петух На Воротах». Бог мне судья, место отличное, не хуже, чем у членов старших гильдий, и мы построим там великолепный холл для собраний. Это даст нам возможность сблизиться с гильдиями, которые находятся под патронажем аристократии или королевской семьи, наподобие вышивальщиков или галантерейщиков, и отдалиться от тех, кто делает сальные свечки для бедных – вонючие и грязные, – сказал он, сморщив нос.

– Есть люди, которые могут позволить себе только такие свечи, – возразила я. – Я знала одного или двух людей, которые всю жизнь откладывали деньги, чтобы купить наши хорошие свечи для своей траурной процессии и для службы во спасение душ дорогих им умерших.

Он еле заметно покачал головой и продолжал:

– Вдобавок король Генрих[6] даровал нам новый девиз, «Истина – это Свет», вместо прежнего: «Верность связывает меня», принадлежавшего королю Ричарду[7], упокой, Господи, его йоркистскую душу. – Он понизил голос и быстро перекрестился. – А в довершение всего, у гильдии должен быть новый герб, и художник хочет, чтобы ты позировала для него, Верайна!

– Я… это замечательно, но кто он, этот художник? – спросила я, чувствуя, что слишком много незнакомых людей касалось сегодня струн моей жизни, хотя я была щедро вознаграждена. Кроме того, я предпочла бы создавать образы, а не быть одним из них. Мне в самом деле хотелось быть художником, как мой отец, а не просто ремесленником.

– Это итальянец, который как-то покупал у тебя вотивные свечи. Я думаю, он случайно зашел в твою лавку. Ты рассказала ему, что твой отец был в Италии, и вы обсуждали восковые статуи, которые заказывали богатые итальянцы, чтобы затем одеть их в одежды покойного, добиваясь полного сходства. Это единственный способ стоять у священного алтаря, чтобы заискивать перед Святой Девой и другими святыми, а? – сказал он с резким смешком. – Но если такая мода привьется у нашей королевской семьи и аристократии, боюсь, цены на воск взлетят.

– Ты хочешь сказать, что художник – это синьор Фиренце? – Мне наконец удалось вставить слово. – Но почему он не обсудил это со мной, когда был здесь?

– После того как он увидел тебя, ему, разумеется, нужно было получить разрешение совета гильдии.

– В том числе твое?

– Я буду горд видеть прекрасное лицо своей будущей жены на нашем новом гербе.

– Значит, вы точно поженитесь? – спросил Артур, в то время как Мод и Джил входили в комнату.

– А, это и есть новость? – воскликнула Мод, захлопав в ладоши, ее лицо просияло.

– Нет, – возразила я. – Новость в том, что мы добились успеха. Кристофер рассказал о новом месте для холла собраний гильдии и о нашем новом гербе и попросил меня позировать для него.

– Да, это все прекрасно, – отозвалась Мод, но вид у нее был уже не такой восторженный. Она моя младшая сестра, и, думаю, ей годами приходилось слышать, как я красива, как умна, а я‑то просто хотела, чтобы она любила меня. А теперь я была хозяйкой лавки, я родила двух детей, а она так стремилась завести собственного, и ее зеленоглазая зависть[8] воздвигала между нами незримый барьер, который мне хотелось каким-то образом разрушить.

Как обычно, чтобы оставить нас с Кристофером наедине, Джил и Мод увели Артура. Я предложила Кристоферу пройтись к огороду в конце двора, но он легонько толкнул меня на табуретку, а сам, опираясь на прилавок, воздвигся надо мной.

– Есть одна вещь, которую мне не хотелось говорить при твоей семье, потому что только ты должна решать, как поступить, – сказал он. – Совет гильдии постановил, что ты должна перестать вырезать и продавать эти свечи с ангелами, пока мы не установим цены и не примем решения о том, как их распространять.

– Но я предлагаю их только проверенным клиентам… и один раз, когда скорбящая мать заметила эти свечи на полках, но у нее не было денег купить…

– Послушай меня! – воскликнул он, ударив себя кулаком по колену, словно пытаясь изобразить раздражение, примерно так, как маленький Эдмунд, когда хотел добиться своего. – Ты не обращаешь внимания на мой совет. Дорогая моя, ты знаешь, что совет гильдии устанавливает все цены, и ни одна лавка не может назначать свои, иначе наше сообщество ослабнет.

– Но я… любая женщина… я не могу стать членом гильдии, сейчас в расчет входит только Джил. Я хочу принести в дар, сделать пожертвование в братскую гильдию Святого имени Иисуса при соборе Святого Петра. – Мне был невыносим собственный вкрадчивый голос. Мне хотелось обладать большей силой, чтобы вести с ним переговоры, когда речь идет о работе. Во всяком случае, я не сказала ничего больше.

– И поэтому, разумеется, я тоже нужен тебе, – сказал он, наклоняясь и беря мои ладони в свои. – Конечно, ты все еще должна отчитываться перед гильдией, поэтому я расскажу им, как ты трудишься одна после смерти Уилла, чтобы содержать эту мастерскую в порядке и пользоваться благосклонностью гильдии.

Да, подумала я, если мы поженимся, этот человек будет владеть третью моих средств. Мало того что я дам обет повиноваться ему как супруга – моя лавка и мои деньги окажутся под его руководством. До совершеннолетия Артура в пятнадцатилетнем возрасте или до тех пор, пока отчим не решит, что мальчик вырос, Кристофер сможет контролировать другую треть этой лавки и наших семейных сбережений, которые теперь, после смерти Эдмунда, предназначены только Артуру. Ручаюсь, он сумел бы неплохо вести дела, но я не была готова доверить ему ни все это, ни саму себя. Ни этот влиятельный, ненасытный человек, ни кто-либо другой не могли сейчас склонить меня к замужеству, и причиной тому была утрата как мужа, так и сына.