Зять - Борис Екимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих мыслей стало нехорошо. А потом пришло отчетливое: надо, пока не поздно, действовать. Думать и делать, а не вздыхать, словно красная девица.
Он поднялся с ветхого крыльца и пошел - сухощавый, высокий, прямой. Лишь поднялся - сразу пришло разуменье, что к чему и как. Рисковое... Но было что ставить на кон. А главное, нет выбора.
Костя зашел домой, взял ключи от склада-ангара, предупредил:
- Не расходитесь. Собрание буду проводить.
В складе он пробыл не очень долго - дверь оставил распахнутой - и, вернувшись к себе во двор, позвал:
- Пошли со мной. Все пошли, все... И ты, бабуня...
Решительно шагала Мартиновна, ступая тяжко; рядом ковыляла иссохшая от жизни Макуня, костыликом подпираясь; Раиса шла с мальчонкою на руках. И Костя - чуть в стороне и сзади, словно старшина, неулыбчивый, строгий. Казалось, вот-вот раздастся команда: "Ать-два! Ать-два! Левой!"
Дверь склада была открытой.
- Заходи! - приказал Костя.
Вошли. Костя последним. Он запер дверь, накинув крючок. Вспыхнули яркие лампы. И Мартиновна охнула:
- Губить будет...
Она первой углядела лестницу, табуретку и веревку с петлей под поперечною балкою. Никакая Лелька тут не услышит, никакой участковый. Видно, пришла пора помирать. И когда поняла это Мартиновна, то ватными сделались ноги, онемел язык.
- Значит, я - абманат? - спросил Костя. - Обмануть вас хочу? Миллионы украсть? Забирайте эти миллионы! - возвысил он голос. - Набирайте золота, дом купите, нового зятя... и отца ему. - Он шагнул к сынишке, к Володе, которого держала на руках растерянная Раиса, поцеловал его и так же ровно пошел к табурету, влез на него, надел петлю на шею, качнулся и вышиб из-под себя ногой опору.
Табурет покатился к стене, а сам Костя, тело его начало биться. Он вытягивал и вытягивал шею, словно что-то еще хотел сказать, но уже не мог. Страшно открылся и запенился рот в немом раздирающем крике. Выпученные глаза безумно таращились. Судорога ломала жилистое тело, изгибая и вытягивая его в предсмертной корче.
- Грех... Грех... - заплакала старая Макуня, шагнула и, упав, поползла на четвереньках.
- Мамка! - закричала Раиса и, уронив с рук сына, кинулась к Косте, стала ловить ноги его и кричала: - Ма-амка!!! - потом к табурету - и снова к Косте и дико орала: - Ма-амка!!
На амбарной стене висели друг возле дружки четыре косы. Мартиновна, ухватив самую малую, задыхаясь, спеша, полезла по лестнице и с первого раза, с потягом, пересекла веревку над головою зятя.
Костя рухнул на асфальтовый пол. Раиса бросилась к нему, все так же крича: "Мамка!" А потом смолкла, упав на колени, приникла к груди мужа и слушала: колотится ли еще гулкое Костино сердце?