Телечеловек - Ференц Кашшаи

— Кто-нибудь здесь есть? — громко крикнул я, выбежав в коридор.

Впереди послышался чей-то говор; я бросился туда. За первым поворотом коридора я отчетливо расслышал голос «репродуцированного Бирминга»:

«В наши дни много говорят о войне…»

Я стал громко звать Нилла. Никто не откликался. И только уже почти дойдя до лестницы, я сообразил, что нужно немедленно объявить тревогу, вызвать по радиофону охрану. Но осуществить свое намерение я не успел: в следующий миг кто-то сзади нанес мне сильный удар по голове и я рухнул на пол, потеряв сознание.

Очнувшись, я не сразу сообразил, что со мной и где я. Вокруг кромешная тьма. И только через несколько секунд память начала восстанавливать подробности случившегося. Я взглянул на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали девять часов. Значит, я пролежал без сознания целых два часа!

К счастью, удар только оглушил меня. Поднявшись, я некоторое время стоял в нерешительности, не зная, что предпринять: то ли бежать на место происшествия и еще раз удостовериться во всем, то ли поднять на ноги охрану? Последнее казалось наиболее целесообразным, но сначала я решил еще раз позвонить Ниллу. Он по-прежнему не отвечал.

«Что же с ним случилось?» Я соединился с проходной.

— Добрый вечер. Говорит Бирминг. Вы не домните, когда ушел господин Керсен?

— Господин Керсен? — изумленно переспросил вахтер. — Но ведь господин Керсен вышел вместе с вами, господин профессор, около шести часов вечера.

— Вместе со мной? — Теперь наступила моя очередь изумляться. — Да, да… Извините, пожалуйста… я сегодня немного рассеян. Действительно, мы вместе с ним ушли… но потом я вернулся, забыл кое-что в лаборатории. Совсем было запамятовал…

— Разве господин профессор до сих пор в лаборатории?

— Разумеется.

— Вам звонила из театра госпожа Лиан. Я переключил ее на коммутатор клуба Бэклахэм.

— Клуба Бэклахэм?

— Так точно. Вы же сами, господин профессор, уходя, так распорядились. Помните, вы еще сказали, что к восьми вечера будете там вместе с господином Керсеном.

— Кто сказал? Я?!

— Да, господин профессор, я слышал это из ваших собственных уст.

— Из моих?..

— Не извольте сомневаться, я говорю вам истинную правду.

— Значит, и Керсен ушел в клуб?

— Так точно.

— Благодарю вас. Доброй ночи.

Я попытался собраться с мыслями. Итак, моя телеустановка продолжала действовать даже за пределами студии. Иначе дежурный вахтер нe мог бы «меня» видеть. Выходит, меня оглушил Нилл и он же похитил мой аппарат! Правда, в глубине души я пытался отбросить это нелепое подозрение. Но, увы, факты свидетельствовали явно не в пользу Нилла.

Поскольку я находился на государственной службе, на мне лежала вся ответственность за случившееся, тем более, что речь шла об изобретении особой важности. Тревога за судьбу открытия усугублялась негодованием на обидчика. Но еще больше меня взволновала внезапная догадка… Именно она и побудила меня в первый момент воздержаться от того, чтобы поднять тревогу и вызвать охрану.

Я решил пока ничего не предпринимать и прежде всего связаться с клубом Бэклахэм.

Знакомый приветливый голосок Дотти Скотт, заведующей секретариатом клуба, прервал меня на полуслове:

— Хелло, господин профессор! Что же вы бросили своего помощника?

Я остолбенел.

— Бедняга Керсен, его со всех сторон атаковали члены клуба. Он мужественно защищал вас, но его засыпали градом вопросов.

«Что же получается: Керсен в клубе… И защищает меня?!»

— Что там происходит, в клубе?

— О, значит, господин профессор не в курсе, вам даже не известно, какую оживленную дискуссию вызвала ваша лекция?

«О чем она? Неужели я перестад соображать? Выходит, после того удара; по голове у меня помутился разум?» (Впоследствии в своих интервью корреспондентам и в беседах с журналистами я частенько поддерживал версию о собственном помешательстве.)

— Дотти, заклинаю вас господом богом, не шутите со мной!

— Но помилуйте, господин профессор, — Дотти была явно обескуражена, — я вовсе не шучу.

— Послушайте, значит, Керсен в клубе?

— Конечно, какие тут могут быть сомнения?!

— Дотти, умоляю, задержите его.

— Полагаю, — игриво проговорила разом подобревшая Дотти, — что это не потребует от меня особых усилий.

— Послушайте, Дотти, это очень важно. Задержите его в клубе до моего прихода. Через десять минут постараюсь быть там.

С этими словами я повесил трубку. Вахтер проходной с нескрываемым изумлением уставился на меня, но, признаться, в тот момент я не придал этому никакого значения.

— В клуб Бэклахэм! — бросил я шоферу.

Машина свернула на широкую асфальтированную ленту бульварного кольца Бари, окаймленного яркими огнями фонарей и неоновых реклам. Ослепительный свет мигающих огней проникал в машину и то исчезал, то бил прямо в глаза; каждый сноп света, казалось, пронизывал вас насквозь, подобно тревожным мыслям, одолевающим человека.

Как понять все происшедшее? Может, в бессознательном состоянии я и впрямь отправился с Ниллом в клуб и читал там лекцию? А что если это был не я?.. Можно ли допустить, что в результате сильного потрясения я полностью потерял контроль над собой? Но если принять версию, что я был в клубе, каким же образом я очутился в коридоре, там, где меня сбили сильным ударом по голове? Нет, одно с другим совершенно не вяжется. Уж не схожу ли я с ума? Я стал лихорадочно припоминать труднейшие формулы, имена старинных знакомых, номера телефонов своих коллег и исторические даты, восстанавливать в памяти расплывчатые воспоминания детских лет… Все это мне удалось без особых усилий. Следовательно, совершенно невероятно, чтобы я не помнил событий, происшедших всего каких-нибудь два часа назад, когда «профессор Бирминг» читал свою лекцию в клубе.

Допустим, Нилл искал меня и, не найдя, отвез в клуб телевизионную установку, чтобы в порядке смелого эксперимента использовать ее для воспроизведения моей лекции. Но это слишком дерзкая и поистине «сенсационная» идея! К тому же установка в лучшем случае могла воспроизвести только вступительную часть лекции — ровно столько, сколько я успел передать в студии на ее запоминающее устройство.

Я опустил до отказа стекло автомобиля; в машину ворвался прохладный, чудесный воздух, какой обычно бывает после дождя. Я с жадностью вздохнул полной грудью. Дождь только что перестал. Мостовая сверкала влажным блеском. Казалось, будто неоновые огни реклам насмешливо подмигивают мне, как бы намекая, что кто-то, выдающий себя за профессора Бирминга, свободно разгуливает нынче вечером по улицам города.